В XIV-м веке упоминается в первый раз о некоторых монастырях, о времени основания которых нельзя найти верных и точных указаний. Так под 1386-м годом, в числе сожженных, по случаю нашествия Димитрия Донского, монастырей упоминается Лазарев [172]. Он был женский монастырь. О церкви на этом месте упоминается прежде, именно под 1300-м годом[173], по случаю построения, и под 1339-м г. по случаю чуда от иконы Богородицы в этой церкви: эта икона плакала [174]. Разом ли с церковью возник монастырь, или церковь существовала прежде монастыря — неизвестно. Неизвестно также, когда основан Бо-голюбский женский монастырь в Плотницком конце, потому что мы узнаем только о построении его каменной церкви в 1384-м году [175]. На юг от Новгорода существовал в XIV-м веке монастырь св. Николы на Лятке; о нем узнаем мы из известия, что в 1357-м году в нем ушибло громом игумена[176], но нет сведения, когда и кем он основан. О Ситицком монастыре мы узнаем в первый раз по известию о построении в нем каменной церкви какою-то Натальею, в 1371-м году [177], но тогда монастырь уже существовал. В 1386-м году, по поводу нападения на Новгород великого князя московского Димитрия, упоминается о двадцати четырех монастырях сожженных; из них есть такие, которые в это время в первый раз появляются в летописях, а именно: Николы-в-Понеделье, в 20-ти верстах от Новгорода, близ озера, Козмодемьянский на Городище, Николы Мостищенского на Софийской стороне, верстах в пяти от города. Борисоглебский, бывший при церкви, построенной в 1300-м году, на ручье Гзены — на Софийской стороне, за валом в Неревском конце [178]. Тогда же первый раз встречается упоминание о Рождественском монастыре, о котором яснее говорится под 1388-м годом, по поводу избрания владыки [179] хотя церковь существовала еще в 1226-м году, а в 1230-м устроена была при ней скудельница [180]. В 1389-м году основан был женский Николаевский монастырь на урочище Соколья-Горя[181]; церковь, вероятно, существовала и прежДе, потому что там предание полагает место погребения братьев Анфаловых, детей посадников, живших, по преданию, в ХП-м веке, местно чтимых святыми; впоследствии, уже в XVII 1-м веке, перенесены останки их в Антониев монастырь. В 1390-м году построен был монастырь св. Николы на Софийской стороне, между Люгощей и Чюдинцовой улицами на скудельнице [182].
В 1392-м году устроен в Радоковицах, в Плотницком конце за валом, монастырь, близ церкви, построенной Моисеем в 1357-м году[183]. В 1395-м году первый раз упоминается о монастыре на Лисьей Горке, как о новопостроенном [184], но предание указывает там место погребения родителей Варлаама, следовательно, признает этот монастырь существовавшим еще в ХП-м веке. Может быть, он уничтожился и был возобновлен в XIV-м веке. В 1394 году основан Спасский монастырь в Коз-модемьянской улице в Неревском конце[185]. Вяжищенский монастырь существовал уже в XIV-м веке [186]; но знаменитость свою приобрел со времени архиепископа Евфимия. Почти то же можно сказать и о монастыре Клопском, который стал известен с Михаила-юродивого, но существовал и прежде в 20-ти верстах от Новгорода и в 3-х верстах от Ильменя, на берегу р. Веряжи [187]. В XV-м веке при архиепископе Иоанне явились монастыри: Никольский, Порфириевский на Папоротне, основанный в 1403-м году Порфирием Инамским [188]. Спасский Видогощенский [189] и Никольский Верендский или Перекомский [190]в 1407-м году. В 1415-м году основан монастырь Воскресения Христа на Красном Поле за Плотницким концом [191]; в 1417-м году построена была обыденная деревянная церковь св. Илии; в 1418-м году на месте том воздвигнута каменная, и тогда же основан был монастырь девичий. Он находился в Прусской улице на Софийской стороне[192]. В 1418 году основан был преподобным Саввою Вишерский монастырь, во имя Вознесения Господня [193]. В 1420-м году в первый раз упоминается об Отенской пустыни [194], впоследствии любимой святителем Ионою. Неизвестно время ее основания.
Монастырь Клопский получил свою известность и значение в ряду множества других, с прихода Михаила Клопского, которого жизнь представляет любопытную картину религиозных понятий и нравов века. Но житие его, по доставшейся нам редакции, никак не может считаться произведением старого Новгорода, — напротив, написано уже после его падения и, конечно, москвичом или приверженцем московского самовластия.
Троицкий Клопский монастырь много лет уже существовал за пятнадцать верст от Новгорода на реке Веряжи, — почти в неизвестности (не многими знаем бе), незначительная, бедная обитель. В начале XV-ro века игуменом в нем был Феодосии, — тот самый, который впоследствии был наречен владыкою, для того, чтоб сделаться игрушкою партий и без посвящения удалиться в прежнее уединение. Был между братиею один священ-ноинок, по имени Макарий. Его келья стояла близ самой церкви в монастырском дворе. Однажды, 1408 года, июня 23-го, этот Макарий служил заутреню. Когда пели девятую песнь канона, Макарий начал кадить по церкви; и вздумалось ему выйти и покадить в своей келье, — это было удобно по близости. Подошел он с кадилом к двери и изумился. Он затворил двери, когда уходил, а теперь двери стояли отворенные. Макарий входит и видит: сидит неизвестный человек и пишет; перед ним свеча горит. Глянул Макарий: он пишет Деяния св. Апостол. Ужас объял Макария. Вероятно, первая мысль, какая ему пришла, была та, что уж не пришлец ли это с того света. Макарий воротился в церковь и сказал игумену. Заутреню кончили. Игумен также в недоумении берет крест и кадило; вся братия с трепетом и надеждою увидеть какое-нибудь знамение за ним, вышли из церкви. Келья теперь была затворена, когда на этот раз хозяин оставил ее отворенною. Попробовали отворить: оказалось, что она заперта изнутри. Стали стучаться: не отворяют и ответа не дают. Игумен приказал разобрать пристроенный предсенок; но оказалось, что и двери в келью также заперты. Стучатся; но двери не отворяются, нет ответа. Игумен приказал выломать дверь. Незнакомец сидел, писал и не обращал ровно никакого внимания на то, что около него происходило. Игумен в ужасе вскрикнул: "Говори, кто ты: человек или дух?"— Незнакомец точно таким же голосом, каким спрашивал игумен, вскрикнул: "говори, кто ты, — человек или дух!" — Игумен начал творить молитву, думая, вероятно, что видение исчезнет, если это, быть может, недоброе наваждение; незнакомец начал читать ту же самую молитву, тем же тоном. Игумен начал его знаменовать крестом и махать перед ним кадилом; незнакомец также стал знаменовать крестом, а от кадила уклонялся. Тогда игумен и вся братия оставили его, уверившись, что кто бы это ни был, но во всяком случае не бес, когда сам молитвы читает и крестное знамение творит. Началась обедня. Когда клир готовился петь "Единородный Сыне", незнакомец взошел на клирос и вместе с прочими стал петь; потом, когда пришла пора читать Апостол, он взял книгу и исполнил чтение так хорошо, что игумен сказал, что из уст его исходят реки воды живой. Ужас пре-менился в радость. Все были уверены, что к ним пришел святой муж. После обедни, по обычаю, братия отправилась в трапезу, — и незнакомец за ними. Игумен велел ему читать, как следовало, во время трапезы, житие того святого, которого память праздновалась в тот день. Незнакомец с таким выражением читал, что вся братия заслушалась и есть не захотела; и все говорили: "Какая благостыня исходит из уст его!" По окончании трапезы игумен взял его за руку, ввел в келью и там назначил пребывание новому товарищу. И стал он жить в монастыре. Он ел только однажды в неделю, и то один хлеб; а запивал его водою. Не было у него в келье постели; спал он на голой земле, а укрывался рогожею, и от поста и трудов был более похож на тень, чем на живого человека. Напрасно хотели узнать, кто он: он молчал или дурачился [195].
Поссорившись с своим братом, вел. кн. Василием Димтр., князь Константин Димитриевич искал убежища в гостеприимном для изгнанников Новгороде. В храмовой праздник Троицы этот князь приехал в Клопский монастырь; это было сделано оттого, что игумен Феодосии, родом не новгородец, был некогда духовным отцом этого князя. Князь с своею женою выслушал литургию, причастился св. Тайн; а между тем его люди устраивали в трапезе обед для братии. Обедня кончилась. Все пошли в трапезу. Игумен велел неизвестному пришельцу читать книгу многострадального Иова. Но только что неизвестный произнес несколько слов, как князь смотрит на него во все глаза с изумлением, подходит к нему и говорит: "Это Михаил, сын Максимов!" — "Один создавший меня, — отвечал тот, — знает, кто я!" Игумен, обратясь к нему, сказал: "Зачем, чадо, не поведал нам своего имени?" — "Теперь знайте, — отвечал Михаил, — что я точно Михаилом зовусь!" — "Знайте же и то, — сказал князь,— что этот старец в союзе родства с нами!" Все изумились. Открылось, что юродивый был княжеского рода. И все братия стали с тех пор пуще уважать его; а он не принимал никакой чести, и еще более стал прикидываться дураком.
