Комментировать вроде бы и нечего!
Азбуку официально назвали «новоизобретенные русские литеры». А первой книгой, напечатанной новыми буквами, была «Геометрия, словенски землемерие». Среди следующих книг – «Лексикон треязычный, сиречь речений славянских, еллино-греческих и латинских сокровищ», она пользовалась большим успехом в стране, переходящей на новый язык. То был разговорник, позволявший иностранцам общаться со славянами.
Видимо, тот петровский алфавит историки и относят теперь к труду Кирилла и Мефодия, стараясь придать «древность» русской культуре. И тем оказывают ей медвежью услугу, потому что братья были причастны к распространению именно латиницы среди славян, но никак не кириллицы, которой при их жизни все-таки не знали. В Восточной Европе в ходу была глаголица… Вопрос о появлении российской письменности, конечно, очень деликатный, но появилась она, с какой стороны ни смотреть, при Петре I. Точнее, в 1708 году. Ни веком раньше!
Братья-просветители славян – слишком небрежная «работа» иезуитов. Более бессмысленных героев, пожалуй, в истории нет, разве что Дмитрий Донской? Они ничего толком не сделали, но стали святыми. Их деяние еще сравнимо с крещением Руси греками, чего тоже не было! Все, что написано о просветительской деятельности Кирилла и Мефодия, даже теоретически невозможно, потому что кириллица широко вошла в славянский обиход лишь при Петре I, он внедрил ее, а славянская грамматика появилась веком раньше. Следовательно, славянского перевода Библии и славянского богослужения, которые выполнили братья, в Х веке быть не могло. Их и нет. И никогда не было.
Кирилл и Мефодий – святые Католической церкви. И в этом нет случайности. В списке святых Русской и Болгарской церквей их имена появились много позднее, уже при иезуитах… Прах Кирилла покоится в Риме, в базилике Святого Климента. Место погребения Мефодия вообще неизвестно.
Какое отношение братья имели к русским славянам? Загадка.
Вводя новую письменность в России, Яков Брюс преследовал одну-единственную цель – оградить славянскую молодежь от старинных тюркских книг, выполненных глаголицей, сделать их недоступными. Велась очередная акция на разрыв поколений, на сворачивание прежней культуры, на ее «забывание». К подобной тактике Россия потом прибегала не раз и не два, когда надо было в интересах политики сделать отцов и детей чужими друг другу. Так было в Поволжье, на Дону, на Кавказе. Всюду.
Царский идеолог Яков Брюс понял главное – славяне никогда не захотят узнать о себе правду, она их не интересует. Они враги правды и сторонники «героической» лжи. На том и выстраивал иезуит государственную идеологию России, дозволяя писать о прошлом все, кроме правды. Искажение стало традицией, которая продолжалась вплоть до конца ХХ века, то есть до официальной отмены цензуры.
Новые книги при Петре писали и печатали на Западе – в Италии. Поначалу то были, как правило, церковные книги. А чтобы читали их, царь распорядился детей священников отдавать в греко-латинские школы, «тех же из них, которые не захотят учиться, не посвящать ни в священники, ни в дьяконы и на службу никуда не принимать», записано в царском указе… Так приобщали духовенство к новому языку богослужения.
Русских учили «славянству» по римской программе, где христианство и Европа стояли в центре вселенной, где все выводилось от греческих или латинских корней. Им конечно же не говорили, что Византия и Рим когда-то платили дань, что постигали азы духовной жизни у алтайских учителей… Ничему лишнему новая школьная программа молодежь не учила. Незачем.
Яков Брюс отечески заботился о «правильности» подвластных ему умов.
К сожалению, в созданной в 1724 году Российской академии утвердилась с первого дня ее основания именно западная точка зрения на историю мира. Собственно, для того и создали Академию наук, отсюда не вышло ни одной книги, ни одной статьи, на которых не стояла бы зловещая печать: «Дозволено цензурою». Это было в традициях Римской церкви, которая с римского папы Геласия, или с 495 года, жила с цензурой и иной жизни не представляла. Свобода мысли изначально была ей чужда.
Россия всегда жила под невидимым оком цензора. Издавала то, что господин Брюс считал «правильным». Говорила то, что он дозволял… В этой связи показательна «История», написанная М. В. Ломоносовым, видимо, то был уникальный труд, он не увидел свет. Рукопись «зачитали». Ее текст противоречил тому, что с 1722 года излагали иезуиты. Запад сам написал историю России, и здесь Брюс был первым из первых. Для правдоподобия он приказал собрать летописи, хранящиеся в монастырях и приказах, выписал из-за границы ученых. И принялся за работу. Правда, не ясно, как приглашенные им католики разбирали глаголические тексты, написанные по-тюркски? Если они их вообще открывали?.. Однако самое примечательное здесь не это.
А то, на что потом, в XIX веке, робко обратил внимание русский академик А. А. Шахматов. Иностранцы, оказывается, переписывали старинные летописи. Проще говоря, подменяли их. На отлаженном конвейере работали фальсификаторы, которые подделывали Время. То была их обычная, будничная работа, точно так, по крупичкам, они разворовали прошлое Европы, подменив тюркские страницы и дописав новые… Налицо подлог, для которого и забрали книги из монастырей, куда потом их, естественно, уже не вернули.
Например, «Повесть временных лет» Нестора переписали почти полностью, оставив название и несколько нейтральных сюжетов…
Тогда же появилась так называемая «Кабинетная летопись», которую прежде никто не видел и с которой первый российский историк В. Н. Татищев начал в XVIII веке свой «эпохальный» труд под руководством Якова Брюса, «покровителя наук и благочестия». К «Истории» Татищева были подвязаны и Карамзин, и Ключевский, и Соловьев, и Греков, и Рыбаков. И те, кто ростом поменьше. А чтобы они не разбредались по Времени, к ним и приставили пастухов-цензоров.
…В 1735 году увидела свет еще одна книга, «Новый и краткий способ к сложению российских стихов», а точнее – как писать стихи на русском языке. То было пособие для поэтов. Прелюбопытная книжка. Ее автор В. Тредиаковский – уроженец Астрахани, он учился в Греко-латинской академии, был увлечен славянской грамматикой и стихами. Ездил в Сорбонну, центр иезуитской науки. То был великий автор «похвальных стихов».
Его книга уникальна тем, что против воли автора показывает: прежде русские сочиняли стихи все-таки по-тюркски, не видя в том ничего предосудительного. По-другому не умели. Иного литературного языка в России не было! «Наша словесность» начинается с поэзии, утверждал Тредиаковский. Он, один из первых российских академиков, конкурент литературному Ломоносову, писал так: «Грамматика открывает разумение и познание письмен… и сего ради должно всем тщанием диалекта славенска ведати художество грамматическое…» Речь и здесь шла о славянском диалекте, его же шлифовали тогда в России.
За основу взяли то, на чем говорила славянская Болгария, где тюркский язык был достаточно хорошо засорен языком венедов и греков. Его назвали «протоболгарским». А дальше дело вкуса. Этим и занимался академик Тредиаковский, которому суждено было стать первым русским поэтом, написать первый русский роман, первую русскую оду. Сам придумал литературный язык и первым написал на нем! Безусловно, то был по-своему талантливый человек.
Вот его стихи, самые ранние, с них в 1726 году началась российская поэзия, это первые звуки музы золотого века:
Весна катит,
Зиму валит,
И уж листик с древом шумит.
Поют птички
Со синички,
Хвостом машут и лисички.
Взрыты брозды,
Цветут грозды,
Кличет щеглик, свищут дрозды,
Льются воды,
И погоды,
Да ведь знатны нам походы…
Плюнь на суку,
Морску скуку,
Держись черней, а знай штуку:
Стать отишно
И не пышно,
Так не будет волн и слышно.
Русским поэтом номер два (разумеется, по счету, не по творчеству) был Антиох Кантемир, его стихотворная манера выглядела иначе:
Устами ты обязал меня и рукою,
Дал хвалу мне свыше мер, заступил немало —
Сатирику то забыть никак не пристало,
Иже неблагодарства страсть хулит трубою.
Нет! Но силы возродить дары равномерны
В знак благодарения – увы! – запрещают.
Приими убо сия, и хоть не блистают
Дары изяществом, однак знаки воли верны.
К стихам можно относиться по-разному, кто-то от них в восторге, кто-то – нет.
Они интересны тем, что их авторы – «служилые татары», ставшие славянами. Астраханский татарин взял псевдоним Тредиаковский, в его новой фамилии ясно слышна тюркская фраза «собиратель слов (речи)», или «грамотей». Он так и подписал первый свой труд по грамматике – «ученик латинской школы». Такую школу уже открыли в Астрахани.
