Анатолий Валентинович Петров, Игорь Борисович Нахутин, Борис Андреевич Столбов, Вячеслав Алексеевич Никонов — внук Молотова, Николай Иванович Шаклеин, Валентин Александрович Купцов, Егор Семенович Строев, Александр Сергеевич Дзасохов.
Их очень много, этих светлых людей. Всех не перечислить. Получится толстая «телефонная книга».
Но вернемся в 1991 год.
Несколько недель я находился в неком оцепенении. В ЦК была создана комиссия по трудоустройству сотрудников, возглавлял ее Петр Кириллович Лучинский — нынешний президент Молдовы, но я в комиссию эту не пошел, хотя она, говорят, очень многим помогла.
В то тяжелейшее время я отправился к двум руководителям, которых я хорошо знал, — к Кутафину Олегу Емельяновичу — ректору Московской юридической академии и Топорнину Борису Николаевичу — директору Института государства и права Академии наук СССР, — отправился с одним лишь вопросом: возьмут ли они меня на работу?
А в воздухе клубилась, буквально зримо ощутимая, некая опасность: будет ли охота на ведьм — прежних цековских работников — или не будет? Призывы к этому звучали очень громко. Особенно старалась покойная Галина Васильевна Старовойтова. Но надо отдать должное и Борису Николаевичу Ельцину, и — впоследствии — Виктору Степановичу Черномырдину: никакой охоты не было. Наверное, прежде всего потому, что сами они были партийными выходцами.
Деньги у меня еще оставались, правда, они кончались — еще мог прожить немного, а потом… потом, как говорится, не до супа с котом. Что скажут Кутафин с Топорниным? Вдруг откажут?
Первым я пришел к Кутафину.
— Олег Емельянович, возьмете меня на работу?
Тот — сразу же, не раздумывая ни секунды:
— Не вопрос! Для начала возьму профессором на кафедру, а там видно будет… Не вопрос!
Я поехал к академику Топорнину.
Топорнин тоже не стал раздумывать.
— У меня много недостатков, — сказал он, — но людей в трудную минуту я никогда не бросаю. Конечно, возьму. Главным научным сотрудником… Годится?
И я как-то сразу успокоился, тот холод, что сидел в душе, исчез. В конце концов, шут возьми, какой из меня партийный функционер? Я и проработал-то в ЦК всего ничего: с ноября 1989 года по август 1991-го неполных два года. Раньше в партии я никогда не работал, горбачевскому перестроечному призыву верил — мне искренне хотелось что-то сделать для людей, для страны, и в том, что произошло, никакой моей вины не было.
Работу я продолжал искать, но найти не успел: позвонил Вячеслав Александрович Михайлов, ныне бывший министр по делам национальностей в российском правительстве — в ЦК он заведовал отделом межнациональных отношений, умный человек, доктор наук, недаром он был востребован и прошлой властью, и властью нынешней, — и сказал:
— Есть такая новая организация — называется Конгресс российских деловых кругов, — которой требуются консультанты. Я иду консультантом по межнациональным вопросам, а вам предлагаю быть консультантом по правовым.
И мы, не сдавая в отдел кадров своих трудовых книжек, устроились по контракту работать в эту организацию. Оклад был приличный — около трех тысяч рублей. Это были очень неплохие по той поре деньги. Но проработали мы с Вячеславом Александровичем недолго — начались трудности с финансами, и нас сократили.
Предстояло вновь решать вопрос: куда пойти, как, каким способом зарабатывать деньги, чем кормить семью?
Те, кто когда-то стоял перед подобным барьером — будто на дуэли со своим будущим, — хорошо знают, как чувствует себя в таких ситуациях человек.
Москва была серой, какой-то промозглой, люди разбились на два лагеря: одни ликовали, пребывали в состоянии некоего сладкого опьянения, другие, наоборот, были мрачные, ходили, опустив головы, словно бы проиграли какую-то крупную игру и теперь в отчаянии готовы были схватиться за другие.
В воздухе пахло порохом, гражданской войной, схватками не на жизнь, а на смерть, этот запах особенно чувствовался, когда собирались митинги. В обществе появились не только красные, но и белые, и зеленые, и голубые какие угодно, словом. И у каждого цвета была своя правда, каждый цвет хотел вести за собой народ.
Только не все были достойны этого.
Огромная держава распадалась, вызывая у одних гнев, у других — слезы. Многие растерялись. Да и было отчего растеряться. Многие потеряли работу, рубль стремительно катился вниз, поговаривали о голоде, погромах, переворотах.
Этот период надо было обязательно пережить. И пережить достойно.
Без работы я оставался недолго — меня разыскал Вячеслав Алексеевич Никонов и предложил свою помощь. Никонов — внук Молотова, познакомились мы с ним в период первой президентской кампании в России, когда Горбачев решил, что конкуренцию Ельцину должен составить Вадим Викторович Бакатин, и распорядился создать группу помощи Бакатину. В эту группу попали Никонов и я.
Бакатину говорили довольно откровенно:
— У вас есть шанс стать президентом, если будете ругать Горбачева. Не будете ругать — шансов не будет.
Бакатин с этим соглашался, но Горбачева не ругал — совесть не позволяла.
В результате выборную кампанию он проиграл.
Позже Бакатин возглавил МСБ — Межреспубликанскую службу безопасности, — бывший КГБ, и Никонов ушел работать к нему.
— Приходите к нам, в МСБ, — сказал мне Никонов, — нам нужен опытный юрист.
Мощнейшая спецслужба, способная управлять миром, державшая в страхе Запад, переживала очень сложные времена. Ее старательно разваливали крикливые демократы — не исключаю, что не без помощи западных спецслужб. Когда-нибудь многое из того, что ныне считается тайным, станет явным.
Я приехал на Лубянку, в «командный» корпус 1/3, где сидит начальство. Встретился с Никоновым, позже с Бакатиным…
В результате переговоров я дал согласие пойти работать в МСБ, но сугубо штатским сотрудником. Чтобы не носить погоны на плечах. В льготах по сравнению с аттестованными сотрудниками я, конечно, терял, но не так уж много…
Едва я вышел на работу, как позвонил старый свердловчанин Вениамин Федорович Яковлев, бывший министр юстиции СССР, а в тот момент — советник Горбачева. Горбачеву нужен был юрист-государственник.
— Приходите ко мне в аппарат консультантом по государственно-правовым вопросам, — предложил Яковлев.
Я ему рассказал о ситуации: уже работаю, так сказать… В МСБ. Яковлев в ответ:
— Я переговорю с Бакатиным. Здесь вы нужнее.
На следующий день меня вызвал Бакатин.
— Юрий Ильич, вы сколько проработали в нашей организации? — спросил он довольно сурово.
Я поднял руки вверх:
— Вадим Викторович, все понял!
Переход не состоялся.
Госбезопасность наша — это не только погони, стрельба и поимка шпионов, которые так охотно показывают в кино, это еще и мощнейшая аналитическая служба. Так что выбрать работу было можно.
В МСБ мне предложили три должности: начальника правового управления, помощника Бакатина и старшего консультанта. Все должности были генеральские.
Я выбрал третью и, как потом выяснилось, правильно сделал. Это была самая интересная работа. Группа консультантов на Лубянке традиционно сильная, создали ее еще при Андропове как независимую службу; Андропов всегда отсылал в эту группу документы на обкатку.
— Вы не связаны ни с одной из наших служб, — говорил он, — поэтому изучите и, не стесняясь, скажите свою правду.
Кто входил в группу консультантов при мне? Генерал-лейтенант Кондрашев Сергей Александрович, знаток политики, владеющий несколькими языками; генерал-лейтенант Сторожев Юрий Васильевич; генерал-лейтенант Корнилов Юрий Иванович; генерал-майор Широнин Вячеслав Сергеевич, который во время распада страны выводил агентурный аппарат из Прибалтики, спасал картотеку агентов — святая святых всякой спецслужбы, спас, к сожалению, только в Латвии, но в этом не его вина; молодой полковник Демин Юрий Георгиевич консультант бывшего председателя КГБ Крючкова. Демина готовили к увольнению, как консультанта Крючкова.
Я присмотрелся к нему: парень вроде бы смышленый, пишет докторскую диссертацию, от работы не отлынивает, пошел к Никонову:
— Жалко Демина!
То же самое сказал и Бакатину. В результате Демина оставили в группе консультантов.
О Бакатине и в ту пору, и позже говорили всякое, в частности что он добровольно, по своей инициативе, передал американцам чертежи прослушивающих устройств в новом здании их посольства на Садовом кольце…
Через несколько лет, когда я уже работал в Генпрокуратуре, ФСБ решило привлечь Бакатина за это деяние к уголовной ответственности, и мы разбирались в случившемся. Очень подробно разбирались. Бакатин написал служебную записку Горбачеву. Горбачев поставил на ней резолюцию Панкину (бывший министр иностранных дел СССР), Бакатину. Вопрос надо проработать и внести предложение на основе взаимности. Предполагалось, что взамен американцы отдадут нам схемы прослушивания нашего посольства в Вашингтоне. Но Бакатин передал схему американцам в одностороннем порядке. Почему? Непонятно.
