Несколько соседских общин, grannar, объединялись в bygð — бюгд заселенную местность, ограниченную естественными рубежами или необитаемым пространством; бюгды объединялись в hérað, (hundari). Херады составляли области, земли — fylki, или land, иногда — riki. Тенденция к интеграции этих в прошлом независимых территорий проявилась в становлении гаутского и свейского племенных союзов в Швеции, в Норвегии, возможно в образовании так называемых «судебных областей», в названиях которых есть корень — lag—"закон" (Трендалаг — букв, «область, где действует закон трендов»; Данелаг, в Англии, — «область датского права»).
Бюгды, херады, фюльки (ланды, рики) управлялись — каждый — тингом соответствующего уровня. По крайней мере, с херада можно проследить и позиции племенной аристократии, «предводителей» — (hófðingi), из числа которых выдвигался для племенного ополчения воевода (hersir), а для области правитель (jarl) или даже король (konungr).
Смысл существования этой многоступенчатой системы заключался в поддержании того, что выражалось основным значением слова lag, lón, lög — «закон». Með lögum skal land byggja —"на праве страна строится". В принципе, верховное право, landslóg, вершить суд, блюсти lóg ok landsrett, законы и обычаи страны, принадлежало конунгу в качестве его древней, сакрально-социальной функции [Halfð. saga svarta, 3; Haralds saga ins hárfagra, 6]. Вероятно, какая-то часть этих функций в древности распределялась и по остальным ступеням аристократической племенной иерархии. Но в эпоху викингов реальной законодательной властью располагал прежде всего тинг, народное собрание (ting).
Именно сюда, на placitum, выносит rex — konungr свеев, скажем, такой вопрос, как принятие христианства [Rimbertus, XXIV]; конунг выступает, скорее, как власть исполнительная, верховный функционер племенной организации. Положение дел на тинге контролировали лагманы (lógmaðr — «законник»). И самый известный из них, свейский лагман Торгнюр, запечатлённый в «Хеймскрингле», еще в начале XI в. мог от лица бондов и при их поддержке заявить конунгу: «А если ты не пожелаешь сделать то, что мы требуем, мы восстанем против тебя и убьём тебя… Так раньше поступали наши предки: они утопили в трясине на Мулатинге пятерых конунгов за то, что те были такими же высокомерными, как ты» [Сага об Олаве Святом, 80]. Не отражает ли это воспоминание одну из коллизий, положивших конец вендельскому периоду?
Во всяком случае, в эпоху викингов «карлы и ярлы» в политическом плане составляли нечто целое: родовитая знать ничем, кроме своей родовитости (выраженной в поэтических генеалогиях, возводящих владельцев к мифо-эпическим персонажам, а то и божествам) и периодических, ритуального характера приношений (gjöf — «дары», veizla — «угощения») со стороны других общинников, не выделяется. Регулирование работы военно-демократического тинга — функция лагмана, основанная не на каком-либо аппарате принуждения, а на его авторитете как знатока, помнящего правовые нормы (аллитерированные, как стихи) и знающего их наизусть, умеющего «сказывать закон» (lógsaga); в Исландии это нашло выражение в титуле главы альтинга — lógsogumaðr — «законоговоритель». По инициативе лагмана могло происходить réttarbot — «улучшение права» (с такого рода предложением мог выступить и конунг); однако основой деятельности тинга был прежде всего siðr, обычай. Именно сохранение неизменным «обычая прежних конунгов» (siðr inna fyrri konunga) было постоянным условием «социального партнерства» между бондами и королевской властью.
Гарантией демократичности тинга был принцип его всеобщности, allsherjarting. В исследованиях А.Я.Гуревича детально прослежен процесс постепенного сужения числа участников тинга по мере прогресса феодализации Норвегии во второй половине XI–XIII вв. [47, с. 151–166; 48, с. 193–213; 53, с. 178–212]. Военно-демократическое право постепенно, по мере разложения элементов родовой организации, парцеллизации хозяйств и имущественной дифференциации бондов, для части из них становилось обременительной повинностью, которой стремились избежать или передоверить ее другим, более имущим. Для бондов, сохраняющих это право, оно превращалось в политическую привилегию, как и вооруженная служба, сближавшая верхушку бондов с господствующим классом, постепенно втягивавшим одальманов-хольдов в свой состав.
Наряду с тингом и в функциональной связи с ним вторым основополагающим институтом скандинавского общества было народное ополчение, ледунг (норв. leiðangr, дат. leding, др. — шв. leðunger). В источниках этот термин выступает в двух значениях: более раннем (связанном с вооружением folkvapn) как leiðangr fyr landi — народное ополчение для защиты страны; и более позднем, в XII–XIII вв., как коммутированная воинская повинность, денежный налог, в государственной практике Дании, Норвегии и Швеции утвердившийся примерно одновременно [47, с. 69, 188–189; 89, с. 108–110; 378, с. 31–32].
В основе ледунга — местные (областные, племенные) ополчения довикингской поры. Процесс их активизации, связанный с началом походов викингов, в течение IX в. подготовил постепенную консолидацию, а затем подчинение централизованному королевскому управлению. В середине X в., в правление Хакона Доброго (945–960 гг.) были заложены основы военно-территориальной организации, сохранявшиеся па протяжении последующих столетий. Конунг получил право сбора ополчения в различных масштабах — в виде halfs almenningr (полуополчения) или полного, allan almenningr [F., Ill, 3]. Исходной единицей мобилизации был manngörð (маннгёрд) — 3 усадьбы, выставлявшие одного человека в лейданг, в то время как два других следили за его хозяйством; могло быть и наоборот — в поход уходили два, оставался один [F. VII, 7; G. 299]. Маннгёрды объединялись в «корабельный округ», skipreidi (в Трендалаге — skipsysla, в Швеции — hamna, в Дании — havn) [47, с. 168; 181; 89, с. 31]. Корабельную команду-дружину возглавлял stýrimaðr, кормчий, который нередко назначался конунгом; флотилиями округов командовали королевские ленники-лендрманы (сменившая позднее титул lendrmaðr форма syslumaðr образована от названия корабельного округа sysla —"служба, работа"). Самым крупным подразделением лейданга был фюльк, fylki: «У норвежцев фюльком называется округ, который выставляет 12 полностью снаряженных кораблей с людьми и вооружением, и на каждом корабле обычно по шести или семи десятков человек» [Цит. по: 47, с. 181]. Фюльк возглавлял хавдинг или ярл, выставлявший обычно собственный корабль с дружиной [89, с. 109–110, 155]. Таким образом, по крайней мере в XI в. командные посты в структуре ледунга сохраняла за собою на всех основных уровнях феодальная иерархия с ее вооруженной силой.
В течение всей эпохи викингов, с начала IX до середины XI в., между народным ополчением, ледунгом, постепенно приобретавшим все более государственно-организованный характер, и королевской дружиной (hirð), развивавшейся в военно-феодальную иерархию, оставалась своего рода социальная ниша, исчезнувшая лишь по мере завершения обоих указанных процессов. Заполнялась она деятельностью относительно свободных (и от государственной власти, и от традиционной племенной структуры) дружин викингов, внутренняя организация которых, именно в силу этой свободы, наименее освещена в источниках.
Социальная структура хундаров и фюльков вендельского периода не оставляла места для зарождения и консолидации новых общественных сил: элементы, вступавшие в противоречие с племенной знатью, опиравшейся на сакрализованный авторитет, словно «выдавливались» из общества, устремляясь на пустующие, не освященные племенными божествами земли, свободные от контроля местных вождей-жрецов; выходом поэтому стала не внутренняя колонизация (физически возможная, и много позднее осуществленная конунгами), а эмиграция на ближайшие острова к востоку и западу от Скандинавии.
К исходу VIII в. фонд доступных для колонизации островных земель был исчерпан. Норманны вышли к прибрежным границам европейских государств, защищенным феодальной властью и недоступным для свободного заселения. Однако расположенные вдоль побережья, неукрепленные сельские церкви и монастыри оказались легкой добычей, раскрывая перед несостоявшимися переселенцами новые возможности: не случайно в ряду импортов Хельгё найден епископский посох, который вряд ли был предметом торговой сделки. Доступ к источникам движимых ценностей (fé), традиционные каналы поступления которых были монополизированы родовой знатью, позволял общественному слою бондов быстро и глубоко перестроить свой экономический потенциал, упрочить и повысить статус, создать военно-демократическую социальную организацию и затем интегрировать в нее старую знать. Однако чтобы воспользоваться этими новыми источниками, необходима была особая форма объединения широких общественных сил; а поскольку потребность в ценностях, определявшаяся «экономической емкостью» всего совокупного слоя бондов, динамично нарастала, эта динамика вела и к количественному росту, и к самоорганизации сил и групп, взявших па себя выполнение новых социальных функций.
