надписи дошли до Европы, французские исследователи пытались скопировать её. Несколько дней они провели у Бехистуна, ободрали в кровь ладони, разбили колени, вколотили в скалу множество кольев, а в результате вернулись обратно во Францию с официальным заявлением о том, что до надписи добраться невозможно. Французы не знали, что к тому времени, когда они в полном отчаянии покинули надпись, она была уже тщательно скопирована и человек, совершивший этот альпинистский и научный подвиг, сидит неподалёку от них, стараясь расшифровать текст. Этот человек был англичанин Раулинсон.
Открытие Гротефенда стало только самым началом исследования клинописи. Дальнейшие шаги в этом направлении связаны с именем Г. Раулинсона. Раулинсон был английским офицером, который имел счастье в семнадцатилетнем возрасте встретить на корабле, плывущем в Индию, Джона Малькольма, губернатора Бомбея и известного ориенталиста. Губернатор за долгие недели плавания смог внушить юноше страсть к исследованиям Востока. Пути Раулинсона и Дария скрестились в 1837 году у деревни Бехистун, где на скале выбита уже знакомая нам надпись. В тот день началась история научного исследования Древней Персии и Вавилона.
Раулинсон, переведённый из Индии в Персию, узнал о Бехистунской надписи от местных жителей. Когда же он взял краткий отпуск и приехал к Бехистуну, он сразу понял, что именно этот текст может помочь расшифровать клинопись. Причем следует оговориться: Раулинсон ещё не знал ни об открытии Гротефенда, ни о французской экспедиции, которая уже укладывала в Париже многочисленные чемоданы.
Все попытки Раулинсона добраться до надписи снизу, путём, вскоре избранным французами, были безуспешны. Но Раулинсон не собирался сдаваться. Сто метров от ручья до надписи. Пятьдесят метров вертикальной скалы. Нет, так ему надпись не скопировать. Но если не снизу, то, может быть, сверху? И Раулинсон запасся верёвкой, совершил нелёгкое восхождение по обратной стороне крутой скалы, и вот спустя несколько часов он стоит на её вершине. Внизу, в трёхстах метрах, невидимые сверху Дарий и его враги.
Раулинсон спускался к надписи по верёвке, привязав к спине рулоны бумаги. Достигнув надписи, он, то раскачиваясь над пропастью, то примостившись на узком карнизе, час за часом, обливаясь потом, рискуя в любой момент сорваться, копировал знаки. Зарисовав девять из тринадцати колонок текста, Раулинсон смотал верёвки и рулоны бумаги, вернулся в Тегеран и уселся за расшифровку. К тому времени он получил и журнал с докладом Гротефенда, который ему во многом помог.
Через несколько лет работы Раулинсон, к тому времени уже консул Великобритании в Персии, известный исследователь Востока, представил Лондонскому азиатскому обществу не только копию большей части Бехистунской надписи, но и её перевод.
Разумеется, на этом исследование надписи не прекратилось. Ведь Раулинсон перевёл только один из её текстов — древнеперсидский. С остальными двумя пришлось повозиться, тем более что вавилонский язык оказался не буквенным, как древнеперсидский, а весьма сложной системой, в которой один и тот же знак в зависимости от положения мог означать и букву, и слог, и слово. В среде учёных произошло некоторое замешательство, но кое-кто, а среди них и Раулинсон, верил, что и эту языковую систему разгадать можно. Так и случилось. Через несколько лет были найдены глиняные таблички — школьные учебники, в которых для школьников Древней Персии давался перевод этой системы письма в буквенную. Находка оказалась такой своевременной и пришлась так кстати, что тут же появились скептики, ставившие под сомнение её подлинность и уверявшие, что с помощью «словарей» никакого текста прочесть нельзя.
Тогда Лондонское азиатское общество пошло на редкий эксперимент. Вновь найденную вавилонскую надпись послали четырём различным специалистам, в том числе Раулинсону. Каждого попросили перевести текст, пользуясь древними словарями. Причём ни один из четырёх не знал, что тот же текст получили трое его коллег. Учёные выполнили просьбу общества, и, когда ответы сличили, оказалось, что они практически идентичны.
Так завершился первый этап расшифровки клинописи.
Исследователи ещё не могли сказать, что знают о клинописи всё. Количество текстов — древнеперсидских, вавилонских, ассирийских, шумерских, эламских — росло лавиной: каждая новая экспедиция привозила тысячи табличек. В музеях мира их сейчас насчитываются чуть ли не сотни тысяч, а находки продолжаются — древние обитатели Месопотамии были людьми образованными и пишущими. Всё, вплоть до чеков в магазинах Вавилона, выписывалось на глиняных табличках и обжигалось. За тысячи лет своего существования великие древние цивилизации оставили их несметное число.
Казалось бы, учёным уже давно не до Бехистунской надписи. Но вновь и вновь к скале приезжали экспедиции, разбивали лагерь у родника и разворачивали сложное альпинистское снаряжение…
Большие экспедиции Джексона в 1903 году и Уильяма Кинга в 1904 году снимали копии с надписей, стараясь разгадать сомнительные и выветрившиеся строки. Последняя из крупных «копировальных» экспедиций под руководством профессора Камерона пришла к скале в 1948 году. Историки с помощью нефтяников вбили в скалу множество крючьев, соорудили лестницы до самого монумента и изготовили люльки наподобие малярных, в которых можно было более или менее свободно передвигаться вдоль надписи. Эта экспедиция не перерисовывала надписи, а снимала с них слепки.
Свыше ста лет продолжалось изучение монумента. Поистине надо отдать должное Дарию: он задал учёным нелёгкую задачу. Но они отнеслись с уважением к его просьбе: насколько известно, никаких попыток повредить гордую надпись, повествующую о победах древнего царя над соперниками, не было.
Если Бехистунская надпись — памятник апофеоза персидской державы Ахеменидов, то драматические события, связанные с Персеполем, знаменуют конец не только этой державы, но и того древнего мира, возникшего на берегах Нила и Евфрата, который медленно и высоко поднялся в пирамидах и храмах Карнака, Ниневии и Вавилона и рассыпался от яростного удара небольшой армии македонского полководца. Ещё будет доживать свой век Вавилон и будут сменяться владыки на египетском троне (правда, из соратников того же Александра), но огонь, сожравший персепольский дворец, ознаменовал не только гибель этого великолепного памятника архитектуры. Тогда, как пишет английский археолог Мортимер Уилер, «погибла вся средневосточная цивилизация, для которой прошли времена творческих порывов…».
Персепольский дворец — ровесник Бехистунской надписи. В те же годы, когда Дарий, уничтожив соперников, добился безграничной власти в ахеменидской империи, он, отлично сознавая важность парадного оформления власти в объединённом благодаря лишь военной силе государстве, раскинувшемся от Кавказских гор до Египта, задался и проблемой создания достойного центра империи.
Сузы, столица империи, хоть и были большим и богатым городом, но уступали, очевидно, и Вавилону, и Фивам, и, возможно, некоторым эллинским городам, таким как Эфес или Милет. Однако Дарию был не столько важен размер города, сколько соответствие
