Осенью 1932 года на базе 11-й стрелковой дивизии в Ленинградском военном округе был сформирован 11-й механизированный корпус, а на базе 45-й стрелковой дивизии на Украине — 45-й мехкорпус. В состав каждого корпуса входила мехбригада с танками Т-26 (три танковых батальона, стрелково-пулеметный батальон, артдивизион, саперный батальон, зенитно-пулеметная рота), бригада такого же состава, но вооруженная танками БТ, стрелковая бригада, корпусные части. Всего мехкорпус имел около 500 танков, свыше 200 бронеавтомобилей, 60 орудий и другое вооружение.
В этом же году началось формирование других бронетанковых частей: 5 отдельных мехбригад, 2 танковых полков, 12 механизированных полков, 4 механизированных дивизионов для кавалерийских дивизий, 15 танковых и 65 танкеточных батальонов для стрелковых дивизий. В результате численность личного состава автобронетанковых войск к январю 1933 года по сравнению с 1931 годом увеличилась в 5,5 раза, а их удельный вес в армии вырос с 1,6 до 9,1 процента.
В 1938 году механизированные корпуса были реорганизованы и переименованы в танковые. Теперь в состав каждого входили две танковые и одна стрелково-пулеметная бригада: 12 364 человека, 660 танков и 118 орудий. В следующем году количество танковых корпусов в Красной Армии увеличилось до четырех. В сентябре 1939 года два из них — 15-й и 25-й — участвовали в присоединении к «семье единой» Западной Украины и Западной Белоруссии.
В это же время интенсивно развивались и советские ВВС. Теория глубокой операции придавала большое значение завоеванию господства в воздухе в начальном периоде боевых действий. Поскольку советской военной теорией был сделан «правильный вывод» о том, что современные войны «будут начинаться внезапно, без формального объявления войны», то господство в воздухе планировалось достичь внезапными ударами по аэродромам противника. Поэтому приоритет при строительстве военно-воздушных сил отдавался фронтовым бомбардировщикам среднего радиуса действия и штурмовой авиации. Летчики-истребители также обучались преимущественно штурмовке наземных объектов и оказанию содействия сухопутным войскам. Стратегическая авиация не создавалась. Зато планировалось иметь миллион парашютистов и десять воздушно-десантных корпусов.
Основные положения теории глубокой операции проверялись и оттачивались на маневрах Киевского военного округа в 1935 году, маневрах Московского и Одесского и других округов в 1936 году, в боях на реке Халхин-Гол в 1939 году. Из-за отсутствия опыта инженерного и материального обеспечения крупных подвижных соединений, достаточных навыков командного состава в управлении ими, в действиях танковых корпусов были вскрыты различного рода недочеты. Основываясь на этом, Главный военный совет Красной Армии 21 ноября 1939 года постановил расформировать танковые корпуса. Вместо них решили создавать отдельные моторизованные дивизии, которые предполагалось использовать как эшелон развития успеха общевойсковых армий, а также в составе конно-Механизированных групп.
Однако после неожиданно быстрого разгрома Франции Наркомат обороны, обсудив опыт боев в Европе, в июне 1940 года принял решение о формировании механизированных корпусов новой организации, отдельных танковых и механизированных дивизий, а также танковых бригад.
Советская танковая дивизия «образца 1940 года» состояла из двух танковых (по четыре батальона), мотострелкового и гаубичного артиллерийского полков. В ней предусматривалось иметь 375 танков (из них 63 KB, 210 Т-34 и 102 Т-26 и БТ), 95 бронеавтомобилей, около 60 орудий и минометов, 11 343 человека личного состава.
В советской механизированной дивизии, в отличие от германской, имелись два мотострелковых, танковый и артиллерийский полки. Всего по штату 275 танков, 49 бронеавтомобилей, около 100 орудий и минометов, 11650 человек.
Как отмечалось выше, ни пехотные, ни кавалерийские дивизии вермахта танков не имели вообще. Советской стрелковой дивизии по штату, утвержденному в апреле 1941 года, полагалось иметь в своем составе 14483 человека, 78 полевых орудий, 54 противотанковые пушки, 12 зенитных орудий, 150 минометов, 13 бронеавтомобилей и Станков, но некоторые имели по 60–70 танков. В кавалерийской дивизии было 64 танка. Танки полагались даже воздушно-десантным бригадам.
Сталин готовился к войне серьезно. К июню 1941 года он имел 61 танковую и 31 моторизованную дивизии (и формировал еще столько же: в марте нумерация танковых дивизий перевалила за сотню, например, А.Л. Гетман был назначен в это время командиром 112-й танковой).
В чем заключается разница между теорией «молниеносной войны» и войны «малой кровью на чужой территории», неизвестно. Разве только в том, что первая была «антинаучной», а вторая являлась «передовой и научно обоснованной».
Но насколько все похоже, не правда ли? Вот и маршал Ротмистров заметил: «Принципы широкого применения танков, авиации и воздушно-десантных войск в наступательных операциях с высокими темпами были взяты немецко-фашистской армией в определенной степени из теории и практики действий советских войск». А генерал Гот, наоборот, считал, что «русская армия переняла немецкие принципы боевой подготовки и вождения войск». И еще вспомним о советско-германской договоренности 1926 года «развернуть более тесное взаимодействие в вопросах разработки военной науки». Оказывается, военную науку двигали вместе!
Канонический «отец» советской теории глубокой наступательной операции В.К. Триандафилов окончил академию германского Генерального штаба. Слушателями этой академии были и другие известные военачальники — П.И. Баранов, И.П. Белов, П.Е. Дыбенко, И.Н. Дубовой, А.И. Егоров, А.И. Корк, К.А. Мерецков, В.М. Примаков, И.П. Уборевич, И.С. Уншлихт, И.Ф. Федько, Н.Э. Якир, Я.И. Алкснис, Р.П. Эйдеман и другие. Соответственно в академии им. Фрунзе обучались товарищи из Германии. Здесь совершенствовали свои знания будущие фельдмаршалы В. фон Браухич, В. Кейтель, Э. фон Манштейн, В. Модель, генералы В. фон Бломберг, Горн, Фейге и другие.
Гитлер мечтал о Великом Рейхе. Сталин мечтал о Мировой Федерации Советов. Какова бы ни была идеологическая упаковка, и тот и другой мечтал о мировом господстве. И тот и другой взял на вооружение самую современную наступательную доктрину и в соответствии с этой доктриной готовил к будущей войне армию и народ.
При этом тотальная милитаризация всей общественной жизни прикрывалась лозунгами защиты «социалистического Отечества» или «интересов арийской расы». И не было в 30-е годы более «последовательных борцов за мир», чем советское Политбюро, и более рьяного «пацифиста», чем Гитлер. Как выразился Сталин в узком кругу доверенных товарищей: «Тут идет игра, кто кого перехитрит и обманет».
Ведь по своей сущности, проявлениям и влиянию на общественную жизнь большевизм и фашизм очень похожи. Эти понятия во многом адекватные и идентичные по сути, одинаково непримиримые к инакомыслию.
«Мы обязаны освобождать пространства от населения… Я имею в виду устранение целых расовых групп», — изложил свою позицию Гитлер. «Мы не ведем войну против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию, как класс», — инструктировал чекистов Лацис. Так в чем разница между национал-социализмом и социал-интернационализмом? В том, что один истребляет расы, а другой классы? Кстати, и те и другие создавались как партии «пролетариата».
Еще в апреле 1923 года ведущий большевистский теоретик и «любимец партии» Н.И. Бухарин заметил: «Характерным для методов фашистской борьбы является то, что они больше, чем какая бы то ни была партия, усвоили себе и применили на практике опыт русской революции». И далее: фашизм — «…это полное применение большевистской практики и специально русского большевизма: в смысле быстрого собирания сил, энергичного действия очень крепко сколоченной военной организации… и беспощадного уничтожения противника, когда это нужно и когда это вызывается обстоятельствами».
Нацисты вполне согласны с «Бухарчиком». Из донесения Главного управления имперской безопасности: «Это все равно, называется ли правительство нацистским, фашистским или советским, принцип один. Воля диктатора — закон. Он жестоко подчинен этой воле. Собственность полностью конфискуется… Патриотизм становится слепой покорностью господствующему классу… Между деспотизмом и демократией не может быть компромисса».
23 августа 1939 года кремлевский и берлинский «мечтатели» договорились о разделе сфер влияния в Европе. С этого момента и до весны 1941 года Германия совершила агрессию против девяти государств, СССР за этот же период — против шести. Причем потери в людях и боевой техники «нейтрального» Советского Союза намного превзошли потери воюющего вермахта. На этом лимит советско-германской дружбы был исчерпан.
Двум самым агрессивным режимам предстояло неминуемое открытое столкновение друг с другом, исключавшее «всякую возможность достижения каких-либо компромиссов».
