Когда осталось доделать только самую верхушку крыши, я принес на берег озера несколько ярко-алых шерстяных нитей и разбросал возле того места, где печники добывали глину. Немного времени спустя я подошел к заливу и с величайшей радостью увидел, что печники уже собрали мои нитки. Потрясающее зрелище: маленькие буроватые птички с ярко-алыми усами! Они вмонтировали шерсть в верхушку гнезда, и я уверен, такое гнездо, увенчанное чем-то вроде приспущенного красного вымпела, было единственным во всей пампе.
Птицу-печника можно назвать мастером-строителем: ведь его гнездо можно разбить только молотком, да еще не с одного удара. Некоторые голуби бросаются в другую крайность: они не имеют ни малейшего понятия о том, что такое приличное гнездо. Четыре-пять прутиков, как попало приткнутых на ветке, кажутся среднему голубю сверхсложным архитектурным сооружением. На эти ненадежные помостики и откладываются яйца - обычно не более двух. Стоит ветру повеять в кроне, как дурацкое гнездышко начинает трястись и качаться того и гляди, яйца вывалятся на землю. Как голубиной паре удается вырастить хотя бы одного птенчика, до сих пор не пойму.
Я прекрасно знал, что голуби - никудышные, бестолковые строители, но о том, что их гнезда могут оказаться опасными для натуралиста, не догадывался. В Аргентине мне пришлось это испытать на собственном опыте. Я набрел на небольшой лесок на берегу реки в окрестностях Буэнос-Айреса. Все деревья, высотой не больше тридцати футов, были так густо усеяны голубиными гнездами, что образовалась настоящая колония. На каждом дереве было по тридцать, а то и по сорок гнезд. Проходя под деревьями, я видел сквозь небрежно набросанные ветки то толстое брюшко птенца, то поблескивающую скорлупу яиц. Гнезда казались такими непрочными, что мне хотелось идти на цыпочках - как бы ненароком не нарушить своими шагами и без того ненадежное равновесие.
В глубине леска я увидел дерево, отягощенное массой гнезд, но по неизвестной причине покинутое голубями. На самой верхушке дерева заметил кучу веток и листвы: бесспорно, это было чье-то гнездо, и явно не голубиное. Я подумал - а не хозяин ли сего безобразного нагромождения ветвей распугал голубей? Решил влезть на дерево и взглянуть, дома ли хозяин. К несчастью, я осознал свою ошибку, когда взмостился уже достаточно высоко: за малым исключением, во всех гнездах на дереве остались брошенные яйца, и каждое мое движение обрушивало мне на голову целый водопад из голубиных яиц - они разбивались, оставляя на куртке и брюках подтеки желтка и кусочки битой скорлупы.
Я бы к этому в общем притерпелся, если бы не то, что яйца успели основательно протухнуть, и когда я, обливаясь потом, добрался до верхушки, то благоухал, как дубильная мастерская и сточная канава, вместе взятые. Мало того - перенесенные страдания оказались напрасными: обитателя в гнезде не было. Мое восхождение ничего мне не принесло, кроме обильного орошения тухлыми яйцами, отчего я так благоухал, что мне мог позавидовать даже скунс. Я проделал весь трудный путь в обратном направлении, мечтая добраться до земли и закурить наконец сигарету: может быть, она заглушит несусветную вонь. Земля под деревом оказалась густо усеянной битыми яйцами, между которыми кое-где были с несомненным художественным вкусом разбросаны полуразложившиеся трупики голубиных птенцов. Я выскочил на открытое место со всей доступной мне резвостью; облегченно вздохнув, уселся поудобнее и полез в карман за сигаретами. С раскисшей пачки капало содержимое яйца. Пока я карабкался наверх, какое-то шальное яйцо неведомо как закатилось ко мне в карман и разбилось. Пропали мои сигареты! Пришлось идти целых две мили без единой сигареты, вдыхая густую вонь тухлых яиц, а выглядел я так, словно принимал участие в конкурсе на приготовление омлетов и провалился. С тех пор, признаться, я недолюбливаю голубей.
Млекопитающие в целом не могут сравниться с птицами по части строительства, хотя и среди них встречаются истинные мастера.
К примеру, барсук строит очень сложное жилище, и порой его нору достраивают следующие поколения. Со временем она становится похожа на сложнейшую систему подземных галерей, переходов, тупичков, спален, детских и столовых.
Другой мастер строительного дела - бобр, возводящий свою хатку наполовину в воде, наполовину под водой. Его толстостенное сооружение из скрепленных глиной сучьев имеет "подземный" ход. Он может входить и выходить из гнезда даже зимой, когда озеро покрыто льдом. Бобры умеют рыть каналы и сплавляют по ним к озеру деревья, которые валят далеко от берега - для пропитания или на починку плотин. Плотины - настоящие архитектурные шедевры. Эти массивные сооружения из глины и скрепленных в сплошную массу древесных стволов простираются порой на многие сотни метров. Малейшую пробоину в плотине бобры поспешно заделывают, опасаясь, что вода уйдет, оставив открытыми входы в их хатки, куда могут проникнуть хищники. Все эти хатки, каналы, плотины заставляют думать, что бобры - необычайно смышленые и рассудительные существа. Должен вас разочаровать: к сожалению, это вовсе не так. Судя по всему, потребность строить у них настолько сильна, что ни один уважающий себя бобр не может с ней бороться, даже когда в строительстве нет никакой надобности: в вольере с большим бетонированным бассейном они методично и старательно воздвигают плотину поперек "озера", чтобы удержать в нем воду. Но самые непревзойденные строители, несомненно, насекомые; достаточно взглянуть на соты обыкновенной пчелы с их изумительной красотой и геометрической правильностью. Насекомые создают самые удивительные жилища из великого множества строительных материалов - дерева, бумаги, воска, глины, шелка, песка, богатство архитектурных стилей также поразительно.
В Греции, где прошло мое детство, я, бывало, часами бродил по берегу, разыскивая гнезда пауков-немезий. Эти гнезда - наиболее поразительные и прекрасные из всех шедевров архитектуры. Сам паук с расправленными лапками уместится на двухшиллинговой монете, и кажется, что он покрыт блестящей шоколадной глазурью. У него крепко сбитое тельце и сравнительно короткие лапы; с первого взгляда вы ни за что не признаете в нем мастера тончайшей, филигранной работы. Однако неуклюжие на вид пауки копают в прибрежной земле норы глубиной около шести дюймов, диаметром с шиллинг. Норки тщательно выстилаются паутиной и после окончательной отделки выглядят как туннели из чистого шелка. Но самая главная достопримечательность всего сооружения шарнирная крышечка, "откидная дверца" норки. Она круглая, с аккуратно скошенным краем и плотно прилегает к краю норки. "Дверца" держится на шелковой "пружинке", а снаружи замаскирована кусочками мха или лишайника, поэтому закрытая норка абсолютно незаметна на земле. Если хозяина нет дома, и вы откинете крышечку, то увидите на ее шелковой обивке аккуратные черные точечки. Это, так сказать, ручки, в которые паучиха запускает коготки, чтобы накрепко запереть дверь от непрошеных гостей. Единственное существо, которое не придет в восторг от красоты дворца немезии, - это самец-паук: когда он, приподняв откидную дверцу, входит в шелковый туннель, для него этот дом становится не только свадебным чертогом, но и гробницей. Проникнув в темную глубину и совершив свою миссию, бедняга обречен на съедение.
Впервые я наблюдал за животными-строителями, когда мне было лет десять. Я тогда страстно увлекался жизнью пресных вод и все свободное время бродил по мелким прудам и ручейкам, вылавливая сачком массу всякой мелкой живности и расселяя ее по банкам из-под варенья в своей комнате. В одной из банок у меня жили многочисленные личинки ручейников. Эти занятные, похожие на гусениц существа окутывают себя шелковистым чехлом вроде кокона, открытого с одной стороны, а снаружи покрывают его разным подручным материалом, который, как они полагают, наилучшим образом подходит для камуфляжа. Мои ручейники выглядели скучными замарашками - я выловил их из довольно грязной лужи. Их домики были облицованы снаружи убогими клочками мертвых водорослей.
Но меня уверяли, что, если я выгоню ручейников из их чехлов и посажу в банку с чистой водой, они спрядут себе новые чехлики и украсят их любым материалом, который им подложат. Я не очень-то этому верил, но решил провести эксперимент. Взял четырех личинок ручейника и вытурил возмущенно извивающихся хозяев из их домиков. Затем я поместил их в банку с чистой водой и бросил на дно горсть крохотных выцветших морских ракушек. Я был поражен и восхищен, когда личинки поступили точно так, как предсказывал мой друг, и выстроили себе домики, похожие на филигранные игрушки из морских ракушек.
Я пришел в неописуемый восторг и, признаюсь, заставил несчастных личинок потрудиться. Я снова и снова вынуждал их строить домики, облицованные все более и более невероятными материалами. Вершиной моих достижений стало вот какое открытие: если личинок пересадить в новую банку с другим дном, когда их кокон еще не закончен, можно заставить их строить домик с полосатым покрытием! Я получил довольно странное сочетание. Одна личинка, например, жила в домике, наполовину облицованном великолепными морскими ракушками, а наполовину - кусочками угля. Но самых сногсшибательных результатов я добился, заставив трех личинок украсить свои домики кусочками голубого стекла, красного кирпича и белыми ракушками. Мало того, эти цвета были расположены полосами - признаюсь, довольно неровными, - но как-никак это были отчетливые полосы!
