Отсюда одних отпускали, других отправляли в отделения милиции или же везли в Лефортово. По данным «Независимой газеты», через отделения милиции прошло около 500 арестованных, в Лефортово отправили около 100 человек. [Родин И. Хроника // Независимая газета. 1993. 6 октября; Андронов И. Поминки у «Белого дома» // Правда. 1995. 27 сентября. ] Разумеется, это ориентировочные данные, которые никак не могут претендовать на точность. Восстановление полной картины требует документов, но они сейчас обычному исследователю недоступны.
«По данным прокуратуры города Москвы, — говорится в материалах Комиссии Т. А. Астраханкиной, — в период с 3 по 5 октября 1993 года в связи с происходившими событиями сотрудниками милиции было задержано более 6000 человек, из них почти половина без оформления документов. В следственные изоляторы без документов о взятии под стражу были помещены 348 человек. Всего до отмены чрезвычайного положения было задержано за административные нарушения 54 тыс. человек, за нарушение комендантского часа — 35 тыс. человек. При этом задержания нередко носили произвольный характер. В некоторых отделениях милиции происходили массовые избиения арестованных и задержанных». [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной думы… С. 267. См. также: Белых В. Милиция отпускает задержанных и распускает руки // Известия. 1993. 8 октября.]
Этой проблеме посвящен специальный доклад «Мемориала» «Нарушения прав человека в ходе осуществления режима чрезвычайного положения в Москве в период с середины дня 4 октября до 18октября 1993 г. Доклад правозащитного центра „Мемориал“. Апрель 1994 г.» (М., 1994), с которым можно познакомиться в интернете, а также доклад «О соблюдении прав человека и гражданина в РФ за 1993 год: Доклад Комиссии по правам человека при Президенте РФ» (М., 1994).
Так с благословения «цивилизованного» Запада в Москве торжествовала «демократия». [За это только МВД представило к награде 3,5 тысячи человек (Агафьин А. Отморозки в погонах//Дуэль. 1999. 2 ноября). Фамилии некоторых «героев октября» можно найти в списках награжденных на страницах «Российской газеты» за 8 октября 1993 г. За участие в расстреле «Белого дома» все офицеры 119-го парашютно-десантного полка были обеспечены квартирами (Иванов И. Анафема. С. 238).]
Уже после октябрьских событий 1993 г. Виктор Аксючиц спросил Сергея Станкевича: «Зачем так жестоко расстреливали Белый дом?» Последовал циничный ответ: «Чтобы другим неповадно было. Пусть все видят и запомнят». [Фадеев М. А. Пять лет назад (воспоминания свидетелей и участников событий 3–4 октября 1993 г.) //Дуэль. 1998. № 32.]
Спасибо за откровенность!
Мы все видели.
Все помним.
И не забудем этого.
Никогда.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ?
Едва только над Белым домом рассеялся черный дым, как мы услышали гневный голос сторонников демократии.
Может быть, они негодовали по поводу расстрела парламента?
Может быть, они возмущались волной беззакония, которая прокатилась по Москве?
Может быть, они сожалели о пролившейся на улицах столицы крови?
Ничего подобного.
Опубликованное 5 октября 1993 г. на страницах «Известий» письмо 42 известных российских литераторов называлось «Писатели требуют от правительства решительных действий».
«Нет ни желания, ни необходимости подробно комментировать то, что случилось в Москве 3 октября, — говорилось в этом письме. — Произошло то, что не могло не произойти из-за наших с вами беспечности и глупости, — ФАШИСТЫ ВЗЯЛИСЬ ЗА ОРУЖИЕ, ПЫТАЯСЬ ЗАХВАТИТЬ ВЛАСТЬ. Слава Богу, армия и правоохранительные органы оказались с народом, не раскололись, не позволили перерасти кровавой авантюре в гибельную гражданскую войну, ну а если бы вдруг?… Нам некого было бы винить, кроме самих себя. Мы „жалостливо“ умоляли после августовского путча не „мстить', не „наказывать“, не „запрещать“, не „закрывать“, не „заниматься поисками ведьм“. Нам очень хотелось быть добрыми, великодушными, терпимыми. Добрыми… К кому? К убийцам? Терпимыми… К чему? К фашизму?
И „ведьмы“, а вернее красно-коричневые оборотни, наглея от безнаказанности, оклеивали на глазах милиции стены своими ядовитыми листками, грязно оскорбляя народ, государство, его законных руководителей, сладострастно объясняя, как именно они будут всех нас вешать… Что тут говорить? Хватит говорить… Пора научиться действовать. ЭТИ ТУПЫЕ НЕГОДЯИ УВАЖАЮТ ТОЛЬКО СИЛУ. ТАК НЕ ПОРА ЛИ ЕЕ ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ НАШЕЙ ЮНОЙ, НО УЖЕ, КАК МЫ ВНОВЬ УБЕДИЛИСЬ, ДОСТАТОЧНО ОКРЕПШЕЙ ДЕМОКРАТИИ?
Мы не призываем ни к мести, ни к жестокости, хотя скорбь о новых невинных жертвах и гнев к хладнокровным их палачам переполняет наши (как, наверное, и ваши) сердца. Но… хватит! Мы не можем позволить, чтобы судьба народа, судьба демократии и дальше зависела от воли кучки ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ ПРОЙДОХ и политических авантюристов.
Мы должны на этот раз жестко потребовать от правительства и президента то, что они должны были (вместе с нами) сделать давно, но не сделали:
1. Все виды коммунистических и националистических партий, фронтов и объединений должны быть распущены и запрещены указом президента.
2. Все незаконные военизированные, а тем более вооруженные объединения и группы должны быть выявлены и разогнаны (с привлечением к уголовной ответственности, когда к этому обязывает закон).
3. Законодательство, предусматривающее жесткие санкции за пропаганду фашизма, шовинизма, расовой ненависти, призывы к насилию и жестокости, должно, наконец, заработать. Прокуроры, следователи и судьи, покровительствующие такого рода общественно опасным преступлениям, должны немедленно отстраняться от работы.
4. Органы печати, изо дня в день возбуждавшие ненависть, призывающие к насилию и являющиеся, на наш взгляд, одним из главных организаторов и виновников происшедшей трагедии (и потенциальными виновниками множества будущих), такие как „День“, „Правда“, „Советская Россия“, „Литературная Россия“ (а также телепрограмма „600 секунд“) и ряд других должны быть ВПРЕДЬ ДО СУДЕБНОГО РАЗБИРАТЕЛЬСТВА ЗАКРЫТЫ.
5. Деятельность органов советской власти, отказавшихся подчиняться ЗАКОННОЙ ВЛАСТИ РОССИИ, должна быть приостановлена.
6. Мы все сообща должны не допустить, чтобы суд над организаторами и участниками кровавой драмы в Москве стал похожим на тот позорный фарс, который именуют „судом над ГКЧП“.
7. ПРИЗНАТЬ НЕЛЕГИТИМНЫМИ НЕ ТОЛЬКО СЪЕЗД НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ, ВЕРХОВНЫЙ СОВЕТ, НО И ВСЕ ОБРАЗОВАННЫЕ ИМИ ОРГАНЫ (В ТОМ ЧИСЛЕ И КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД).
История еще раз предоставила нам шанс сделать ШИРОКИЙ ШАГ К ДЕМОКРАТИИ И ЦИВИЛИЗОВАННОСТИ. Не упустим же такой шанс еще раз, как это было уже не однажды!“
А далее шли фамилии:
А. Адамович, А. Ананьев, А. Афиногенов, Б. Ахмадулина, В. Астафьев, Г. Бакланов, 3. Балоян, Т. Бек, А. Борщаговский, В. Быков, Б. Васильев, А. Гельман, Д. Гранин, Ю. Давыдов, А. Дементьев, М. Дудин. А. Иванов, Э. Иодковский, Р. Казакова, С. Каледин, Ю. Карякин, Я. Костюковский, Т. Кузовлева, А. Кушнер, Ю. Левитанский, Д. Лихачев, Ю. Нагибин, А. Нуйкин, Б. Окуджава. В. Оскоцкий, Г. Поженян, А. Приставкин, Л. Разгон, А. Рекемчук, Р. Рождественский, В. Савельев, В. Селюнин, Ю. Чередниченко, А. Чернов, М. Чудакова, М. Чулаки. [Писатели требуют от правительства решительных действий // Известия. 1993. 5 октября]
Когда я прочитал приведенные строки, мне стало стыдно и за их авторов, и за себя.
За авторов потому, что язык их письма („наглея от безнаказанности“, „красно-коричневые оборотни“, „тупые негодяи“, „идеологические пройдохи“, „политические авантюристы“) — это язык той тоталитарной системы, на котором еще недавно власть говорила со многими из них и который тогда вызывал у них чувство брезгливости и возмущения.
Я мог бы понять авторов письма, если бы они обвинили руководителей парламента в провоцировании конфликта. Но называть их хладнокровными палачами и умалчивать, что в такой роли выступил экс-президент, — это просто непорядочно.
Можно не разделять коммунистические и националистические идеи, но если требовать роспуска и запрещения организаций только за пропаганду подобных идей, тогда не нужно говорить ни о свободе, ни о демократии.
Авторы письма имели право заявить о своем желании видеть закрытыми названные ими газеты. Они могли даже выразить его в форме требования. Но требовать закрытия этих изданий без суда — о какой же тогда законности может идти речь?
Как можно после указа № 1400, растоптавшего действовавшую тогда конституцию, называть президента „законной властью России“ и требовать роспуска не подчинившихся ему органов местной советской власти? О какой законности и демократии может идти речь, если каждый, кому не нравятся конституционные органы, будет добиваться их ликвидации неконституционным путем.
