Царь, воспитавшийся на протестантской культуре, и монах, закончивший свое образование на протестантском богословии, прекрасно поняли друг друга».
В ряде своих сочинений Феофан Прокопович доказывает, что государство имеет право управлять церковью, как оно хочет. Это ли не типичный протестантский взгляд на Церковь. Феофан Прокопович и не пытался скрывать протестантский характер своих идей. Его душа была предана «короне немецкой». Он считал, что цитадель протестантства Германия, это духовная мать всех стран. Протестантским богословам Феофан заявлял:
«Если желаете знать обо мне, что я за человек, знайте, что я всецело предан всем любящим истину… Так и теперь я расположен к вам…» Когда вышел составленный Ф. Прокоповичем «Духовный регламент», протестанты расценили как свою победу над православием. В одной изданной в те времена брошюре автор с радостью писал:
«Вместо Папы русские имели своего Патриарха, значение которого в их стране так же велико, как и значение Папы в Италии и в РимскоКатолической церкви».
«…Но в правление Петра эта религия изменилась во многом, ибо он понял, что без истинной религии никакие науки не могут приносить пользы.
В Голландии и Германии он узнал, какая вера наилучшая истинная и спасающая, и крепко запечатлел в своем уме. Общение с протестантами еще более утвердило его в этом образе мыслей; мы не ошибемся, если скажем, что Его Величество представлял себе истинную религию в виде лютеранской. Ибо, хотя в России до сих пор еще не все устроено по правилам нашей истинной религии, однако тому уже положено начало, и мы тем менее можем сомневаться в счастливом успехе, что мы знаем, что только грубые и упорные умы, воспитанные в своей суеверной греческой религии, не могут быть изменены сразу и уступают только постепенно; их, как детей, следует приводить шаг за шагом к познанию истины». Автор с восторгом пишет о Петре I: «что касается до призывания святых, то Его Величество указал, чтобы изображение Святого Николая нигде не стояло в комнатах, чтобы не было обычая приходя в дом сначала кланяться иконам, а потом хозяину. Система обучения в школах совершенно лютеранская и юношество воспитывается в правилах нашей истинной евангельской религии. Чудеса и мощи также уже не пользуются прежним уважением».
Еще в больший восторг автора приводит отмена патриаршества. «Царь отменил патриаршество и по примеру протестантских князей объявил себя самого верховным епископом всей страны».
«Морозов сообщает, — указывает Зызыкин, — что сначала в Синод хотели ввести и протестантских пасторов и сделать его высшим административным учреждением и для других христианских Церквей (первое время ему и подлежали лютеранские Церкви). Это было окончательным уничтожением особности Церкви, высший орган которой получал бытие от государства и становился одним из государственных учреждений. В соответствии с этим исповедь и проповедь поставлены на службу государству. Преступления государственные духовник открывал полиции, а проповедь признана была стать одним из политических средств для государства». О сильном влиянии протестантства указывает и С. Платонов.
Он пишет: «С реформой Петра протестантская культура стала широко влиять на Русь».
А Павлов в своем «Курсе русского церковного права» говорит прямо:
«Взгляд Петра Великого на Церковь…образовался под давлением протестантской системы…Была же введена и инквизиция из которой впрочем ничего не вышло».
XIII. УНИЧТОЖЕНИЕ ПАТРИАРШЕСТВА И ПОДЧИНЕНИЕ ЦЕРКВИ ГОСУДАРСТВУ
Подписав 25 января 1721 года «Духовный регламент» Петр подчиняет православную церковь государству. Одним ударом он уничтожил патриаршество, обезглавил русскую церковь, «обмирщил» русское государство, носившее до той поры религиозный облик, одним росчерком пера уничтожил все результаты национального строительства в течении веков. «Только чрезвычайное непонимание идеи своей власти, указывает Л. Тихомиров, — могло двинуть Петра на путь такого отношения к вере и поставить церковь, как неоднократно выражались в «Вавилонское пленение». «Духовный регламент» Петра Великого есть, — как справедливо заявляет Л. Тихомиров, — величайший акт абсолютистского произвола».
Подчинять церковь государству и нарушать этим многовековую традицию Петр не имел никакого права. А Петр нарушил, следуя примеру протестантства. Петр не имел никакого права узурпировать церковную власть и стать самовольно главой православной церкви. В результате церковной реформы интересы религиозные были удалены на второй план, а на первое место выдвинуты интересы политические.
«И это естественно, — пишет проф. Зызыкин, — ибо церковная реформа Петра была уничтожением прежних церковных основ русской жизни. После Петра православие перестало быть определяющей стихией государственного строительства в России; оно, продолжая существовать, определило жизнь масс народа, процветало в монастырях, скитах, давало святых подвижников, но оно уже не было той связывающей само государство стихией, которое отметало бы влияние любых философских систем, постепенно друг друга сменяющих».
Петр I отбросил высшие идеалы и понизил их «до уровня утилитаризма во всех сферах жизни, утилитаризма и языческого патриотизма, забывшего тот идеал святости и красоты, который потенциально живет в народе, как некий неистребимый идеал, осуществляемый в отдельных личностях, но уже не составлявший со времен Петра души государственного строительства.
Выражаясь на государственном языке на смену теории симфонии пришла теория просвещенного абсолютизма с его культом государства ради государства».
«Петру I, — справедливо замечает проф. Зызыкин в другом месте, был противен сам институт патриаршества, как символ других основ жизни, не тех, которые он проводил с Феофаном Прокоповичем. Ему нужно было не оцерковление государства, а полное его омирщение, ибо для него руководящим началом было уже не создание Святой Руси, а принцип государственной пользы, истолкованной самостоятельно самой светской властью в зависимости от господствующих философских учений».
Петр, борясь с патриаршеством, созданным Церковью, игнорируя церковные постановления и церковную собственность, вторгаясь властно в церковные отношения, обнаружил полное игнорирование Церкви, как особого учреждения, имеющего свои цели, средства и свои особые полномочия. И в этом игнорировании ее заключался самый тяжкий разрыв с московским порядком церковно-государственных отношений, основанных на идее симфонии властей.
«Все Петровское церковное законодательство есть разрушение основ церковной и царской власти, связанной не только догматами веры, но и вселенскими канонами Церкви. Таким образом пример нарушения границ должного и допустимого для государства дан и в России впервые не в XX столетии, а в XVII и особенно в начале XVIII-го и также не снизу, а сверху, опередив Францию во времени».
У Петра Великого, по заключению Л. Тихомирова, — не было понимания церкви, «а с этим невозможно было понимание и собственной власти, как русского монарха, В своем отношении к церкви он подрывал самую существенную основу своей власти — ее нравственнорелигиозный характер.
До Петра русское государство почти всегда, если не считать поры Никона, опиралось на добровольное единение двух сил — государственной и церковной власти. Петр Великий уничтожает эту национальную традицию, которая насчитывала за собой 700 лет. Петр уничтожает важнейшую часть опоры русского государства — свободную, независимую церковь».
Церковная «реформа» Петра была сознательным всесторонним переходом с русской религиозной точки зрения, на западную, протестантскую точку зрения. В результате создания Синода церковь стала одним из государственных учреждений. И к несчастью, православная церковь не выступила решительно против ложного решения Петром вопроса о взаимоотношении государства и Церкви вплоть до революции 1917 года.
Неестественные, двусмысленные отношения между государством и церковью в равной степени отравляли и сознание носителей государственной власти и сознание православной Церкви. Подчиняясь Синоду православная Церковь в глубине своего сознания все же не примирялась с антиправославным решением Петра.
То, что русские императоры в течение двух столетий после Петра вели свое церковное управление в духе чистейшего протестантизма дало право видному английскому богослову Пальмеру сказать следующую фразу:
«Россия теперь — империя, в которой немецкий элемент с его благородным религиозным индифферентизмом есть голова, а греческая религия привязана к этой чужой голове». Поэтому нельзя не согласиться с следующим выводом проф. Зызыкина:
«Духовный регламент» лишал духовенство первенствующего положения в государстве и делал церковь уже не указательницей идеалов, которые признано воспринимать и осуществлять государство, а просто одним из учреждений, департаментом полиции нравов».
