Два крючка в сочетании с личными свойствами Вышинского дают Сталину полную уверенность в том, что на этого человека он может полностью положиться. Воспоминания о бакинской стряпне жены Вышинского делают эту уверенность сладкой. Сам Вышинский, встретившись со Сталиным в Москве в 1920-м, ни словом не обмолвится об общем прошлом в Баиловской тюрьме. Он обращается к Сталину на "вы". Вышинский получит от Сталина не меньше, чем Сталин от Вышинского.
Процесс о так называемом троцкистско-зиновьевском центре завершается расстрелом Зиновьева, Каменева и еще четырнадцати, проходивших по этому делу. Это первый расстрел высокопоставленных партийных функционеров-участников октябрьского переворота 1917 года. Вероятно, в это время Сталин вообще теряет интерес к идее руководящей роли партии и самой партии как таковой. Партии ему не нужна. Партийных руководителей легко заменить, и они уже заменяются на бюрократию. Кроме того, если списать все последствия бессмысленной экономической политики на партийное руководство, это выведет его, Сталина, из зоны ответственности. Эти рациональные соображения хорошо сочетаются с его параноидальными настроениями.
Террор 1937–1938 годов вычистит партийные кадры на всех уровнях. Газетные публикации перед началом террора выстроены так, чтобы разжечь и выплеснуть наружу всю затаенную ненависть населения к партийной верхушке, обладавшей материальными привилегиями. Сталин, который все предыдущие годы культивировал фактический подкуп партийной верхушки, разворачивается на 180 градусов. Газеты пишут, что руководители на местах создают собственный культ личности, запугивают подчиненных, используют госсредства для роскошной жизни.
Вышинский на московских процессах по делам партийной, советской и военной верхушки создает ощущение, что перед сталинским законом все равны.
В 1937-м по всей стране пойдет пьеса под названием "Очная ставка". Пьеса написана в соавторстве — братья Тур и Лев Шейнин. На сценах страны — те же допросы, что и в жизни. Это драматургия из первых рук. Соавтор пьесы Лев Шейнин — следователь по особо важным делам прокуратуры РСФСР, а потом СССР. В ноябре 1936-го, после первого московского процесса, ему тридцать и он возглавляет следственный отдел прокуратуры. Кроме того, он пописывает. Вхож в высшие писательские, артистические и спортивные круги. Вышинский его крайне ценит и даже находит возможность упомянуть в своих речах о его участии в допросах. Когда в 1951-м Шейнина арестуют, Вышинский палец о палец не ударит, чтобы ему помочь.
В команде Вышинского к началу больших процессов — Василий Ульрих. Он бессменный председатель Военной коллегии Верховного суда в течение двадцати лет, депутат Верховного Совета, орденоносец. В 30-40-е годы отправил на смерть многие тысячи людей. Никогда не имел квартиры, жил в номере гостиницы "Метрополь". Под конец жизни приводил туда проституток и, налившись, рассказывал им о расстрелах, на которых присутствовал. Иногда он приводил приговоры в исполнение лично.
Свою обвинительную речь на первом большом политическом процессе по делу Зиновьева и Каменева Вышинский заканчивает словами: "Взбесившихся собак я требую расстрелять — всех до единого", Лексика Вышинского подхвачена, она входит в газетный и разговорный язык. Бухарин в письме Вышинскому пишет: "Что расстреляли собак — страшно рад". Бухарин так же, как и Каменев и Зиновьев, из рядов ленинской партийной гвардии. Его имя было упомянуто на процессе. Именно это обстоятельство заставляет его судорожно писать Сталину, членам Политбюро и Вышинскому.
Н. И. Бухарин и И. В. Сталин
Из компании Зиновьева, Каменева, Бухарина и Карл Радек, публицист, "золотое перо партии". Карл Радек еще до обвинительной речи Вышинского требует "уплаты головой от троцкистско-зиновьевской банды". Георгий Пятаков также из компании Каменева, Зиновьева, Бухарина, Радека. Первый замнаркома тяжелой промышленности СССР Георгий Пятаков призывает: "Зиновьева, Каменева, всю банду презренных убийц уничтожать, уничтожать как падаль. Хорошо, что ее можно уничтожить. Честь и слава работникам НКВД".
Вышинский отлично знает о призывах Радека и Пятакова. Но они не знают, какой у Вышинского для них сюрприз. Перед тем как начать свою обвинительную речь на процессе Зиновьева-Каменева, Вышинский публично заявляет, что на основании показаний Зиновьева и Каменева возбуждено дело и начато следствие против Радека, Пятакова, Томского, Серебрякова, Сокольникова, Бухарина, Рыкова Они обвиняются в подготовке свержения советской власти, восстановления капитализма путем вредительской, диверсионной, шпионской и террористической деятельности. Работают под руководством Троцкого. Троцкий, по утверждению следствия, лично находится в контакте с ближайшим сподвижником Гитлера Рудольфом Гессом.
10 сентября 1936-го в газетах появляется заявление Вышинского: следствие по делу Бухарина и Рыкова прекращено ввиду отсутствия доказательств их участия в антисоветском троцкистском центре. Все остальные подозреваемые арестованы. Михаил Томский, многолетний член ЦК и Политбюро, член партии с 1904 года, успел застрелиться до ареста. Михаил Томский и покончивший самоубийством начальник политуправления РККА Ян Гамарник — два человека в высшем советском руководстве, которые, расставшись с жизнью по собственной воле, смогли избежать физических пыток, публичных издевательств, человеческого и мужского унижения. В рамках дела о так называемом антисоветском троцкистском центре Карл Радек арестован в последнюю очередь.
Отношения арестованного Радека и прокурора СССР Вышинского складываются своеобразно. Радек оказывает Вышинскому постоянное содействие. Вышинский захаживает в тюремную камеру к Радеку. Они вместе пишут сценарий процесса и тексты ролей его участников. Высокопоставленный советский работник Георгий Пятаков в надежде спасти собственную жизнь пишет письмо Сталину. Пятаков просит Сталина в обмен на жизнь дать ему возможность лично расстрелять всех, кого приговорят к смертной казни. В том числе он готов расстрелять свою жену.
Все последние месяцы 1936 года обвиняемые по делу об антисоветском троцкистском центре находятся в полном распоряжении у следователей НКВД. НКВД руководит новый человек. Через месяц после расстрела Каменева и Зиновьева Сталин из Сочи направил телеграмму с указанием снять с НКВД Генриха Ягоду, который 13 лет находился на руководящих должностях в ВЧК-ОГПУ-НКВД. Сталин заменяет его на секретаря ЦК ВКП(б) и председателя Комитета партийного контроля Николая Ежова. В НКВД подследственных пытают и шантажируют. Вышинский осуществляет прокурорский надзор над следствием. Он встречается с подследственными в НКВД. Лично грозит расстрелом, уничтожением семьи и новыми пытками. Результат — все подследственные готовы дать на публичном процессе любые признательные показания. Тандем Ежов-Вышинский, созданный Сталиным, работает безукоризненно.
В разгар следствия Вышинский отнимает у еще не расстрелянного обвиняемого Серебрякова дачу на Николиной горе под Москвой. Хозурравление прокуратуры СССР немедленно берет дачу на свой баланс и в авральном порядке осуществляет ремонт дома для своего шефа.
Вышинскому принадлежит идея привлечь адвокатов к участию в политическом шоу. Избранные Вышинским адвокаты действительно первоклассные юристы. Но предложение, которое им делает Вышинский, таково, что они не в силах отказаться. Отказ подобен смертному приговору. Адвокаты готовятся к процессу исключительно по тексту обвинительного заключения. Фрагмент из адвокатской речи: "Товарищи судьи, защитник — это прежде всего сын своей Родины, он гражданин великого Советского Союза. И чувство великого возмущения, гнева и ужаса, которое охватывает сейчас всю нашу страну от мала до велика, чувство, которое так ярко отразил в своей речи прокурор, это чувство не может быть чуждо и защитникам". Вышинский подхватывает слова адвоката: "Я обвиняю не один! Я обвиняю вместе со всем нашим народом, обвиняю тягчайших преступников, достойных одной только меры наказания — расстрела, смерти!" Далее стенограмма процесса фиксирует: "Долго не смолкающие аплодисменты всего зала". Действительно, слаженная работа прокурора, подсудимых, адвокатов и судей не может не произвести сильнейшего впечатления на присутствующих в зале. В зале присутствуют представители дипломатического корпуса, иностранные и советские журналисты, советская литературная элита. От западной литературы — писатели Лион Фейхтвангер и Мартин Андерсен Нексе.
Н. И. Ежов
Публичность процесса в равной степени рассчитана на советское население и на западную аудиторию. Отношение Запада к тому, что происходит в СССР, наглядно передает реакция Англии. В день казни Зиновьева и Каменева собирается на совещание Комитет по иностранным делам английского кабинета министров. Но обсуждают не Каменева и Зиновьева. Только что получена шифрограмма от британского посла в Москве лорда Чилстона. Он сообщает об аресте Сокольникова. Сокольников в прошлом посол СССР в Великобритании. "Мы не можем оставить в беде мистера Сокольникова, — заявляет член Комитета по иностранным делам Эштон Гваткин, — наш посол должен обратиться к советскому правительству с просьбой не ухудшать советско-британские отношения. Высшая мера для мистера Сокольникова может омрачить эти отношения и произведет ужасающее впечатление на английскую публику". После продолжительного обсуждения возникшей проблемы члены Комитета единодушно соглашаются с министром иностранных дел Энтони Иденом. Иден полагает, что нет смысла защищать Сокольникова. Во-первых, это внутреннее дело Советского Союза — кого казнить, а кого миловать. Во-вторых, это все равно бесполезно. Сталин сделает то, чего хочет.
