Отсюда естественный вывод: необходимость организации самостоятельной рабочей партии в противовес ВКП(б). «Группа 15-ти» так ставила вопрос еще до своего ареста, но тем самым она изолировала себя не только от ВКП(б), но и от прочих внутрипартийных оппозиций.
Сталин пугал свою партию опасностью раскола и гибели диктатуры пролетариата — советской власти. Тем же пугали троцкисты, но они не заметили, что раскол нужен был Сталину, что советская власть ликвидирована при Сталине. Но теперь? Теперь, как и раньше, бывшая внутрипартийная оппозиция разрознена и не в силах создать единую организацию среди единомышленников, сидящих по политизоляторам. Так же как не в силах создать единую рабочую партию.
Логичнее было бы не организовывать новую рабочую партию, а перейти в существующую РСДРП, но этот вопрос для обсуждения не ставился. Почему? Мне кажется потому, что слово «меньшевик» стало ругательной кличкой, что таким образом организация могла потерять и так малочисленные кадры, а заполучить новых нечего было и думать (до 1927 года).
Организация «децистов» не имела у себя громких имен, популярных в широких партийных кругах или в стране. У нас не было ни своего Ленина, ни Плеханова, ни Троцкого. Зато была уверенность, что время поможет их найти, время же поможет проверить правильность прогноза о ВКП(б). За время 1924 -27 гг. организация навербовала около 2000 человек [Член «группы 15-ти» Марк Миньков дал во время ареста откровенные показания, насчитав только 200 человек, но он по самой структуре нашей организации не мог все знать, так как был лишь членом московского центра.].
Наши низовые организации (ячейки) насчитывали не более 5 человек, при наличии большего количества — новая ячейка в том же предприятии. Представители ячеек выбирали представителей в центры. Такие центры я знал: на Украине (Харьков), Донбассе (Луганск), Урале (Свердловск) и Москве. В Москве помимо местного центра существовал свой «Литературный центр». В Ленинграде такого центра не существовало, так как было очень мало наших сторонников (знаю, так как отвозил туда чемодан с литературой).
Члены организации обязаны были соблюдать правила конспирации и не выступать от имени «группы 15-ти». От имени группы могли говорить, выступать на собраниях лишь те, которые себя расшифровали. В неизбежных случаях во внутрипартийных спорах могли говорить от имени троцкистов. Такая конспирация не могла удовлетворять молодую горячую кровь. Она стремилась к активному выступлению. Молодежь бурлила, кипела. Для Троцкого молодежь была барометром партии. Действительно, троцкисты впитали в себя прекрасные кадры из молодежи, среди которых в процессе борьбы вырастали талантливые фигуры, к словам которых прислушивалась старая гвардия и зачастую шла на поводу у этой молодежи [Например, Солнцев — погиб в политизоляторе от гнойного воспаления среднего уха, или К. Мелнайс (псевдоним), расстрелянный в Воркуте в марте 1937 как «идейный руководитель голодовки».]. Сторонники троцкистов все стали известны и все были сосланы. Сторонники децистов пострадали меньше. В ссылке не было никого ни из Свердловска, ни из Луганска [«В ссылке 1927 — 30 гг. шла оживленная переписка: пересылались проекты платформ, списки сосланных и их адреса, обмен мнений путем писем к «дорогому другу» и т. д.]. По-видимому, и низовые ячейки сохранились, если только не «самораспустились» после 30-х годов. Достоверных сведений, что наша организация продолжала работу «на воле», я не имею, зато достоверно известно, что некоторые члены оставались живы до 1941 г., не будучи ни разу арестованными [Проф. М., член нашего «Литературного центра», и теперь не арестован, работает в институте философии (Институт Красной профессуры). Другой работник техники, Д., работает теперь в 1947 г. в институте Мирового хозяйства в Москве.].
В группу «децистов» принимались как члены ВКП(б), так и беспартийные. Программа организации до 1927 г. — «платформа 15-ти». Программа организации после 1927 г. не имеет письменного оформления.
Да какая может быть программа, когда сидишь по тюрьмам и политизоляторам. Переписка разрешена по одному адресу ближайшему родственнику, а потом эти ближайшие родственники получают 8-10 лет лагеря как ЧСВН (член семьи врага народа).
Техника и средства организации были столь же бедны, как кадры. Особенно трудно было с «техникой». Например, еще во время блока с троцкистами был куплен за границей ротатор, но когда он прибыл по старой явке, блок был нарушен, и троцкисты не выдавали его нам, хотя он был куплен на личные взносы децистов. Заполучить его удалось больше под влиянием кулаков (буквально) Сапронова, чем по другим соображениям. (Для троцкистов после выхода из блока после четкой формулировки нашей концепции мы стали контрреволюционной группой.) Кроме ротатора имелись стеклограф, шапирограф и несколько пишущих машинок. О настоящем типографском шрифте мы и не мечтали — и организация и средства ее были слишком скромны. Да и массовая работа была лишь в далекой перспективе. После разгрома организации ни ротатор, ни стеклограф, ни работники техники не были ГПУ обнаружены. Они лежат спрятанными в одном совхозе под Москвой.
После годовщины революции в ноябре 1927 г., когда троцкисты стали апеллировать к беспартийным (самостоятельные, не утвержденные ЦК, но безвинные лозунги во время демонстрации: назад к Ленину), раскрытие и арест типографии троцкистов [были неизбежны]. Стала назревать опасность арестов. Пришлось поставить вопрос о переходе на нелегальное положение нескольких руководящих лиц нашей группы — понадобилось заранее заготовить «липы». Но было слишком поздно. Большую пачку удостоверений личностей, профсоюзные карточки (тогда еще не была введена всеобщая паспортная система), а также один заграничный паспорт мне удалось спрятать в одном научном институте, но они не могли быть использованы, так как об этом знали лишь я да Сапронов. Аресты же произошли быстрее, чем мы ожидали. Об этих «липах» ГПУ ничего не было известно — пишу об этом для полноты картины организации нашей группы [После моего ареста эта пачка «лип» была сожжена в печке для сжигания погибших подопытных животных. Характерно, что сжигание производил мой друг, член ВКП(б), научный сотрудник института, ярый сталинец, всегда выступавший против оппозиции, совместно с беспартийным профессором, который теперь является членом ВКП(б). Значит, не все члены ВКП(б) столь безнадежны, как кажется. Правда, это случилось двадцать лет тому назад.].
«Красный крест» для организации материальной помощи семьям арестованных состоял из трех лиц, в организации нашей группы не входящих. Они сумели кое-что сделать, но в очень мизерных количествах. Организация прекратила работу в связи с общей дезориентацией после разгрома группы.
Из этих трех человек «Красного креста» лишь двое были арестованы, но не по делу «Красного креста». Один арестован и расстрелян ГПУ в 1937 году, другой Гестапо в 1941 году.
Организаторы и вдохновители
Группа «демократического централизма» выступала еще во время Ленина. Последний называл их «громче всех крикунов». После смерти Ленина она была одно время в блоке [с] троцкистами-зино-вьевцами. Потом нарушала блок в силу неприемлемых для [всех] прочих формулировок по вопросу об оценке контрреволюционной роли ВКП(б).
После этого децисты выступили как «группа 15-ти». Не все деци-сты подписали платформу этой группы по конспиративным соображениям, но подписи В. М. Смирнова и Т. В. Сапронова имеются и под этой платформой, и они же цементировали эту группу.
Т. В. Сапронов в прошлом строительный рабочий-маляр. Вступил в РСДРП во время революции 1905 года. Был арестован и сослан как организатор союза строительных рабочих в Москве. Во время войны 1914-16 гг. находился на нелегальном положении под фамилией Александрова, работал на заводе «Проводник», Тушино, под Москвой. До февраля 1917 г. организовал на заводе группу РСДРП(б) и профсоюзную организацию под видом больничной кассы. Человек без образования, но со светлым трезвым умом и с сильной волей. Из небольшой группы в феврале эта ячейка выросла до 1500 человек в октябре 1917 года (на заводе было около 5000 рабочих, эвакуированных из Прибалтики). В октябре 1917 года на улицах Москвы воевало около 300 человек Красной гвардии из рабочих «Проводника».
После февраля 1917 г. сфера его работы расширилась, охватывая почти все уезды Московской губернии. Стал председателем Московского губернского совета, председателем концессионного комитета, председателем Малого Совнаркома и секретарем ВЦИКа после организации ЦИК СССР. На этом кончилась его «карьера советчика», как некоторые любят выражаться.
Все свои свободные дни он по-старому проводил на знакомых заводах и фабриках. О судьбе революции он не переставал думать и став у власти. Был ли он хорошим оратором? Когда читаешь стенограммы его речей, они кажутся сумбурными, малоубедительными. Но стоило ему выступить перед рабочей аудиторией, как речь его становилась неузнаваемой, красочной. Аудитория слушала его, затаив дыхание. Так было до октября, так было после октября. Но впоследствии, для того чтобы защищать миф о диктатуре пролетариата, не находил не только слов, но и желания. Он был достаточно мужественный, чтоб отказаться от той партии, которой он посвятил десятки лет своей жизни, убедившись, что она ведет рабочий класс не к лучшему, а к худшему будущему.
