Часть II
Варяго-русский вопрос в дискуссии М.В. Ломоносова и Е.Ф. Миллера
Глава 1
Историографическая традиция о Ломоносове как историке
В 838 году первое русское посольство появилось в Константинополе. И это была уже не легенда, не туманное изложение летописцем каких-то полусказочных, дошедших из глубин веков сведений, где лишь намеки указывали на исторические реалии, как это было с сообщением о путешествии Кия в Константинополь. На сей раз факты дошли до нас в их лаконичном изложении западного хрониста.
В Вертинских анналах, принадлежащих перу епископа Пруденция, фиксировавшего погодно все наиболее важные события, связанные с историей Франкского государства и его правящего дома, содержится запись, весьма пространная по тогдашним канонам, где упоминается о посольстве руссов.
Епископ рассказывает, как в правление императора франков Людовика Благочестивого (814—841 гг.) в столицу империи город Ингельгейм в 839 году пришло посольство из Византии от тамошнего императора Феофила (829—842 гг.) в составе епископа Феодосия Халкндонского и спафария Феофана. Вместе с византийцами в Ингельгейм прибыли русские послы, которые кружным путем возвращались к себе на родину из Константинополя.
Шел май 839 года.
До так называемого призвания варяжских князей па Русь, с которым норманисты связывают начало государственности на Руси, было еще двадцать три года. Летопись датирует его 862 годом.
Византийские послы привезли Людовику богатые дары и личное послание императора Феофила, в котором тот предлагал франкам подтвердить отношения «мира и любви» между двумя странами.
18 мая 839 года византийское посольство было торжественно принято в тронном зале императорского дворца в Ингельгсйме. А далее Пруденций пишет: «Послал он (Феофил) с ними (послами) также некних людей, которые говорили, что их зовут рос, и которых, как они говорили, царь их, по имени Хакан, отправил к нему (Феофилу) ради дружбы». В своем послании к франкскому императору Феофнл просил Людовика милостиво предоставить русским послам возможность вернуться на родину и дать им охрану, так как пути, какими они прибыли в Константинополь, «шли среди варваров, весьма бесчеловечных и диких племен», и он не желал подвергать их опасности. Согласно сообщению западного хрониста, Людовик Благочестивый расспросил послов о причинах их появления в землях франков и узнал, что они являются «свеонами». Поскольку лишь за два года до этого, т. е. в 837 году, «свеоны», т. е. шведы, совершили устрашающий набег на владения франков, то послов, естественно, заподозрили в шпионаже, в том, что они являются разведчиками и провозвестниками нового выхода скандинавов в земли франков.
Послов задержали до выяснения их истинных целей появления в Ингельгейме, причем у Пруденцня сказано, что «пришли они скорее шпионить, чем искать дружбы:». В ответном письме к Феофилу император франков писал: если послы окажутся невиновными, он их либо отпустит на родину, либо вернет обратно в Византию с тем, чтобы византийский император поступил с ними так, как сочтет необходимым. На этом информация хрониста заканчивается, и дальнейшая судьба русского посольства остается неизвестной.
Итак, вскоре после нападения русской рати на Амастриду, которое случилось в 30-х годах IX века, Византия принимает уже первое официальное посольство Руси. И не Новгорода, не Киева, не какого-то другого города, племени или конфедерации племен, а посольство народа, который греки назвали «рос». Так впервые в источнике Русь выступает на дипломатическом поприще как государство под своим собственным именем.
Все впервые: первые сведения о полянах в Константинополе, первое появление Руси на черноморских берегах, первое упоминание о договоре, мирной сделке, заключенной в Амастрнде, наконец, первое упоминание о русском посольстве. И еще не раз мы, знакомясь с государственной практикой Древней Руси, с зарождением ее дипломатии, будем встречать это слово — <;впервые», но уже сейчас можно сказать, что перед нами выстраивается неодолимый ряд признаков складывания древнерусской дипломатической практики, который стремительно ведет нас вверх, к овладению Русью всеми тогдашними международными дипломатическими стереотипами, и прежде всего теми, которыми уже овладели Византия и империя франков — эти две великие наследницы античной государственности, и том числе дипломатических канонов античного мира.
Запись Пруденция, кажется, не оставляет никаких сомнений в том, что речь идет о русском посольстве сначала в Византию, а затем и к франкам, но в то же время она порождает и немало вопросов и создает почву для сомнений, особенно, конечно, предоставляет место воображению норманистов, всем, кто изначально исходит из того, что до призвания варягов Русь просто не могла создать ни собственного государства, ни тем более дипломатии в столь ранние времена. Ну, X—XI века, как говорится, куда ни шло, деваться некуда, но в первой трети IX века!..
И действительно, послы заявили, что их царь называет себя каганом, а этот титул, как известно, принимали на себя тюркские владыки — скажем, правители Аварского и Хазарского каганатов. К тому же в Скандинавии существовало имя собственное Хакан (Hakan), которое окончательно путало все карты. Но самое главное: послы откровенно назвали себя «свеонамил, т. е. шведами; представителями народа «рос», но «свеонами;>.
Вот по этим-то пунктам норманнсты снова дали бои нашей отечественной истории. Некоторые из них заявили, что, поскольку упоминается каган, то речь идет о хазарском посольстве, куда руссы вошли как представители племен сателлитов. Француженка Э. Арвайлср, например, писала о нем, как о хазарском посольстве, куда вошли новгородские руссы, т. е. норманны. Шведский историк А. Стендер-Петерсен заметил, что речь идет просто о «торгово-дипломатической делегации шведского племени Русы>. И эти-то хазаро-шведо-руссы неожиданно открыли для себя Константинополь, да и греки до этого ничего не слыхали ни о какой Руси.
Однако немало отечественных историков, и в первую очередь советские ученые, упорно отстаивали славянский, киевский характер посольства, указывали, что нельзя сводить вопрос, как это делали норманисты, к поискам этнической принадлежности послов. Не в национальной принадлежности их было дело, а в степени государственного развития русских земель, где уже происходил переход от конфедераций племен к единому государству. И если это была русская, славянская, киевская посольская миссия, то ни о каком создании варягами Древнерусского государства конечно уж не может быть и речи.
И вот мы вновь обращаемся к фактам, изложенным Пруденцием, и задаем им вопрос, который прежде we ставили историки. А что собой представляла миссия именно со стороны дипломатической? Ведь мы уже знаем, что руссы давно проявили себя на дипломатическим поприще, и проявили в первую очередь в отношениях с византийскими властями, А тут как раз Византия и выступает своеобразным патроном русского посольства на его пути в землю франков.
Начнем с хронологии. Мы знаем, что в Ингельгейм оба посольства пришли весной и 18 мая греков принял в своем дворце Людовик Благочестивый — император франков. Выходит, что русское посольство выехало из Константинополя также весной 839 года. В то же время мы знаем, что обычно руссы отправлялись по днепровскому пути в Византию обычно в мае — июне. А это значит, что в этом году, т. е. в 839-м, руссы не могли попасть в Византию. Невероятно, чтобы они этой же весной выехали из Киева, откуда до Константинополя был путь неблизкий, и занимал он несколько недель, и в мае же месяце оказались в Ингельгейме, куда от Константинополя также был путь долгий и трудный, Значит, руссы появились в Константинополе во время навигации не 839 года, а по крайней мере, 838-го, и это приводит к выводу, что русское посольство зимовало в Константинополе и лишь весной следующего, т е. 839, года задумало возвратиться на родину. Путь для этого был выбран довольно странный. Так руссы оказались в землях франков.
Все это говорит о том, что в Константинополе летом или ранней осенью 838 года оказались не шведские бродяги, не случайные негоцианты, которые открывали для себя Константинополь и сами впервые представали перед оком греков, а настоящая посольская миссия сильного государства, которая провела в столице Византии осень, зиму и раннюю весну 839 года и уж затем отбыла из Константинополя.
Заметим, что сроки пребывания иностранных посольств в Византии были весьма значительны. Иногда они растягивались на несколько месяцев. Русь не была в этом смысле исключением. У нас есть сведения, что позднее, уже в X веке, посольства Игоря и Ольги в Константинополе вели долгие многомесячные переговоры.
В течение всего времени пребывания посольств в империи они находились под покровительством имперских властей, им предоставляли место жительства, содержание, специальный чиновник опекал их, они бесплатно получали средства передвижения вплоть до границ империи. И первое официальное русское посольство в Византии вполне вписывается в эту дипломатическую традицию. Оно находилось в столице империи продолжительное время, и его посольский статус, судя по письму императора Феофила, не вызывал у греков никаких сомнений.
