Некогда модная версия об исчезнувшем континенте стала серьезным препятствием на пути научного решения проблемы происхождения американских индейцев. К началу нашего столетия археологи все еще искали ответ на вопрос о появлении человека в Западном полушарии. Некоторые ученые заходили в своих предположениях так далеко, что искали предков индейцев среди обитателей Европы, проникших в Америку через Исландию и Гренландию. Другие объявляли их прямыми потомками норвежцев и викингов. Но поскольку общая картина развития аборигенных культур все более и более прояснялась, ученые, чья любознательность не была утолена взлетами фантазии, постепенно начали пересматривать основные положения американской археологии. В итоге своих исследований Джон Ллойд Стефенс пришел к заключению, что развалины, которые он открыл,— это остатки великих туземных цивилизаций, появившихся самостоятельно как выражение народного таланта, а не под влиянием каких-либо известных уже достижений подобного рода. Стефенс категорически отрицал внешние истоки происхождения цивилизации майя. «Я не считаю их циклопами,— писал он,— а их сооружения непохожи на постройки греков или римлян; в Европе нет ничего подобного». В Азии Стефенс также не находит убедительных аналогий. Он подчеркивает, что в Центральной Америке полностью отсутствуют искусственно созданные пещеры и высеченные в скалах храмы, типичные для древнеиндийской архитектуры. Он считает также, что между индийской скульптурой и скульптурой создателей Копана и Паленке существует лишь внешнее сходство. Египет давал гораздо больше возможностей для всякого рода измышлений. Огромное значение придавалось тому факту, что возведение пирамид свойственно и Египту, и Центральной Америке; факту, который для многих ученых служил доказательством культурных связей между этими странами. Возражения Стефенса на этот счет основывались на следующем: «Пирамидальная форма,— писал он,— привлекает к себе внимание строителя любой страны, как простейший и наиболее надежный вид высокой постройки на прочном фундаменте.
Следовательно, ее нельзя рассматривать в качестве доказательства единого источника происхождения всех тех народов, на родине которых найдены сооружения подобного типа, если только это сходство не проявляется в наиболее специфических чертах пирамид». Он обращал внимание на то, что египетские пирамиды однотипны по внешней конструкции. Они предназначались исключительно для погребений. Американские же — разнообразны по форме и декоративной отделке. Они поддерживали на своих плоских вершинах храмы и святилища. Кроме того, колонны — «отличительная черта египетской архитектуры» — не встречаются среди исследованных им развалин. Не было там и дромосов — длинных ходов, ведущих к гробнице, и портиков, или преддверий египетских храмов. Существовали заметные различия и в методах строительства: мелкие камни, примененные при строительстве Копана и близлежащих городов, египтяне, по словам Стефенса, едва ли стали бы использовать для возведения своих храмов. Стефенс настаивал, что летописи эпохи Конкисты, принадлежавшие перу Эрреры, Берналя Диаса и других авторов, которые непосредственно сталкивались с индейцами Центральной Америки, заслуживают большего доверия.
Он прочел их, уделяя огромное внимание подробностям описания городов, встретившихся на пути армий испанских завоевателей, и, сравнив со своими личными наблюдениями, нашел вполне достоверными.
Наконец, копии иероглифических надписей, опубликованные лордом Кингсборо (в основном из Дрезденского кодекса), были, безусловно, известны Стефенсу. «Мы глубоко уверены,— заявлял он,— что эти иероглифы совершенно аналогичны тем, которые найдены на монументах и табличках в Копане и Паленке». Опираясь на результаты своих исследований, Стефенс тщательно избегал археологических догматов, вокруг которых вращались академические споры того времени. Его ответ на загадку о происхождении американских культур был смелым и пророческим. Стефенс категорически отвергал старую общепринятую теорию о связи американских цивилизаций с цивилизациями Старого Света. «Творчество индейцев,— писал он,— в корне отличается от творчества любого другого известного нам народа. Это — нечто совершенно новое и оригинальное». Затем Стефенс продолжал: «Я считаю, что нет достаточных оснований относить американские развалины к глубокой древности, как обычно делают ученые. Это не следы деятельности какого-то исчезнувшего народа, история которого нам неизвестна. Моя идея в корне противоположна прежним теориям, поскольку я склонен считать, что упомянутые руины оставлены племенами, населявшими страну во время вторжения, испанцев. Может быть, их оставили ближайшие предки этих племен. Я хочу подчеркнуть, что наши исследования начаты отнюдь не с целью подтверждения какой-то теории. Мы просто стремились прийти к истокам древней культуры. В течение большей части нашего путешествия мы шли как бы наощупь, в абсолютной тьме, полные сомнений и неуверенности. И только когда мы попали в Ушмаль, у нас окончательно сложилось впечатление о сравнительно небольшом возрасте этих зданий. Одни из них — самые древние, другие, как известно, были обитаемы во время испанского завоевания, тогда как остальные лежали уже в развалинах задолго до этого момента. Между ними существуют различия, которые пока не поддаются объяснению... Но что касается Ушмаля, то упадок и последующее разрушение города легко объяснимы. С приходом испанцев власть индейцев кончилась. В городе Мехико разрушался до основания каждый дом. По всей стране общественные здания и крепости были уничтожены, общины рассеяны, высокие храмы низвергнуты, а идолы сожжены, дворцы касиков[27] были сравнены с землей, а сами касики обращены в рабов. Следуя той же жестокой политике, которая с незапамятных времен проводилась в каждой побежденной стране, все следы былого величия индейцев и их независимости уничтожались или осквернялись. Возможно, что, приписав этим развалинам сравнительно поздний возраст, мы развеем ореол романтики, окружающий их. Но мы живем в эпоху, духом которой является стремление к уничтожению иллюзий и выявлению истины. Поэтому интерес, утраченный в одном случае, появляется снова. Чем больше мы сможем приблизить к нашей эпохе строителей этих городов, тем больше будет шансов узнать истину. По всей стране разбросаны монастыри, в которых хранится множество манускриптов и документов, написанных первыми монахами, вступившими в страну вместе с завоевателями. Там есть также документы, написанные касиками и индейцами, быстро усвоившими искусство читать и писать по-испански. Эти документы никогда не были исследованы с интересующей нас точки зрения. И я невольно думаю, что некоторые драгоценные рукописи, способные пролить свет на историю многих разрушенных городов, тлеют сейчас в библиотеке соседнего монастыря. Кроме того, я глубоко уверен, что таблички с иероглифами будут все-таки прочитаны. Правда, никто еще не был достаточно любопытен, чтобы сделать это. Иероглифическая письменность Египта тоже веками оставалась загадкой, но я верю, что ключ к дешифровке письменности майя, еще более надежный, чем Розеттский камень, будет когда-нибудь найден. Если в каждом из этих неизвестных городов еще три столетия назад кипела жизнь, то жившее в нем племя не могло исчезнуть бесследно. Его потомки, распавшиеся на мелкие группы и отступившие, как наши североамериканские индейцы, в дикие и недоступные места, куда не проник еще белый человек, быть может, все еще здесь в стране».
Таким образом, еще за 50 лет до того, как археология начала расчищать завалы нелепых теорий, Стефенс сумел пробиться сквозь густую пелену тайны, окружавшей древних майя, и увидеть далекие горизонты подлинной науки.
В 1881 г. английский ученый Альфред Моудсли[28] начал исследования, которые ознаменовали собой рождение археологии майя. 13 лет провел он в джунглях Центральной Америки, занимаясь изучением весьма важных проблем. Где проходили точные географические границы цивилизации майя? Какие существуют данные о пограничных контактах между культурой майя и другими доколумбовыми цивилизациями Америки? И нет ли там, как и в других частях древнего мира, указаний на причины зигзагообразного хода истории: внезапный блестящий расцвет, упадок и новое возрождение, ненадолго отделившее период пышного великолепия цивилизации от ее окончательной гибели. Моудсли, энергичный и любознательный исследователь, побывал во многих уголках обширной территории Центральной Америки, описал и нанес на карту ряд неизвестных до него развалин. Он делал гипсовые слепки с каменных скульптур и впервые использовал для документирования своих находок только что появившееся искусство фотографии. Он усердно копировал иероглифические надписи с том, чтобы сравнить их с сохранившимися рукописями майя. Наконец-то исследователи получили в свое распоряжение какой-то комплекс фактических данных, который мог быть противопоставлен прежним нелепым теориям[29]. Наконец-то появилась прочная база для систематических исследований.
