Ознакомительная версия.
5-я кавказская дивизия Нури-паши должна была отправиться в район Елизаветполя для организации азербайджанской армии. Правда, ее создание сильно затянулось. По многочисленным свидетельствам современников, собственно азербайджанцы воевать ни с кем не желали. Принудительные мобилизации давали лишь горстки людей, да и те по ночам уходили в казенной экипировке и с оружием163. По данным русских офицеров, докладывавших в Добровольческую армию, за две недели удалось собрать лишь 300 человек; «население бежит от мобилизации в горы, в леса, даже к армянам»164. Поэтому основу Армии ислама составили турецкие офицеры и солдаты. Присутствие азербайджанских войск было лишь имитацией, прикрывавшей турецкую оккупацию.
Общее руководство двумя армиями было поручено дяде Энвера Халил-паше. Все кавказские дивизии были пополнены до 9 тыс. человек. Русские агенты в Закавказье сообщали в военно-политическое отделение штаба Добровольческой армии, что 9, 11 и 15-я пехотные дивизии турок, переброшенные с румынского фронта, «очень хорошо выглядят после длительного отдыха», а 10-я и 36-я дивизии считаются отборными в турецкой армии165.
Однако турки не могли использовать все наличные силы для похода на Кавказ, поскольку большая их часть была отвлечена летом 1918 г. на борьбу с армянскими отрядами в турецкой Армении. Поэтому на Елизаветполь и Баку были направлены первоначально только 5-я пехотная дивизия и ряд вспомогательных частей166.
Оккупировать Баку спешила и кайзеровская Германия. На этой почве между союзными Турцией и Германией разгорелся серьезный конфликт, угрожавший даже перерасти в военное столкновение. Напряженные отношения двух союзных стран, в частности постоянные дипломатические демарши Германии и блокирование ими железной дороги, в значительной степени сдерживали активность турок на Кавказе.
Наконец, воспользоваться бакинской нефтью и перерабатывающими мощностями Бакинского промышленного района, как уже говорилось выше, желали и британцы, опасавшиеся к тому же, что беззащитный Баку мог бы стать трамплином для германо-турецкой агрессии в Среднюю Азию и британскую Индию. Однако сил для осуществления агрессии в Закавказье англичане на тот момент еще не имели. Форсирование турецкого наступления на Баку в июне 1918 г. было связано как раз с дошедшими до Константинополя известиями об активизации англичан в Персии.
Рассуждая трезво, руководство Бакинской коммуны, не собираясь дожидаться противника у стен города, в мае приняло решение о наступлении на Елизаветполь, а в случае удачи, то и далее – на Тифлис с целью разгрома национальных правительств и изгнания с территории Закавказья оккупационных немецких и турецких войск. Энтузиазм большевикам придавали первые военные удачи: без особых усилий им удалось в середине апреля сломить сопротивление объединенных сил дагестанской контрреволюции и овладеть главными городами Дагестанской области – Дербентом, Петровском и Темир-Хан-Шурой, где была установлена советская власть. Бакинцы предприняли первые шаги и для продвижения на юг Азербайджана – в богатую хлеборобную область Мугань. Здесь также была провозглашена советская республика (которая существовала наряду с отрядом Ильшевича).
Общий замысел готовившегося главного наступления Бакинской Красной армии Шаумян сформулировал так. «Нужно торопиться в Елизаветполь, – сообщал он в Москву 24 мая, – чтобы там, а затем и дальше вызвать восстание армян. Это повлияет на грузинское крестьянство, и сейм будет разогнан»167. От классовой борьбы в этом призыве не осталось и следа. На одном из публичных выступлений 29 мая он развил свою мысль, заранее сложив всю ответственность на «ханов и беков» и само азербайджанское крестьянство: «Если первое время (имеется в виду начало наступления войск Красной армии. – А. Б.) ханам и бекам удастся сбить с толку мусульманское крестьянство. первые столкновения могут принять национальный характер, и если в Елизаветпольской губернии произойдут печальные столкновения армян и татар, если, может быть, это и неизбежно, то это не должно нас пугать, ибо это будет лишь временным явлением»168. Впрочем, он выразил надежду, что мусульманское крестьянство «скоро очнется и не даст возможности развиться армяно-татарской резне, подобно тому как это было в Баку»169. Возможное наступление в Грузию также связывалось с провоцированием межнациональной борьбы, в которой бакинские большевики рассчитывали на содействие тифлисских дашнаков. Последние были «готовы поднять восстание, если у бакинцев достаточно сил, чтобы победоносно двинуться через Елизаветполь»170. В целом, по словам Степана Шаумяна, «дашнаки действуют всецело по нашим указаниям»171.
Нельзя не сказать и о весьма прозаической причине, гнавшей большевиков вперед, за пределы города. Весной в Баку начался «форменный голод», и успешная война могла компенсировать нарушение рыночного обмена с деревней. В начале лета населению по карточкам выдавалось от половины до четверти фунта хлеба в день (80-160 граммов), а иногда не выдавалось ничего172. Голод значительно пошатнул положение большевиков, не сумевших наладить хозяйственную жизнь в Баку, и давал козырь в пропаганде правым социалистам, которые не преминули, по словам большевиков, прибегнуть к «недостойному приему – пользоваться озлоблением голодных людей»173. Русский офицер В.А. Добрынин резюмировал замыслы большевиков стремлением «укрепить свою власть, избавить себя от бушующей в Баку вооруженной и преступной черни и как-то раздобыть хлеба… Реквизициями и грабежами» они надеялись «прокормить огромный город»174.
Первоначально большевикам противостояли «нерегулярные войска грузин, мусаватские татары и банды дагестанцев в форме нашей пехоты»175. Особенно ожесточенные бои велись на территории Шемахинского и Геокчайского уездов, населенных преимущественно тюрками. Русское и армянское меньшинства этих уездов помогали большевикам Красная армия нанесла противнику ряд поражений. 16–18 июня в боях под Геокчаем он потерял, по разным данным, от 800 до 3000 человек. Бакинскому совету казалось, что победа уже близка, а Кавказская Красная армия благодаря наличию армянских дружин приближалась к идеалу, то есть к стандарту регулярной армии: «Общее впечатление от армии людей, сведущих в военном деле, что это не обычная «советская» армия – в лучшем случае партизанские отряды, – а настоящее регулярное войско. Все товарищи, приезжающие из России, выражают восторги, знакомясь с нею. И пока что эта армия ведет себя великолепно»176. 23 июня 1918 г. Шаумян уверенно писал Ленину о необходимости двигаться на Тифлис, о вреде простоя для его войск177.
Однако наступательный порыв новой армии, терзаемой жарой, жаждой, малярией, голодом и нехваткой боеприпасов, быстро иссяк. В конце июня в бой вступили турецкие войска, получившие солидное подкрепление178, а Красная армия смогла пополниться лишь 2 тыс. человек, призванными по мобилизации. В боях под Геокчаем 27 июня – 1 июля бакинские войска были разбиты и стали беспорядочно отступать. Начался массовый уход бойцов с фронта. В.А. Добрынин отмечал «полную дезорганизованность, совершенное отсутствие порядка и дисциплины и повальное, потрясающее дезертирство» в красных частях179. Командир одного из батальонов доносил в Бакинский Совнарком: «Касаясь дисциплины во вверенном мне отряде, я должен констатировать… что сознательного и разумного отношения к своим обязанностям не было. Неповиновение командному составу, подчас переходившее в грубые реплики и ругань по адресу инструкторов, неисполнение часто простых боевых задач… мародерство, изнасилование женщин, подчас молодых подростков. Из 700 штыков, находящихся в моем распоряжении, только 300 человек были в окопах, остальные спрятались в ближайшей деревне и на пароходах. И мне, начальнику, вместо того чтобы отдавать те или иные распоряжения, приходилось бегать по пароходам и собирать солдат для отправки в окопы»180. Этого начальника за нежелание отступать в конце концов изгнали из отряда.
Красная армия Бакинского Совнаркома фактически развалилась и в беспорядке отступала к Баку. Сами большевики склонны были всю вину взваливать на командиров старой армии – дашнаков Амазаспа, Казарова и главнокомандующего Аветисова – слишком поспешно отводивших войска. Об этом вспоминал, в частности, А.И. Микоян, бывший военным комиссаром 3-й бригады и отступавший, может быть, лишь чуть медленнее военных руководителей армии181.
Отличительной особенностью истории бакинской Красной армии этого периода стала бесконечная митинговщина, сопровождавшая каждое действие войск. Б. Байков отмечал, что «в войсках дисциплины не было никакой и таковая заменялась революционным сознанием», по любому поводу выводившим солдат на собрания182. Митинговали даже в критические моменты, когда решалась судьба самой Коммуны. Впрочем, это было повсеместным явлением в нарождавшейся Красной армии. Муганский офицер В.А. Добрынин с негодованием замечал, что «митинговать, сумлеваться и выражать недоверие офицерам было гораздо. легче, чем, обняв винтовку, лежать под пулями в грязном окопе»183. Когда на линии фронта практически не оставалось бойцов, 25 июля в заседании Бакинского совета принимали участие 500 человек (только тех, кто голосовал!). Закончились митинги только с гибелью самой Коммуны. 4 августа состоялась последняя «партийная конференция».
Ознакомительная версия.
