Как и положено любому новому делу, отечественное кораблестроение прошло через множество трудностей. Не хватало опытных мастеров, согнанные на строительство крестьяне жили в ужасных условиях, побуждавших к бегству с верфей, сроки строительства не соблюдались, а кумпанские [40] корабли часто строились из недостаточно просушенного дерева и не в точности по чертежам. Но со временем все выровнялось-наладилось, и 15 июня 1712 года со стапеля Санкт-Петербургского Адмиралтейства был спущен на воду пятидесятичетырехпушечный линейный корабль «Полтава», построенный Скляевым по проекту Петра. «Полтава» стала не только первым крупным военным кораблем, спущенным на воду в Санкт-Петербургском Адмиралтействе, но и первым эталонным, если можно так выразиться, образцом отечественного кораблестроения.
1712 год был шестнадцатым годом российского кораблестроения, начатого с нуля, на голом месте, при нехватке специалистов… Но в самодержавном государстве воля правителя является лучшим стимулом к развитию. Если царю угодно, то за полтора десятка лет его корабелы не только сравняются в своем мастерстве с голландцами и англичанами, но и обгонят их.
С октября 1698 года по январь 1699 года в принадлежавших Османской империи Карловицах [41] проходил международный конгресс, на котором Россию представлял уже знакомый нам думный дьяк Прокопий Возницын. Ему удалось заключить с турками двухлетнее перемирие. «Бессрочный» мир был бы гораздо выгоднее, поскольку давал большее время на подготовку к очередной войне, но два года лучше, чем ничего.
Практически одновременно с заключением перемирия, в январе 1699 года, вышли два указа, касавшиеся устройства управления городов. Земские старосты, таможенные и кабацкие головы переименовывались в бурмистров, а в Москве учреждалась особая Бурмистерская палата (вскоре переименованная в ратушу), которой подчинялись земские избы всех городов, пришедшие на смену приказным избам. «Воеводам и приказным людям во всех их делах не ведать. А ведать бурмистрам их. И в бурмистры выбирать им [посадским, купецким, промышленным и уездным людям] меж себя добрых и правдивых людей, кого они меж себя и по скольку человек похотят».
Реформой Петр планировал убить трех условных «зайцев». Во-первых, «разом и чохом» отстранить от управления консервативных воевод, заменив их выборными бурмистрами. Во-вторых, давно следовало оградить купцов и промышленников от приказного произвола, сдерживавшего развитие производства и торговли. Ну а, в-третьих, царь хотел упорядочить сбор таможенных и кабацких пошлин, которым предстояло ведать бурмистрам (воеводы повсеместно путали свою мошну с казной).
Реформу городского управления можно назвать классической реформой Петра Первого. Привыкшие смотреть по верхам, увидят в ней только «переиначивание на европейский лад», а умеющие зрить в корень оценят ее продуманность. Даже иноземный «бурмистр» вместо исконно-посконного «воеводы» был к месту, ведь следовало подчеркнуть, наглядно продемонстрировать, что речь идет о новом, принципиально ином, управлении.
Борьба с длинными полами, широкими рукавами и бородами также была не столько прихотью «обевропеившегося» царя, сколько желанием показать всем, что отныне колесница российской истории покатилась по новой колее. Давайте вспомним, как одевались бояре. Поверх нательной рубахи надевался зипун, представлявший из себя в то время нечто вроде куртки с полами, немного не доходившими до колен. Поверх зипуна надевался кафтан с длинными рукавами, которые у запястья стягивались зарукавьями [42] – богато расшитыми, а то и украшенными драгоценными камнями. Поверх кафтана надевали ферязь – широкую и длинную «распашонку» без воротника. В подоле ферязь могла достигать до трех метров, а рукава ее свисали до земли (кстати, отсюда и пошло выражение «работать спустя рукава», потому что те, кто носил ферязь, не занимались физическим трудом). В рукав продевали только правую руку, которой пользовались, а левую держали под ферязью, таким вот был высший боярский шик – один рукав собран во множество складок, а другой болтается, словно выросший сбоку хвост. Согласно указу царя Алексея Михайловича, изданному в декабре 1680 года, боярам и прочей знати полагалось являться ко двору именно в ферязи. [43]
Но то – при Алексее Михайловиче, при нем еще за курение табака ноздри рвали и кнутом били. При Петре Алексеевиче все стало иначе. В феврале 1699 года, во время торжества, устроенного по поводу завершения строительства дворца Лефорта на правом берегу реки Яузы, царь вооружился ножницами и начал собственноручно укорачивать рукава ферязей, приговаривая при этом: «Это помеха, везде надо ждать какого-нибудь приключения: то разобьешь стекло, то по небрежности попадешь в похлебку; а из отрезанного можешь сшить себе сапоги». Столь сильное поношение боярской чести могло бы и к бунту привести, только вот бунтовать на Москве было некому – стрельцов отправили кого в иной мир, а кого в ссылку. Так что боярам пришлось смириться. А 4 января 1700 года вышел царский указ «О ношении платья на манер Венгерского», предписывавший «боярам, и окольничим, и думным, и ближним людям, и стольникам, и стряпчим, и дворянам московским, и дьякам, и жильцам, и всех чинов служилым, и приказным, и торговым людям, и людям боярским, на Москве и в городах, носить платья, венгерские кафтаны, верхние длиною по подвязку, а исподние короче верхних, тем же подобным; а то платье, кто успеет сделать, носить с Богоявлениева дни нынешнего 1700 года; а кто к тому дню сделать не успеет, и тем делать и носить, кончая с нынешней Сырной недели». По мнению царя, месяца с небольшим должно было хватить для пошива нового гардероба. Можно представить, как бойко шла торговля материями в Москве в январе 1700 года…
Венгерская одежда, схожая с русской своим свободным кроем, стала переходным этапом к одежде немецкой, которую Петр ввел декабрьским указом 1701 года «О ношении всякого чина людям немецкого платья и обуви и об употреблении в верховой езде немецких седел». Обратите внимание на то, что на сей раз речь шла о «всякого чина людях», обо всех служилых. В 1705 году был издан указ «О бритье бород и усов всякого чина людям, кромя попов и дьяконов, о взятии пошлин с тех, которые его исполнять не захотят, и о выдаче заплатившим пошлину знаков», а всего в правление Петра вышло семнадцать указов, касавшихся внешнего вида подданных. В конечном итоге немецкое платье стали носить по будням, а в воскресные и праздничные дни надевали более красивое (и менее удобное) французское. Мужчины щеголяли в длинных узких кафтанах, более коротких камзолах, коротких штанах, доходивших до колен, чулках и башмаках на каблуке, с тупым носком. Украшений было много – начиная от кружевного жабо и заканчивая бантами и пряжками на башмаках, но главным показателем статуса служили драгоценные камни, которые обычно обрамляла искусная вышивка. Женщины носили глубоко декольтированные и узкие в талии платья с широкими подолами. Лицо полагалось набеливать, щеки – румянить, а волосы – завивать.
Но вернемся к делам военным. У России складывался весьма выгодный антишведский союз с Данией, Саксонией и Речью Посполитой, но воевать на два фронта Петру не хотелось, поэтому двухлетнее перемирие с Османской империей нужно было превратить в долгосрочный мирный договор. Для заключения такого договора Петр отправил в Константинополь думного дьяка Емельяна Ивановича Украинцева, опытного дипломата, служившего в Посольском приказе с девятнадцатилетнего возраста. Когда-то Украинцев пытался склонить Швецию, Данию и Голландию к антиосманскому союзу с Россией, но из этой затеи ничего не вышло. Теперь Украинцев должен был сделать нечто противоположное – «замирить» султана Мустафу II. Вариант «настроить султана против шведов» вряд ли рассматривался Петром, поскольку о военном союзе не могло быть и речи. Османская империя совсем недавно (на том же Карловицком конгрессе) заключила мир со Священной Римской империей Габсбургов, Венецией и Речью Посполитой. Ввязываться в новую европейскую войну султан бы не стал, тем более что прямого конфликта интересов со шведским королем у него пока не было, а вот «пощипать» Россию при помощи крымских татар мог запросто.
