Многое дала тогда тюркскому народу степь, многому его научила…
Но, конечно, не забывались и старые алтайские традиции. Новое лишь прирастало к старому. Горы по-прежнему жили в сердцах людей, являлись им во сне. И получалось нечто странное: вырастали новые поколения тюрков, в жизни не видевшие гор, но почитавшие их. Они знали о горах лишь понаслышке.
В результате в степи возникло еще одно удивительное явление тюркской культуры — курганы, рукотворные копии гор. Они — зримое продолжение алтайских традиций. Еще один знак присутствия тюрков на планете Земля!
Курган отсыпали на месте захоронения хана или знаменитого полководца. Он был священным. Около него степняки-кипчаки чтили усопшего, молились Тенгри. Обряд вели строго по завету предков, которые тоже молились у священных гор. У себя в степи кипчаки все делали вроде бы так, и уже не так.
…Изучая курганы, археологи пришли к неожиданному открытию. Степные курганы, оказывается, строили! Не отсыпали, а именно строили. Они — инженерное творение, способное поведать о многом.
Поначалу степняки хоронили так же, как на Алтае… Но в степи другая природа, поэтому и обряд погребения должен был стать другим.
Умерших соплеменников древние алтайцы чаще предавали не земле, а небесам. Свершалось таинство, которое могло быть только у жителей гор. Ведь в скалистых горах или в вечной мерзлоте вырыть могилу порой просто не возможно.
Покойника, завернутого в белую ткань, алтайцы выносили на священное место. И оставляли там, на высокой каменной площадке. Неподалеку разжигали костер из сухих веток, пропитанных жиром. Столб дыма привлекал пернатых хищников, которые слетались с окрестных гор на поминальный пир…
На прощальном камне оставались лишь бурые пятна и кости.
Какой же глубокий смысл был у этого обряда «погребения». В нем целое философское учение. Тюрки считали, что смерть есть рождение новой жизни. Потому что душа человека бессмертна, после смерти она не умирает, а переселяется в другого человека или в животное. Стало быть, тело умершего приносили в дар этой новой, нарождающейся жизни.
В иных случаях древние алтайцы тело умершего предавали земле, обычно на вершине горы… При этом в земле из бревен строили небольшой сруб, некий «дом» покойника. Такие захоронения археологи называют «срубными».
Могильные срубы — прародители гробов, в них ныне хоронят едва ли не у всех европейских народов.
…Так было на Алтае. Но в степи иная природа. Поэтому тела покойников стали предавать только земле. Для знати строили погребальные срубы, отсыпали курганы, на вершину которых ставили памятник, похожий на древний прощальный камень для пиршества хищных птиц.
Рубленная из бревен комната помещалась внутри кургана, здесь лежало тело усопшего, рядом — еда, оружие, различные предметы, убитые конь и рабы. Сюда, в погребальную комнату, вел сверху подземный ход, по нему спускались священнослужители. Подземный ход был далеко не во всех курганах, а лишь там, где покоились мощи особо отличившихся людей. Иначе говоря, святых!
С курганами тюркские земли сразу преобразились. Сделались заметными. Истинно тюркскими! Ведь слово «курган» у соседних народов в старину имело значение «граница». Люди знали, где курганы, там — тюрки. Значит, чужая земля.
…И это далеко не все, что поведали археологам степные курганы. Оказывается, они служили ориентирами, приметными издалека, поэтому их строили вдоль дорог. Это тоже стало традицией, и поныне степные кладбища размещают около «столбовой» дороги.
Однако самое неожиданное назначение кургана открылось к III веку. Прежде такого не было. Курган для степняка стал храмом под открытым небом. Как прежде священные горы. Перед входом в курган делали площадку, ее назвали «харам». Здесь запрещалось разговаривать, можно было только молиться. А на вершине кургана вместо прежнего памятника строили из кирпичей что-то похожее на шатер.
Что это было? Зачем? Возможно, именно так люди придавали ритуальной постройке очертание священной горы Кайласа. Может быть причина иная.
А если эта догадка верна, то тогда понятно, почему к IV веку в степи появились первые храмы. Именно храмы, где хранили святые мощи и около которых молились. Кипчаки их называли «килиса», то есть «церковь» (от слова «Кайласа»)…
Шатровый стиль повторял собой контуры священной горы, он утвердился в храмовой архитектуре именно тогда. Это была очередная новая примета тюркской духовной культуры!
Свои храмы кипчаки с тех пор ставили только на высоком месте. Будто на кургане. Или — на могилах выдающихся людей.
Вот, оказывается, как много тайн хранят обыкновенные степные курганы. Эти вроде бы насыпанные горы земли.
…Великое переселение народов явно было не движением голодных и оборванных орд, как это видится иным ученым. То было продвижение и развитие культуры Великого Алтая на территории Евразии. Тюрки делали шаг к сближению Востока и Запада, совершая подвиг титанов. Само по себе это, бесспорно, выдающееся историческое событие. Иначе говоря, создавая свое новое государство, они как бы соединяли разрозненный древний мир воедино. Так появилась Евразия (отсюда — евразийство).
Пять поколений, пять жизней прошло, прежде чем кипчаки подошли к Кавказу, к границам Римской империи. Сделал это хан Акташ. Он первым увидел Запад.
Конница вышла на берег реки неожиданно… И заворожено остановилась. Такой многоводной реки степняки давно не видели. Ее назвали Идель (Волга). Разбили, как обычно, лагерь на берегу, отправили разведку.
Долго ли, коротко ли, но разведка донесла о людях, живших здесь и говоривших на непонятном языке… Так (а может быть, совсем не так) «встретились» Восток и Запад — тюрки с жителями Европы.
Кто были они, эти европейцы? С уверенностью сегодня сказать невозможно.
Идель тогда впадала в Каспийское море совсем не там, где ныне Волга. Километров на триста южнее. Река, делая широкую петлю, вторгалась в кавказские степи, близко подходила к горам Кавказа. А кто жил на берегах в том месте, к которому вышли тюрки, — неизвестно.
Старое русло Идели сохранилось, но памятники той поры — нет (время, как известно, не щадит даже камни). Многое погибло. Хотя материал для изучения есть.
Например, древние города… Правда, о них многого теперь и не узнаешь. Они словно растеклись по земле, растворились в грязи. Ведь их строили из глины, смешанной с соломой. Из самана. Дома получались теплыми, но не долговечными. От дождей, от морозов глина размывалась. Лишь кирпичные фундаменты уцелели. По ним археологи и узнали строителей — тюрки… Только они оставляли подобные следы в степи.
Остается лишь удивляться, как же много может поведать пытливому археологу обыкновенный кирпич, эта глина, обожженная в печи. Например, о мерах длины, которые были у тюрков, узнали именно по кирпичам. Выяснилось, что зодчие использовали несколько единиц измерения. Аршин и сажень служили им еще на Алтае. А вот главной меркой всегда оставался сам кирпич, его длина.
Свои кирпичи тюркские мастера делали строго заданного размера — 26–27 см длиной, 5–6 см толщиной. Не больше, не меньше. Половина длины есть ширина, она как раз умещалась на ладони мужчины. Все было очень практично.
Из таких кирпичей построены тысячи зданий от Байкала до Западной Европы — во всей степи. На каждом кирпиче стояла тамга (фирменный знак) строителя. Не спутать.
Бывали и квадратные кирпичи. Но и они были всюду одинаковыми: тоже 26–27 см. Семь с половиной кирпичей — это одна сажень (с учетом толщины раствора, разумеется)… Мера длины. В одной сажени три аршина.
Вот так, — с измерений! — начиналась тюркская архитектура. Строители явно имели перед глазами проект, потому что здания получались красивыми, аккуратными, строгими. Без проекта, без расчетов таких не построить.
Немало следов древних зданий археологи нашли в бассейне Волги (Идели), на Урале, на Алтае, в Казахстане, в Дагестане, на Дону, на Украине, в Центральной Европе.
Хорошо сохранились в степи и другие памятники Великого переселения тюрков. Совсем неожиданные. Их и памятниками-то назвать трудно, это придорожные камни. На каждом высечен рисунок оленя, поэтому археологи их назвали «оленными».
Солнечный олень (или правильнее елень) — еще один знак Тенгри, а значит, знак тюркской духовной культуры. Он отмечен задолго до появления у тюрков креста.
Оленные камни служили путникам настоящим справочным бюро. На них, приметных издалека, выбивали рисунки и тексты, которые помогали ориентироваться в незнакомой местности.
«Пойдешь направо — встретишь дворец, пойдешь налево — ничего не найдешь…» Нет, эти слова не из сказки, а с придорожного камня. Они и есть та самая справка. Но справка, которую прочтет не всякий. А только свой! Знающий руническую письменность. И добрую тюркскую традицию помогать путникам.
