— Я не следователь и не прокурор. Не я возбуждаю уголовные дела. Будут доказательства — уберу.
Это принцип. И все же факт остается фактом: в ближнем Подмосковье понастроено уймище генеральских дач, стоимость которых колеблется от 200 до 800 и более тысяч долларов. Многие из этих загородных дворцов возводились за год-полтора. При генеральском окладе в 2,5 миллиона рублей (по тем временам) такие хоромы честным способом не возвести и за 10 лет. Доказательств тому, что бабушка-миллионерша в США оставила богатое наследство или что удалось «случайно» найти золотой клад, ни один из генералов не представил. Деклараций о доходах и оправдательных документов о том, что «все по-честному, без обмана» Генеральная и Главная военная прокуратура пока не добились. Более того, главный военный прокурор генерал-полковник юстиции Валентин Паничев не однажды выступал в роли адвоката тех, кто не мог доказать, что нажитое добыто честно. Однажды Паничев уже договорился до того, что стал чуть ли не оправдывать работу солдат на строительстве генеральской дачи: «А может, они добровольно работали во внеслужебное время?» Уже вскоре после того как Паничева сняли с должности, в прессу просочились сведения, что он заимел аж две квартиры и дачу в Барвихе…
Повисли в воздухе документы, свидетельствующие о причастности некоторых генералов к сомнительным сделкам с отечественными и зарубежными коммерческими фирмами и банками. На многих из этих документов, между прочим, стояли подписи некоторых заместителей Родионова.
В Минобороны при Грачеве появился целый клан криминально-буржуазного генералитета, сумевшего вволю поживиться в условиях вседозволенности, круговой поруки и слабости правоохранительных органов. С этим кланом новому министру предстояла тяжелейшая борьба. Этот клан стремился нанести упреждающий удар: в редакции некоторых газет была подброшена дешевая подделка-компромат на Родионова: то он пайщик одного из коммерческих банков, то собирается купить себе квартиру за 600 тысяч долларов. Узнав об этом, Родионов как-то сказал:
— Неужели я до того опустился, чтобы покупать себе столь дешевое жилье? — И уже всерьез добавил: — Вот вытащить бы эту мразь на суд и выиграть процесс миллионов хотя бы на 500. Знаете, куда бы я эти деньги употребил? Построил бы дом для жен и детей погибших в Чечне офицеров…
«СКИНЕМСЯ НА БОЕГОТОВНОСТЬ…»Первые свои поездки в войска в качестве министра обороны Родионов совершил в самые дальние гарнизоны: Калининград, Балтийск, Мурманск, Петропавловск-Камчатский, Уссурийск, Владивосток, Хабаровск, Душанбе…
Везде видел он одно и то же: безденежье и бесквартирье, полуукомплектованные и полувооруженные, полуголодные и полуодетые дивизии и полки…
Но где бы он ни был — в крупных гарнизонах и в забытых Богом дырах, — нигде не встретил растерянно-ноющих офицеров или их истерически вопящих жен. Наоборот, там, где люди уже по три-четыре месяца не видели денег, где воду и свет подают на несколько часов в день, где на пунктах приема донорской крови лежали длиннющие списки фамилий полковников и лейтенантов, а в гарнизонных магазинах распухали «долговые книги», в которых напротив фамилий офицеров чаще есего стоят слова «хлеб», «молоко» и «зубная паста», где полигоны по полгода не слышали звуков выстрелов и где даже подполковники служат кочегарами или «привратниками» на КПП, слышал министр от своих подчиненных простые и надежные, как автомат Калашникова, слова: «Держимся, Игорь Николаевич!»
Боеготовность армии держится на преданности делу, на энтузиазме и самоотверженности людей. Командующий Тихоокеанским флотом Владимир Куроедов рассказал Родионову случай, который, наверное, мог произойти только в русской армии.
Американцы пригласили один из кораблей ТОФа принять участие в совместных учениях. Командование флота определило: пойдет противолодочник. А за две недели до выхода в море случилась серьезная поломка, да такая, что надо было загонять корабль в док на ремонт и искать на это деньги. Куроедов стал подбирать кораблю замену. Экипаж узнал об этом и чуть не взбунтовался. Кто-то из офицеров предложил скинуться кто сколько может и таким образом постоять за честь родного флота.
Экипаж добывал деньги на ремонт, как только мог: кто брал взаймы у богатого бизнесмена, кто снимал с книжки припасенное на черный день…
Корабль вышел в море точно по расписанию.
Во время выхода в море крейсера «Петр Великий» командующий ТОФ рассказал Родионову и о другом случае, из собственной жизни. На владивостокском рынке Куроедов чуть не купил грибов у… своего штабного офицера. Так прожженный морской волк, которому нет равных в его ремесле, спасал больную жену и троих детей от голода.
Когда-то Грачев, отправляясь на Дальний Восток, заботился* о том, чтобы привезти тамошним гарнизонам деньги.
Родионов прилетел на ДВ с пустыми руками. Он даже приличных подарков вручить людям не мог — почти весь наградной фонд министра во время ухода Грачева испарился: спешно поощрялись даже те, кто этого не заслуживал. Осталось несколько десятков «Командирских» часов. Их хватило на несколько поездок в войска.
Единственное, что было по силам Родионову, — присвоить досрочные звания офицерам, которые «на зубах и нервах» удерживают еще боеготовность армии и флота. И потому министр вручал людям погоны…
В суровой утробе гигантской атомной подводной лодки представился на Камчатке министру обороны 30-летний командир — худой капитан второго ранга. Тот, который почти месяц водил за нос американских асов-подводников, перекрывших все ходы и выходы в сумрачных глубинах Тихого океана. Они бросили на поимку русской субмарины все, что можно было бросить. Он оставил их с носом, благополучно придя в родную базу. После этого в некоторых американских газетах и появились статьи о том, что «слухи о кончине русского подводного флота оказались слишком преувеличенными».
Капитан атомной подводной лодки, несущей на своем борту ядерную силищу, способную одним зарядом снести с лица Земли целые мегаполисы, систематически недоедал, но каждый день носил со службы домой в своем потертом портфельчике бутерброды. Капитан лучшей на флоте атомной подводной лодки имел костюм пятилетней давности и башмаки с треснутой подошвой. Его жена забыла, когда покупала духи, а дети не знали, как едят банан…
Капитан во время офицерского застолья на берегу сказал тост:
— Выпьем за то, чтобы наши дети не радовались ливерной колбасе!
Капитан атомной подводной лодки был подчиненным Родионова. Родионов не мог вовремя дать ему денег на прожитье — он не министр финансов. Родинов дал ему то, что для офицера дороже денег, — погоны капитана 1-го ранга.
На прощание министр спросил:
— Когда последний раз получали деньги?
— Два месяца назад.
— Сколько?
— Два миллиона.
— У нас уборщица в коммерческом банке получает в два раза больше, — сказал губернатор Камчатской области Бирюков, стоявший позади министра.
— Ну так ведь это же уборщица! — грустно усмехнулся Родионов.
На командирском мостике офицеры заулыбались…
Я вспомню этот эпизод несколько месяцев спустя, когда Родионов во время приема военачальников в честь Дня защитников Отечества в МО произнесет слова, вызвавшие панику в Кремле, — о «новых русских», которые будут ездить отдыхать на Канары, а люди в погонах будут за них отдуваться, потом и кровью отдавая долг Родине…
С отдачей долгов Родине проблем не было. Родина неохотно отдавала долги своим защитникам.
МОЛОЧНЫЙ ПОРОСЕНОКБыло это осенью 1996 года в дальневосточной армии, которой в свое время Родионов командовал.
Министр шел по коридорам штаба, внимательно все осматривал и очень напоминал мне человека, приехавшего в родной дом, в котором давно не был. Спросил у командарма генерала Морозова:
— А в зале заседаний военного совета потолок во время дождей по-прежнему протекает?
— Не так давно залатали, товарищ министр.
Зашел в свой бывший командирский кабинет, посидел в кресле, сказал:
— Здесь прошли мои лучшие офицерские годы.
Такие же слова он говорил о своей службе во Львове, в Тбилиси и других гарнизонах, и получалось так, что везде, куда ни забрасывала его служба, — везде были лучшие годы. В Уссурийске были «самые лучшие».
Родионов не выдержал, чтобы не слетать на вертолете на «свой» полигон, где «в свое время вдоволь наелся песка и дыма». Прошелся по рыжей полигонной земле, усыпанной ржавыми гильзами, грустно осмотрел поросшие жухлой травой сопки.
Затем со свитой поехал в в родной танковый полчок, где так же, как пятнадцать лет назад, шелестели на ветру желтые тополя и в одном из домов по-прежнему не было питьевой воды… Долго ползал с бородатым комдивом по разложенной на полу огромной карте, изучая дислокацию частей, вникал в оперативные планы и страшно возмутился, что комдив в угрожаемый период собирался загонять один из полков в единственное во всей округе болото…
