«Скейт» не смог бы в случае необходимости произвести срочный выстрел из кормовых торпедных аппаратов, так как около них оборудована импровизированная океанографическая лаборатория. Все свободное пространство занято деревянными ящиками с пустыми бутылками для взятия проб океанской воды. Здесь же установлен спектроскоп — прибор для определения рефракции, то есть способности морской воды преломлять лучи света, а также многие другие приборы для океанографических наблюдений и исследований. Всем этим хозяйством ведает старший в группе гражданских ученых, доктор океанографических наук Джин Лафон из Сан-Диего.
Осмотрев кормовой торпедный отсек и пожелав Лафону успехов в налаживании спектроскопа, я вернулся в машинный отсек и направился в носовую часть лодки.
Обычная подводная лодка, как правило, делится палубой на две части. Нижние помещения чаще всего используются для размещения различных запасов и аккумуляторных батарей. Более высокий корпус «Скейта» разделен палубами на три части. В двух верхних находятся жилые помещения и посты управления, помещения нижней части отведены для хранения различных запасов. Все помещения «Скейта», конечно, намного свободнее, чем на обычной лодке. На первой палубе расположены центральный пост, офицерские каюты и кают-компания; на второй — кубрики для команды, камбуз и душевые.
Большой кубрик, в котором столуется рядовой состав, никогда не пустует. Вот и теперь я застал в нем не менее десяти человек. Войдя в кубрик, я присел на минутку рядом со старшим боцманом Паулем Дорнбергом, непосредственным начальником всего старшинско-рядового состава экипажа лодки. Он ведает назначением старшин и матросов на дежурства и вахты, распределяет их по койкам и рундукам, следит за соблюдением командой формы одежды, чистотой и порядком в кубриках, обучает молодых матросов основам военно-морского дела.
— Ну как, Дорнберг, удалось вам распределить всех по койкам? — спросил я его.
— С этим делом пришлось немало повозиться, — ответил он, улыбаясь. — Вместе с гражданскими нас на лодке больше сотни. Тридцати человекам придется пользоваться «теплой койкой». Но ведь мы и не обещали, что они будут чувствовать себя здесь, как на «Куин Мэри»!
«Теплая койка» — это принятый на флоте термин, которым мы называем систему использования одной койки двумя людьми или, чаще, двух коек тремя людьми. Когда один из них на вахте, два других могут отдыхать. Это, правда, не всем нравится, но другого выхода нет.
Из матросского кубрика я прошел на камбуз. Стены и все оборудование этого помещения, площадью не более трех с половиной квадратных метров, сделаны из нержавеющей стали. Посредине стоит стол с кафельным покрытием. Оборудование камбуза позволяет обеспечить ежедневное трехразовое питание более ста человек.
У старшего кока Рэя Эйтена три помощника, но сейчас он хозяйничал один: камбуз маленький, и поэтому они работают посменно, совершенно не вмешиваясь в дела дежурного коллеги. В помощь дежурному коку ежедневно назначаются два младших матроса, которые выполняют черновую работу и обслуживают принимающих пищу.
Но обязанности Рэя Эйтена не ограничиваются только приготовлением пищи. Никогда не исключена возможность того, что командование задержит корабль в море на больший срок, чем предполагалось по плану. Поэтому, независимо от намеченной длительности похода, запасы продовольствия на подводных лодках рассчитаны не менее чем на шестьдесят суток пребывания в море. Это значит, что перед выходом «Скейта» в море Эйтен должен был закупить и разместить на лодке такое количество продовольствия, которое позволило бы обеспечить трехразовое питание более ста человек в течение двух месяцев.
Закупка продовольствия и правильное размещение его в хранилищах перед выходом в море — это прямые обязанности старшего кока. Выполнить эти обязанности не всегда просто, так как предупреждение о выходе в море поступает иногда совершенно неожиданно и времени на подготовку бывает недостаточно.
На Эйтена возложена и еще одна, на первый взгляд второстепенная, но на самом деле очень важная обязанность. Подводный корабль, не всплывающий на поверхность в течение нескольких суток, а может быть и недель, должен каким-то образом освобождаться от накапливающихся пищевых и других отбросов. Для этой цели в углу камбуза установлен мусоропровод — массивный бронзовый цилиндр высотой около метра, верхняя часть которого похожа на машинку для выдавливания сока. Мусор и отбросы складываются в нейлоновые мешочки, очень напоминающие сетки, с которыми хозяйки ходят за покупками. Несколько раз в день заполненные мусором мешочки сбрасываются дежурным коком в мусоропровод, который вмещает четыре таких мешочка. Труба мусоропровода проходит через весь корпус и заканчивается в днище забортной крышкой. Когда в трубе набирается полный комплект мешочков, верхняя крышка герметически задраивается, а нижняя открывается, и мусор выдавливается за борт. Мусоропровод имеет автоматическое устройство, препятствующее одновременному открыванию верхней и нижней крышек, что грозило бы затоплением лодки.
Для того чтобы мешочки свободно проходили через трубу мусоропровода и не всплывали на поверхность после выбрасывания за борт (что в военное время демаскировало бы лодку), в каждый из них вкладывается по тяжелому кирпичу. Поддержание на лодке запаса из тысячи кирпичей — еще одна забота Рэя Эйтена. Такое количество кирпичей обеспечивает функционирование мусоропровода в течение двухмесячного пребывания лодки в море.
Осмотрев камбуз и миновав узкий коридор, я прошел в большой спальный кубрик рядового состава. В этом помещении, площадью около сорока двух квадратных метров, размещены койки и рундуки для сорока одного человека. Кораблестроители разумно использовали все свободные уголки и создали сравнительно удобные условия для отдыха. Койки расположены в четыре яруса, но изолированы друг от друга. Каждая койка имеет небольшой рундучок для обуви; более вместительные рундуки вмонтированы в переборки кубрика.
В этот утренний час людей в спальном кубрике почти не было. На койках спали лишь несколько человек, повидимому те, которые стояли ночную вахту. В кубрике с таким большим числом обитателей необходимо поддерживать абсолютную чистоту и порядок, в противном случае он быстро превратится в грязную ночлежку. За тем, чтобы этого не произошло, следит Пауль Дорнберг. Впрочем, в виде исключения ему приходится идти на уступки и соглашаться с неизбежным нарушением порядка, так как надо разрешать проблему размещения на лодке кирпичей, используемых старшим коком для утяжеления мусорных мешков. Палубы всех жилых помещений и коридоров устланы этими кирпичами. Кирпичи аккуратно прикрыты фанерой, которая образует гладкую и свободную от пыли поверхность.
Пройдя через свето — и звуконепроницаемую дверь спального кубрика, я попал в носовой торпедный отсек «Скейта». В самом конце отсека поблескивали бронзой Крышки носовых торпедных аппаратов. Вдоль бортов по обеим сторонам размещены длинные сигарообразные запасные торпеды. Все остальные свободные уголки отсека использованы для двадцати коек, некоторые из них буквально втиснуты между торпедами.
Старшим в отсеке был торпедист Джулиан Баклей. Вместе с несколькими другими матросами он был занят осмотром и регулировкой наполовину вытянутой из аппарата торпеды, похожей на лежащего на операционном столе огромного вскрытого робота. Торпедам подводники уделяют особое внимание: торпеды всегда должны быть готовы к использованию. Определенный запас боевых торпед имеется на подводной лодке независимо от характера выполняемой ею задачи. Их готовность к боевому использованию поддерживается путем эпизодических осмотров и регулировок. В это утро Баклей учинил осмотр одному из своих подопечных роботов. Вооруженные электрическими фонариками, различными инструментами и измерительными приборами, торпедисты очень тщательно проверяли действие сложных механизмов торпеды. Компетентности и энергичности, с которой они обсуждали результаты осмотра внутренних механизмов этого оружия, могли бы позавидовать самые квалифицированные хирурги, спасающие жизнь лежащему на операционном столе больному, хотя выражения, которыми пользовались матросы, конечно, были более сочными.
— Доброе утро, командир, — сказал Баклей, поднимаясь и вытирая рукавом капельки пота на лбу.
— Доброе утро. Ну как торпеды, в порядке? — спросил я.
— Пока трудно сказать. Мы проверили только две, но чувствуется, что теперь на складе за ними не очень-то ухаживают.
— Но я уверен, что за несколько дней вы приведете их в полный порядок, — подбодрил я Баклея, улыбаясь.
Осмотрев носовой торпедный отсек, я снова прошел через жилые кубрики, поднялся по широкому металлическому трапу (несравненно более удобному, чем на обычных лодках) в центральный пост и из него — в офицерскую кают-компанию. Так же, как и столовый кубрик команды, это помещение служит для офицеров и местом для занятий, и комнатой отдыха, и столовой. Старший вестовой Джонс пригласил офицеров к завтраку. Сидя за столом, мы нисколько не ощущали ни бушевавшего в Атлантике шторма, ни восемнадцатиузлового хода «Скейта», ни девяностометровой глубины, на которой находились. На таком корабле мы чувствовали себя в полной безопасности, а Арктика с ее ледяными пустынями представлялась нам каким-то другим, далеким миром.
