Ознакомительная версия.
Армия, которой должен был командовать этот удивительный великан, была, как всегда, разнородной. Ее сильнейшей составляющей был внушительный отряд варяжской гвардии под предводительством почти легендарного Харальда Хардрады, вернувшегося из паломничества в Иерусалим; слабейшей — подразделение, состоящее из лангобардов и итальянцев из Апулии, которые не скрывали своего недовольства по поводу того, что их заставляют служить Византии. Основная масса войск Маниака состояла главным образом из греков и болгар. Для транспортировки армии использовался флот из галер под командованием некоего Стефана, бывшего конопатчика, заделывающего щели в кораблях и лодках, чья единственная заслуга состояла в том, что он много лет назад женился на сестре Орфанотропоса и в одно прекрасное утро проснулся зятем императора — это обстоятельство позволило ему быстро возвыситься и занимать ответственные посты, что намного превосходило его возможности.[6]
Армия не отправилась сразу на Сицилию, но сперва завернула в Салерно, чтобы просить поддержки у Гвемара. Молодой князь предоставил помощь с величайшей готовностью. В результате его действий политическая обстановка в Италии стала непривычно стабильной и толпы нормандских авантюристов, надоедливых, хищных и совершенно беспринципных, ищущих приключений и не желавших жить мирной жизнью, стали для него большой помехой. Гвемар, конечно, оставил при себе графа Аверсы и его самых верных последователей, на тот случаи, если понадобится их помощь; но три сотни самых молодых и своевольных получили приказ отправиться в Сицилию и, подбадриваемые обещанием большого вознаграждения, погрузились вместе с итальянцами и лангобардами на корабли Стефана. Среди них были и Отвили.
Остров Сицилия — самый большой в Средиземном море. На протяжении веков он постоянно оказывался и самым несчастным. Перевалочный пункт по пути из Европы в Африку, ворота между Востоком и Западом, между латинским и греческим миром, одновременно крепость, наблюдательный пункт и расчетная палата, он был лакомым куском для всех великих держав, которые в разные времена стремились к господству в Центральном Средиземноморье. Сицилия принадлежала всем им по очереди — и по сути не принадлежала никому; множество самых разных завоевателей, мешая формированию собственной национальной индивидуальности у жителей острова, наделили эту землю таким калейдоскопическим наследием, что никакая ассимиляция стала невозможна. Даже сейчас, несмотря на красоту пейзажей, плодородие полей и постоянно благоприятный климат, там ощущается нечто мрачное, давящее — некая подспудная горечь, которую можно отнести на счет бедности, влияния церкви или власти, мафии; но реально то, другое и третье являются ее проявлениями, но не причиной. Эта горечь порождена долгим неудачным опытом, памятью об утраченных возможностях и невыполненных обещаниях; такова, может быть, горечь красивой женщины, которую слишком часто насиловали и предавали, так что она не годится теперь для брака по любви. Финикийцы, греки, карфагеняне, римляне, готы, византийцы, арабы, нормандцы, немцы, испанцы, французы — все оставили здесь свои следы. Ныне, через сто лет после того, как она обрела свой дом в Италии, Сицилия, наверное, стала счастливей, чем была в течение многих веков; но хотя она не кажется более брошенной, она по-прежнему одинока и ей недостает осознания себя, которое она никак не может обрести.
Греки впервые достигли Сицилии в VIII в. до н. э. Потеснив местных жителей и финикийцев, устроивших на острове несколько своих торговых баз, они привезли вино и оливы, и остров скоро превратился в процветающую колонию, в один из важных центров просвещенного греческого мира: здесь родился поэт Стесихор Гимерийский, которого боги поразили слепотой за то, что он оскорбительно отзывался о Елене Троянской, и философ Эмпидокл Агригентский, который написал ученый труд о переселении душ и, уже почти пройдя долгое и утомительное ученичество в качестве куста, внезапно оставил свое смертное тело ради высших целей, когда утром 440 г. другие научные исследования завели его слишком далеко в кратер Этны. Но золотой век длился недолго. Пелопоннесская война и знаменитая афинская военная экспедиция подготовили почву для первого вторжения карфагенян, которые, вместе с различными греческими тиранами (из которых самый знаменитый — Дионисий Сиракузский) вплоть до III в. до н. э. использовали остров как военный плацдарм. Наконец, в 241 г. после Первой Пунической войны залитая кровью Сицилия сделалась римской провинцией.
В эпоху Республики Сицилия не могла ждать от римлян ничего хорошего. Ужасный комплекс неполноценности, который они испытывали, когда соприкасались с греческой культурой, заставлял их безжалостно разорять и жестоко эксплуатировать захваченные греческие земли. Несколько греческих городов смогли сохранить свою независимость, но на большей части острова обнаженные рабы трудились на полях, сея и собирая зерно для Рима. Время от времени серьезный мятеж рабов или скандал, подобный делу о взяточничестве Верреса, о котором нам известно из обличений Цицерона, привлекал ненадолго внимание к бедственному положению острова, но по большей части Сицилия переносила свои страдания молча. В период империи ситуация немного улучшилась; Адриан, этот неутомимый путешественник, посетил Сицилию в 126 г. н. э. и взобрался на Этну, но и тогда острову отводилась всего лишь роль главной житницы Рима. Соответственно к нему и относились. Никто не пытался принести на остров римскую цивилизацию, и, невзирая на некоторое количество латиноговорящих поселенцев, Сицилия оставалась в основном греческой по языку и обычаям.
К середине V столетия Римская империя на Западе оказалась на краю гибели, и все больше и больше провинций и колоний выскальзывало из ее хватки. В 440 г. н. э. Сицилия пала перед вандалами, которые вскоре передали ее по договору остготам, и некоторое время на острове хозяйничали готские вожди. К сицилийцам они относились неплохо, но те постоянно негодовали на то, что вынуждены подчиняться варварам. Жители острова с восторгом приветствовали «освободительное» войско Юстиниана. Готы отступили без сопротивления повсюду, за исключением Панорма — нынешнее Палермо, — который тогда был всего лишь маленьким второсортным портом.[7] Здесь готский правитель попытался держать оборону; но Велизар, самый блестящий из генералов Юстиниана, приказал византийскому флоту войти в гавань и стать на рейд так близко к берегу, чтобы мачты кораблей возвышались над городскими стенами. Затем он велел воинам сесть в шлюпки и поднял их на реи, так что византийцы могли оттуда стрелять по защитникам города. Готы сдались.
Сицилия вновь стала имперской провинцией. Одно время она едва не превратилась в нечто большее. В середине VII в. византийский император Констанций II, справедливо беспокоясь о будущем своих западных провинций в условиях бурного распространения ислама, принял радикальное решение — сдвинуть центр империи на запад и, соответственно, перенести столицу. Первым в голову приходил, очевидно, Рим. Но после огорчительного двенадцатидневного визита туда в 663 г. — Констанций был первым императором за почти триста лет, посетившим Мать Городов, — он переменил свое мнение и остановил свой выбор на более «греческих» по атмосфере Сиракузах. Очень заманчиво попытаться представить себе, как развивалась бы история Европы, если бы столица Византийской империи осталась на Сицилии; но придворные не могли смириться с подобной переменой, и пять лет спустя один из них, обезумев от тоски, напал на императора в ванне и убил его мыльницей. К тому времени арабы обратили свои помыслы к Малой Азии и самому Константинополю, так что сыну и наследнику Констанция Константину IV Бородатому не оставалось ничего другого, кроме как вернуться на Босфор. Сицилию снова оставили в покое.
Жизнь на острове текла более-менее спокойно в продолжение VIII столетия; в этот период Сицилия, как и Калабрия, стала прибежищем для изгнанников, бежавших от эксцессов иконоборчества в Константинополе, но в IX в. мирному существованию пришел конец. Мусульмане ждали достаточно долго. Они к тому времени захватили все североафриканское побережье и тревожили остров неожиданными набегами. В 827 г. они использовали свой шанс захватить Сицилию. Византийский правитель Сицилии, по имени Ефим, был смещен со своего поста после неподобающего приключения с местной монахиней. Он в ответ взбунтовался, провозгласил себя императором и призвал на помощь арабов. Они высадились, быстро закрепились на острове, не обращая внимания на Ефима (который все равно вскоре был убит), а через три года взяли приступом Палермо, объявив город своей столицей. Последующее их продвижение происходило очень постепенно: Мессина пала в 843 г., а Сиракузы только в 878-м, после долгой и трудной осады, в течение которой защитники дошли до каннибализма. Но после этого византийцы признали поражение. Несколько крепостей в восточной части острова держались немного дольше: последняя, Рометта, просуществовала до середины X в. — но в том июне, когда знамя пророка взвилось над Сиракузами, Сицилия стала, по существу, частью мусульманского мира.
Ознакомительная версия.
