Ознакомительная версия.
63 Хотя сам же Данилевский в изобилии брал эти идеи (что блестяще доказал Владимир Соловьев) из книги Генриха Рюккерта (Lehrbouch der Weltgeschichte. 12 Bd. Leipzig, 1857).
64 См. особенно: Соловьев С.С. Национальный вопрос в России. Собрание сочинений. Изд. 2-е. Т. 5. СПб., /1912/; Кареев Н.И. Теория культурно-исторических типов. Собрание сочинений. Т. 2. СПб., 1912. Много соответствующих данных см. также в: Sorokin Р.А. Modern Historical and Social Philosophies. N.Y., 1963; Master R.E. Danilevsky. A Russian Totalitarian Philosopher. Camb. (Mass), 1967.
65 Помня о всевозможных – и нередко справедливых – обвинениях Данилевского в шовинизме, следует, однако, учитывать, что он, человек трезвого, скептического и острого ума, органически не воспринимал попытки элиминировать из истории роль национального фактора.
66 Скатов Н.Н. Критика Николая Страхова и некоторые вопросы русской литературы XIX века // Русская литература, 1982, № 2.
67 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Изд. 3-е. СПб., 1888. С. 537. Столь неожиданных, казалось бы, для него мыслей много, и потому кажутся преувеличениями такие, например, характеристики автора «России и Европы»: «Славянофильскую идею противостояния «мессианской» культуры России культурам Запада Данилевский вульгаризирует, облекая ее в проповедь борьбы российской государственности с другими народами. Тем самым Данилевский санкционирует политические устремления царизма, оправдывает его великодержавный шовинизм и политику национальной вражды» (БСЭ. Т. 7. М., 1972. С. 527).
68 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. С. 2.
69 Там же. С. 3. Как бы ни относиться в целом к Данилевскому, можно вполне понять его чувства по поводу нередких на современном ему Западе унижений России как таковой. Вот что, к примеру, заявлял Роттек: «Всякое преуспевание России, всякое развитие ее внутренних сил, увеличение ее благоденствия и могущества, есть общественное бедствие, несчастье для всего человечества» (Цит.: Там же. С. 44). Разве не могли не оскорбиться русские – независимо от их политических симпатий – декларациями о том, что они «никогда не были и не будут европейцами», что «Средняя Азия – вот ваша мать» и т. п. (Цит.: Там же. С. 60, 63).
70 Там же. С. 24.
71 Там же. С. 37.
72 Так полагали и церковные авторы. В 1845 г. вышла статья «О мирном распространении христианства в России» (Прибавление к «Творениям Святых Отцов», в русском переводе. Кн. 3). С умилением описывая ведущуюся под мудрым патронажем царей миссионерскую деятельность русской православной церкви (которая «даже насилию и неистовству иноверцев» противопоставила одно лишь оружие – «слово Божие»), автор придает первостепенное значение славянскому переводу священных книг: «Он предохранил нас от исламизма… привязал к вере православной и дал народу русскому самое святое, религиозное направление… вспомним самое свойство религии Maгометовой, которая, до крайности льстя чувственности человеческой, легко могла прельстить наших предков-язычников, как показал было опыт над самим Владимиром, еще избиравшим веру, – вспомним весь фанатизм последователей лжепророка в распространении его учения, и особенно то, что такими распространителями могли явиться в России из Волжской Болгарии природные славяне; и мы поймем, какая великая опасность угрожала тогда предкам нашим, а через них и всему их потомству. Но, благодарение Господу, совершившему о нас благое! В это самое время совершался, и почти уже совершен был перевод священных книг св. Кириллом и Мефодием; славяне отправляли уже богослужение на своем языке. Радостная весть о сем… достигла и России. К нам начали вскоре… приходить благовестники Христовы с понятною для нас речью и, конечно, приносить с собою славянские книги. Против таких средств внешних, кроме внутренней силы самого христианства, трудно уже было действовать исламизму, и вера Христова действительно восторжествовала над ним…»
73 См.: Там же. С. 62, 63. (Курсив мой. – М.Б.)
74 Там же. С. 63. (Курсив мой. – М.Б.)
75 См.: Там же. С. 62, 63.
76 Там же. С. 66.
77 Там же. С. 72.
78 И потому не вполне точно звучат утверждения польского исследователя (Walicki Andrzej. W kręgu konserwatywnej utopii. Struktura i przemiany rosyiskiego slowianofilstwa. Warszawa, 1964) о том, что западническая философия была философией сознательного действия, а славянофилы действительную творческую силу видели в иррациональной исторической стихийности. Славянофильство (особенно в его позитивистской обработке – Данилевский, Страхов) – это тоже Действие, это тоже апелляция к Историческому Закону, а значит, примат в ходе толкования Истории рациональных принципов и методов.
79 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. С. 12.
80 Несомненно поэтому, что Данилевский пытается осуществить переход от формально-структурных категорий к таким содержательным смысловым категориям, как «интеграция», «завершенность», «целостность». И хотя сами по себе они вполне могут предполагать иерархическую организацию, однако не увековечивают ни ее конкретно-временную структуру, ни, наконец, ее же перманентную обязательность. Согласно методологии Данилевского, и Запад и Восток должны рассматриваться в единстве, но такое единство не есть ни тождество, ни разрыв. Надо, следовательно, вычленить комплекс таких признаков, которые свидетельствовали бы если не о противопоставлении Запада и Востока, то о существенных – но отнюдь не вечных – различиях между ними. И поскольку в связи с этим ведущими признаками единого, по сути дела, человечества становятся не формальные показатели связности, поскольку вышеназванные категории «интеграция», «завершенность», «целостность» суть одновременно психологические, коммуникативные явления. Для всех разновидностей Homo Sapiens доминирует явная и внутренняя форма. Именно на ней базируется истинная связность, целостность человечества, тогда как внешние признаки – лишь частичная ее экспликация на поверхностном уровне.
81 А это означало «национализацию» христианского бога. Ведь сакральный мир – синоним этого бога, который в своих вездесущности и всемогуществе существует в однородном, изотропном и бесконечном пространстве, и в абсолютном бесконечном времени – вечности. У славянофилов же лишь Россия может выступать в роли «чувствилища» вездесущего бога. Недаром, замечу мимоходом, русские же теологи так часто вступали в конфликт со славянофильскими идеологами, справедливо доказывая, что последние враждебны идеальному образу христианского Космоса. На мой взгляд, славянофильское (и, вообще, наверное, любое мессианско-националистическое) понимание религии аналогично древнеиудейскому «централизованному монотеизму». Он предполагает представление о едином пространстве, но оно центрировано. Русские могут приходить на помощь своим единоверцам – что коррелирует с представлением о «боге земли русской» (как любил выражаться и Николай I), распространяющим свое могущество на различные страны. Но при этом в пространстве существует один и только один центр, из которого устремляется мощь бога в мир – это Россия. Перед нами – явное противоречие с идеей алокализованности христианского Космоса.
82 Но евразийцы, многим вообще обязанные Данилевскому, доказали правомочность таких «кентаврных» понятий (или катахрез, т. е. соединений в одном предмете взаимоисключающих друг друга свойств).
83 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. С. 72.
84 Там же. С. 73. (Курсив мой. – М.Б.)
85 Там же. С. 73, 74, 75.
86 Там же. С. 76. (Курсив мой. – М.Б.)
87 Там же. С. 76–77. (Курсив мой. – М.Б.)
88 Очевидно, были еще два «американских типа» – мексиканский и перуанский, «погибшие насильственной смертью и не успевшие совершить своего развития» (Там же. С. 91).
89 См.: Там же.
90 Там же. С. 92.
91 Там же. С. 91.
92 Там же. С. 93. (Курсив мой. – М.Б.) Понятна поэтому такая, в общем довольно снисходительная оценка Данилевским татаро-монгольского ига: «… был необходим новый прием государственности, и он был дан России нашествием татар… Когда читаешь описания татарского нашествия, оно кажется нам ужасным, сокрушительным. Оно, без сомнения, и было таковым для огромного числа отдельных лиц, терявших от него жизнь, честь, имущество; но для целого народа, как существа коллективного, и татарское данничество должно почитаться очень легкой формой зависимости. Степень культуры, образ жизни оседлых русских славян и татарских кочевников были столь различны, что не только смешение между ними, но даже всякая власть последних над первыми не могла глубоко проникнуть, должна была держаться одной поверхности» (Там же. С. 276–277).
93 Там же. С. 93. (Курсив мой. – М.Б.)
94 Такой авторитетный исследователь, как Леон Поляков, утверждает, что именно Данилевский – поклонник Кювье и прочих генераторов идей биологического детерменизма – ввел в России понятие «раса», «арийство» (см.: PolakovL. Moscou, Troisième Rome. Les intermittences de la mémoire historique. Paris, 1989, p. 72). О том, что концепция Данилевского – одна из разновидностей «натуралистического циклизма» см.: Рашковский Е.Б. Востоковедная проблематика в культурно-исторической концепция А.Дж. Тойнби (Опыт критического анализа). М. 1976. С. 17.
Ознакомительная версия.