Преследование спецов встретило полное понимание среди рабочих, которые весь нэп с завистью смотрели на инженерские оклады. Антиспецовство 1920-х годов имело одни социально-психологические корни со спецеедством сталинской группировки в 1918 году. Низы не могут понять объективной причины неудач и ищут причины в измене чуждой им интеллигенции.
Под углом зрения «подковерной» борьбы главным вопросом на апрельском 1928 года пленуме ЦК-ЦКК явилось вовсе не обсуждение результатов сорванных хлебозаготовок. Основная дискуссия развернулась по частному вопросу о передаче нескольких технических вузов страны непосредственно в ведение ВСНХ. т. е. Куйбышеву. Именно здесь на пленуме с обоих сторон вступила в бой тяжелая артиллерия. Сталин выдал свои намерения вырвать из рук Рыкова систему подготовки руководящих кадров для промышленности[876], а значит в перспективе и управление экономикой в целом.
Несмотря на то, что нерешенный вопрос был отложен в комиссию и перенесен на очередной пленум[877], «рыхловатый» по своему характеру Рыков после таких массированных выпадов, как он нередко в подобных случаях делал, встал в позу оскорбленного и заговорил о своей отставке[878]. И, как говорится, «лучше выдумать не мог» — в то время команда Сталина еще не была готова к столь крупным переменам в руководстве страны.
В этот период в действиях власти совершенно явственно проступала политика «двух рук». Единовременно с нажимом на деревню, разработкой нового земельного закона и обширных планов по созданию сети крупнейших совхозов с продукцией товарного хлеба 100 млн пудов в год, под сенью рыковского Совнаркома разрабатывалось совершенно противоположное направление. В мае было принято постановление СНК СССР о мерах к поощрению строительства жилищ за счет частного капитала, где последнему предоставлялись чрезвычайно льготные условия.
В ЦК ВКП(б) были приняты «Общие начала землепользования и землеустройства», разработанные в Комакадемии, в которых подразумевалось содействие колхозам и совхозам, перераспределение земли при ограничении кулацких хозяйств, надзор за наймом рабочей силы. Другой проект, разработанный в Наркомземе, признан антисоциалистическим, и выступления в его защиту получили соответствующую оценку в «Экономической жизни»[879]. Проект нового земельного закона обсуждался во Всесоюзном ЦИКе. По докладу Милютина было ясно, что дело идет вспять к положению о социалистическом землеустройстве 1919 года, в котором «все виды единоличного землепользования» были объявлены «преходящими и загнивающими».
Сталин еще в 1923 году позволил себе обозначить свою принципиальную позицию по второстепенному для него в то время вопросу, «Некоторые товарищи утверждают, что нэп — это повтор старой истории выращивания кулаков за счет массового разорения большинства крестьянства. Этот путь — не наш путь», — кратко и ясно сказал он[880].
С весны 1928 года во всех речах Сталина обнаружилась общая черта. Он стал открыто говорить, где именно находится выход из положения. В апреле на собрании московского партактива Сталин сказал (по поводу внешней политики), что мы не можем сделать никаких принципиальных уступок, не отказываясь от самих себя, не изменяя классовой сущности нашей власти. Подобное можно было бы с полным правом отнести и к политике внутренней. Сталин поднял вопрос на принципиальную высоту. 28 мая, выступая перед слушателями Института красной профессуры, Комакадемии и университета им. Свердлова, Сталин указал, что основной причиной хлебных затруднений является резкое сокращение производства товарного хлеба. Преодоление трудностей возможно лишь путем перехода к крупным коллективным хозяйствам и развитие совхозного производства[881].
Нэп был явлением подчиненным по отношению к Революции 1917 года и существовал на ее фундаменте (государственный централизм и политический монополизм) и, следовательно, заменить собой эту основу оказался не в силах. Ничто не могло ее заменить, до тех пор, пока Семнадцатый год сам себя не исчерпает. Экономика нэпа возникла как производное от «политики», политической ситуации 1921 года, — в политике же и растворилась.
Противоречия общества и потребность страны в модернизации подошли к такой критической черте, что разрешить их очередной раз в рамках нэпа стало невозможно. Угольный голод, чугунный голод, голод в области сырья, товарный голод, бюджетный голод, просто голод — таковы были перспективы, ожидавшие страну в следующем хозяйственном году. Все ресурсы народного хозяйства находились в состоянии максимального напряжения, доведены до такого состояния, при котором все производительные силы уперлись в тупик, из которого в условиях нэповской политики выхода не было. Уже в июне 1928 года хлебные биржи Европы потрясла сенсация: Советский Союз закупил 9 миллионов пудов пшеницы!
Вопрос встал ребром: либо дать возможность свободно развиваться крестьянскому товарному хозяйству, либо до отказа нажать на рычаги машины государственного принуждения. Но в первом случае под большое сомнение попадала святая святых — монополия политической власти партии. Это Сталин и называл «отказаться от самих себя». В другом месте он пояснит: «Если быть последовательным, надо сказать: припустите кулака к власти. Ибо надо же это понять, что нельзя не стеснять развитие кулацкого хозяйства, отбирая у кулака власть и сосредотачивая ее в руках у рабочего класса»[882]. Понятно, что если подобный выход может быть и был приемлем для «красных директоров» и спецов Рыкова, то абсолютно недопустим для партаппарата Сталина.
На страницах «Правды» развернулась полемика. Бухаринец Марецкий утверждал, что согласно заветам Ленина, колхозы — колхозами, но главное все-таки индивидуальное хозяйство крестьянина[883]. Бухаринец Астров заявлял, что надо не только «ликвидировать перегибы», но и снять экстраординарные меры вообще[884]. Со своей стороны Сталин поспешил отгородиться от «оппозиционных жуликов»[885]. Еще в начале 1928-го года он требовал от сибирских работников развития применения чрезвычайных мер, утверждая, что чрезвычайные меры могут дать великолепные результаты. Если же кулаки ответят на это саботажем поставок в следующем году, то тогда понадобятся новые меры, в частности организация колхозов и совхозов. Мандатом на это являются решения XV съезда партии, и наша обязанность выполнить эти указания. «Поставить нашу индустрию в зависимость от кулацких капризов мы не можем»[886].
Открытое столкновение двух соперничающих направлений в руководстве произошло на июльском пленуме ЦК 1928 года и внешне окончилось боевой ничьей и формальным примирением. Рыков объявил: «Политический итог чрезвычайных мер таков, что партия должна предпринять все возможные меры к тому, чтобы их избегнуть». Сталин со своего места подтвердил: «Правильно»[887].
Вскоре после пленума Сталин на собрании актива ленинградской парторганизации произнес речь, в которой прозвучала отеческая забота об индивидуальном крестьянском хозяйстве. В свою очередь Рыков в выступлении в Москве повторил свои слова, произнесенные на пленуме[888], в которых признавал, что советская индустриализация не может не быть связана с перекачкой средств из крестьянского сектора в социалистический, что обуславливает невозможность эквивалентного обмена. Сложилась ситуация, аналогичная тем, по поводу которых Ленин в свое время якобы говорил: «Сталин заключит гнилой компромисс и обманет»[889].
Если Рыкову удалось на время задержать сталинский подход на крестьянское хозяйство, то, во всяком случае, Сталину удалось от- стоять план грандиозного развития новых совхозов. К этому времени на стороне Рыкова уже активно начал проявлять свои полемические способности Бухарин. В мае и июне он направил в ЦК две записки, в которых выражал несогласие с курсом на форсированную индустриализацию и коллективизацию сельского хозяйства.
В конце июня Политбюро слушало его развернутые тезисы соответствующего содержания, которые были отклонены. А на июльском пленуме он открыто заявил, что рост сельского хозяйства должен основываться на развитии крестьянского товарного — кулацкого хозяйства, задача состоит лишь в том, чтобы умело «снимать пенки с накоплений кулака и обращать их на дело социалистического строительства»[890]. Бухарин стал очень видным кадром в команде правой оппозиции, ее барабанщиком, трубачом тех идей, на которые его наводил более опытный и влиятельный Рыков, чья группировка продолжала занимать наступательные позиции. 24 июля Совнарком СССР принял постановление о программе расширения концессионной политики, в которой предусматривались большие льготы для иностранных концессионеров. Постановление частично было предано гласности лишь 15―16 сентября под скромным заголовком «Активизация концессионной политики СССР». В «Известиях» разместили подборку материалов с отзывами реальных концессионеров, где, например, известный предприниматель А. Хаммер высказывал удовлетворение тем, что в СССР полностью исключена возможность забастовок.
