все это вновь оказалось под вопросом, а в войсках опять начались волнения. Поляки, со своей стороны, связывали согласие на транспортировку через Люблин с их явным намерением тем самым обзавестись недостающим военным имуществом. Сделка в силу не вступила. Напротив, при реализации соглашения об очищении территории, начавшейся 17 декабря, недисциплинированные германские части часто вступали в конфликты с поляками. И все же удалось вывезти в безопасное место запасы с оставленной территории.
Несмотря на достигнутое улучшение ситуации, обстановка по-прежнему была в высшей степени безрадостной. Группа армий «Киев» 23 декабря приказала, чтобы вывод частей тыловой инспекции был приостановлен до тех пор, пока на перевалочные станции прибывают транспорты с Украины. Распоряжений о том, когда смогут быть отправлены тыловые части, пока не последовало. Этот приказ тыловая инспекция сочла невыполнимым. Если вывод войск не будет продолжен в прежних масштабах, появлялась перспектива их окончательного разложения. Прибывшие транспорты с 7-й ландверной дивизией и 25-й кавалерийской бригадой были преимущественно разоружены и ограблены. Их повторное снабжение обмундированием и бельем представлялось невозможным, ведь запасов более не осталось, а снабжение не действовало. Эти части категорически отказались исполнять приказ о принятии на себя охраны железных дорог. Для веток Брест – Пинск и Брест – Барановичи вообще не оказалось войск в наличии, так как те, что были, вовсе не соглашались отправляться из Бреста на восток.
28 декабря штаб тыловой инспекции переехал в Брест-Литовск. Там с 31 декабря проходила сдача дел штабу 22-го резервного корпуса. Администрация на территории восточнее Буга теперь передавалась украинскому комиссару в Бресте. 2 января 1919 г. штаб тыловой инспекции, последним из тыловых частей, смог отправиться к пункту своей демобилизации в Глац [54]. При сложнейших обстоятельствах они сумели добиться сохранения связи с частями на Украине и обеспечить возможность их вывоза по очень опасному участку магистрали Голобы – Брест-Литовск.
В штабе группы армий «Киев», которому подчинялась вся территория южнее линии Брест-Литовск – Пинск – Гомель, имелись особые трудности, связанные с тем, что после ухода генерал-лейтенанта Грёнера [55] (в конце октября) и до последовавшего в конце ноября назначения полковника Нете должность начальника штаба оставалась вакантной. Таким образом, поначалу не оказалось никого, кто мог бы своими профессионализмом и авторитетом заполнить образовавшуюся после ухода начальника штаба брешь. В эти критические дни, после падения 1-го генерал-квартирмейстера, весь груз ответственности и весь объем работ выпал на долю 1-го офицера Генерального штаба [56] майора Яроша. Консультирование штаба группы армий по всем вопросам транспортировки стало обязанностью начальника Центрального железнодорожного управления в Киеве майора Генштаба фон Фельзена. Бесчисленным представителям различных военных, политических и экономических инстанций, налаживанием взаимодействия которых занимался начальник штаба, в этот критический момент явно не хватало единого руководства. Из-за отсутствия начальника штаба существенно контролировать деятельность гетмана и его правительства оказалось значительно сложнее [57].
В оперативном смысле – если так можно выразиться о подчиненном командованию группы армий «Киев» и ее корпусам пространстве восточнее зоны ответственности тыловой инспекции «Буг» – поначалу казалось, что обстановка развивается без осложнений. Все командные инстанции в дни после переворота на Родине доложили, что после извещения об условиях перемирия настроение частей подавленное, но спокойное. Только некоторые из молодых людей после отречения кайзера почувствовали себя не связанными присягой. Для основной массы личного состава желание скорого возвращения домой было единственным всеобщим стремлением. Оно только усилилось из-за отсутствия достоверных известий о том, что же происходит на Родине, и особенно из-за неудовлетворительной работы почтовой службы, вызванной перебоями железнодорожного сообщения через Польшу и неясным положением на магистралях в зоне ответственности тыловой инспекции и на Украине. Попытки всех инстанций ликвидировать эти неполадки были безуспешны, по крайней мере первоначально. Задержка почты и впоследствии оставалась одной из главных причин жалоб военнослужащих.
Но совсем скоро обстановка в большинстве частей изменилась к худшему. Уже 14 ноября в полосе 47-й (саксонской) ландверной дивизии восточнее Гомеля имели место братания между германскими и большевистскими войсками. Части 1-го армейского корпуса [58] отказывались принимать на себя охрану железных дорог, ведущих в Крым через австрийскую зону ответственности.
В последующие дни штабам корпусов пришлось сообщить, что почти все погрузившиеся в составы войска бойкотируют выгрузку для приема на себя охраны железных дорог или для несения гарнизонной службы и требуют продолжения отправки на Родину. Все уговоры начальников и солдатских советов оказались напрасны. Немецкие железнодорожники только усугубили положение своей, зачастую компетентной, критикой всех исходивших свыше распоряжений относительно осуществления транспортировки войск.
Особенно безотрадный пример подавали матросы в гаванях Крыма [59], а кроме того, 1-й батальон 424-го пехотного полка, который вместе с одной батареей 98-го полка полевой артиллерии должен был охранять железные дороги в районе Александровска [60]. Солдаты этого батальона отказались выходить из вагонов и, применяя порой даже ручные гранаты, заставили командование отправить свою часть назад, на прежние квартиры, а затем и на Родину. Попытки задержать батальон по пути провалились. Предпринятое на границе разоружение, судя по всему, не оказало никакого особого впечатления на батальон, личный состав которого из уроженцев Эльзас-Лотарингии объявил себя французами. Тем самым был подан успешный пример самовольной эвакуации на Родину. Ничего удивительного, что за ним последовало множество похожих, пусть и не столь вопиющих случаев. Эти грубые нарушения воинской дисциплины среди личного состава прекратить оказалось невозможно. Не подействовала даже угроза Верховного Главнокомандования, что, согласно распоряжению правительства рейха, любой военнослужащий, самовольно оставивший свой пост, лишается всякого права на довольствие и никаких продовольственных карточек не получит. Войскам, очевидно, было совершенно ясно, что подобные распоряжения в обстановке революции в Германии попросту не могут быть реализованы. И в этом они, к сожалению, были правы.
Роль солдатских советов [61]
В ходе всех этих инцидентов стало очевидно, что солдатские советы не оправдывают возлагавшиеся на них надежды. Войска прислушивались к пожеланиям советов только до тех пор, пока те им поддакивали, и отказывались подчиняться, если советы пытались отстаивать неудобные, совместно выработанные с командованием требования.
Повторявшиеся раз за разом решения и указания солдатских советов, направленные против недисциплинированности, продажи оружия и амуниции населению, самовольной транспортировки и отказа выходить из составов, оставались столь же не услышанными, как и увещевания командующих частями и правительства рейха. Вопреки намерениям высших командных инстанций, по мере усиления посреднической роли солдатских советов влияние командиров и их связь с войсками слабели. Так продолжалось, пока солдатские советы окончательно не взяли на себя командование, оставив офицеров, в лучшем случае, как технических
