Самое существование казачьих войск становилось под вопросом. Бояре московские предавали казаков.
На Дону собрали большое войско и с атаманами Марковым и Епанчиным послали на поляков.
Слухи о таком предательстве Московских бояр дошли и до отряда Межакова. Они взволновали казаков, но еще более взволновали их граматки, посылаемые из Троице-Сергиевой Лавры монахом Авраамнем Палицыным, с безпощадною правдою писавшем о несчастиях Московской земли.
«Отечество терзали более свои, нежели иноземцы», писал Палицын, — «наставниками и предводителями ляхов были наши изменники. С оружием в руках ляхи только глядели на безумное междоусобие и смеялись. Оберегая их в опасности превосходным числом своим, Русские умирали за тех, которые обходились с ними, как с рабами. Вся добыча принадлежала ляхам и, избирая себе лучших юношей и девиц, они отдавали на выкуп ближним и снова отнимали их… Многие гибли уже не за отечество, а за свои семейства: муж за жену, брат за сестру, отец за дочь. Милосердие исчезло: верные царю люди, взятые в плен, иногда находили в ляхах жалость и уважение; но русские изменники, считая их противниками царя Тушинского, подвергали жестокой смерти: кидали в реки, расстреливали из луков, перед родителями жгли детей, носили их головы на саблях и копьях, младенцев разбивали о камни. Смотря на это, сами ляхи содрогались и говорили: — что же будет нам от россиян, когда они и друг друга губят с такой лютостью? В этом омрачении умов все хотели быть выше своего звания: — рабы — господами, чернь — дворянством, дворяне — вельможами. Не только простые простых, но и знатные знатных обольщали изменою. Вместе с отечеством гибла и церковь. Храмы были разоряемы. Скот и псы жили в алтарях, воздухами и пеленами украшали коней, из чаш со святыми Дарами пили, на дискос клали мясо, на иконах играли в кости… Священников и иноков жгли огнем, допытываясь сокровищ. Города пустели. Могилы, как горы, везде возвышались. Граждане и земледельцы укрывались в дебрях, в лесах и болотах. Грабители, чего не могли взять с собою, сожигали дома и все, превращая Россию в пустыню…»
Жесткие и правдивые слова граматок доходили до сердец многих и многих русских. Все видели развал кругом. Раздавались голоса: — «нужно нам всем, православным, возстать и прекратить это ужасное зло… Нельзя этого терпеть дальше…»
В Нижнем Новгороде купец Козьма Минин собирал пожертвования на вооружение и содержание ополчения. Кто что мог несли ему. Отдавали крестильные кресты, несли обручальные кольца, женщины приносили свои украшения, поднимался народ. Собирались люди, готовые жертвовать собою за Родину. Во главе ополчения стал доблестный князь Пожарский и повел ополчение на выручку Москве.
Не остались равнодушными к этому освободительному движению и донцы атамана Межакова. Межаков явился к Ляпунову и сказал, что донцы готовы постоять за Русь и за веру православную.
Стан Ляпунова полнился разными людьми. Пришли к Ляпунову и недавние сторонники Лжедимитрия, князь Димитрий Трубецкой и Заруцкий, называвшие себя «казацкими атаманами». Они привели с собою Московскую чернь, беглых воров и разбойников.
10-го декабря 1610-го года Лжедимитрий II был убит. Поляки короля Сигизмунда заняли Москву.
В начале марта 1611-го года, не дожидаясь распутицы, разные ополчения пошли к Москве. Пожарский ворвался в окраины города. Москвичи заволновались. Народ, стрельцы и ополченцы князя Пожарского загнали было поляков в Кремль. Москва горела в разных местах.
Ляпунов пошел к Москве с юга. В его стане было неблагополучно. Единственною твердою и дисциплинированною частью у него были донцы атамана Межакова. Все остальные занимались грабежами и пьянством. Ляпунов пытался восстановить порядок, но люди Заруцкого заволновались и решили его погубить. В стане Заруцкого была составлена поддельная грамата будто от Ляпунова, где говорилось:
...«казаки — враги и разорители Московского Государства. Их следует брать и топить, куда только они придут. Когда, Бог даст, Московское Государство успокоится, тогда, мы истребим этот злой народ».
Донцы, прочитав эту грамоту, возмутились, собрались на круг и потребовали к себе Ляпунова. На круг явились и люди Заруцкого. Ляпунов пытался оправдаться, но люди Заруцкого стали наседать на него с своими обвинениями. Произошла свалка и Ляпунов был на кругу зарублен.
Когда слух об убийстве на казачьем кругу Ляпунова распространился по Руси восточные и северо-восточные города послали граматы:
— «казаков в города не пущати… а выбрати бы нам на Московское государство Государя всею землею Российския державы; а будет казаки учнут выбирати Государя по своему изволению одни, не сославшася со всею землею, и нам того Государя на Государство не хотети…»
Под влиянием этих грамот Межаков с донцами стал под команду Трубецкого и Заруцкого.
Безпорядки в стане князя Трубецкого. Осада Москвы. Межаков переходит к князю Пожарскому. Примирение князей Трубецкого и Пожарского. Донцы выгоняют короля Сигизмунда из Московского царства. Земский собор 21-го февраля 1613-го года. Участие атамана Межакова в выборе царя Михаила Феодоровича Романова.
Ни князь Димитрий Трубецкой, ни Заруцкий не могли справиться с набранным ими ополчением. Беглые холопы, равнодушные к судьбам Российским, тупые и жадные, не понимали величия совершавшегося вокруг них. Они могли только пьянствовать и грабить население. Они называли себя — «казаками». И это было оскорбительно для донцов Межакова. Донцы старались держаться в стороне от этой рати Трубецкого.
Оттесненный от Москвы к Ярославлю князь Пожарский, 20-го августа 1612-го года подошел к Москве и остановился в пяти верстах от города, на реке Яузе.
Князь Трубецкой, стоявший под Москвой, послал гонцов к Пожарскому звать князя к себе, чтобы вместе итти на Москву.
Из стана Пожарского ответили: «отнюдь не бывать тому, чтобы нам стать вместе с ворами казаками».
Трубецкой и его «казаки» обиделись и остались стоять неподалеку от Пожарского по другую сторону реки Яузы, наблюдая за его действиями, но не принимая участия в боях.
Князь Пожарский приступил к осаде Москвы.
Польский гетман Ходкевич спешил на помощь полякам, засевшим в Москве. Вечером 21-го августа Ходкевич занял Поклонную гору, на рассвете 22-го перешел через Москва реку и атаковал ополчение князя Пожарского. С восхода солнца, в продолжение семи часов, поляки бились с ополченцами.
Князь Трубецкой, его начальники и Межаков, наблюдали за боем. Они смеялись над неудачами Пожарского.
— Так им и надо… Богаты пришли из Ярославля! отстоятся и одни от гетмана.
Солнце перевалило за полдень. Полки Пожарского отступали к стенам Москвы. Польские конные латники понеслись в атаку на мужицкую конницу Пожарского. Та не приняла атаки и стала покидать коней для пешего боя. Поляки врубились в мужицкие ряды.
Возмущенный видом этого избиения русских поляками Межаков подошел к князю Трубецкому и сказал:
— От вашей нелюбви к Московскому государству пагуба становится!
Вскочив на коня, он помчался к своим донским полкам и понесся с ними на поляков.
Атакованные сзади поляки смешались, повернули и ушли за Поклонную гору. На другой день Ходкевич, силы которого были потрепаны в бою, пошел от Москвы.
Перед Пожарским были лишь небольшие силы поляков, крепко засевшие в Кремле. Они ожидали помощи от короля Сигизмунда.
Пристыженный Межаковым князь Трубецкой примирился с князем Пожарским и оба ополчения пошли на Москву.
У Волоколамска король Сигизмунд был разбит донскими казаками атаманов Маркова и Епанчина и бежал до самой границы Польши, неотступно преследуемый донцами. В эту пору сложилась поговорка: пришли казаки с Дона — погнали ляхов к дому…»
22-го октября, войска князя Пожарского приступом взяли предместье Кремля Китай-город. Вскоре над Кремлем показалось белое знамя — поляки сдавались Пожарскому. В Кремле нашли поруганные святыни церкви, котлы с человеческим мясом и изголодавшихся поляков. Мерзость запустения была в Москве.
Нужно было приступать к строительству Москвы. Князь Пожарский, Трубецкой, прибывшие из Троице-Сергиевой Лавры монахи архимандрит Дионисий и келарь Авраамий выпустили воззвание, призывая поместных людей на Московский Земский Собор для решения государственных дел.
Келарь Авраамий приехал к атаману Межакову и привез ему золотую и серебряную церковную утварь в награду за помощь Московскому ополчению. Атаман Межаков отказался принять церковное достояние.
— Донцы, — сказал он, — почитали своею обязанностью и долгом помочь Москве. Не ради награды шли они на бранный труд. Они поклялись, не освободивши Москвы, не итти на Дон…
