Таким образом, единственным источником денежных средств оставались взносы благотворителей. Игуменья Митрофания активно их привлекала, используя вышедшее в 1871 г. разрешение представлять крупных жертвователей к орденам[278]. К сожалению, многие из жертвователей оказались далеко не бескорыстными людьми. Как вспоминала Е. И. Козлинина, лица, знавшие о связях игуменьи Митрофании и искавшие ее покровительства, «сначала являлись к ней смиренными жертвователями на добрые дела, а затем уже, когда она считала себя до некоторой степени им обязанной, они начинали обращаться к ней с просьбами об услугах, которые она, как сердечный человек, и оказывала охотно»[279].
Но дело не ограничилось взаимными услугами. В начале 1873 г. сразу несколько жертвователей обвинили игуменью в финансовых махинациях. Было возбуждено три уголовных дела, процесс по которым, проходивший в Московском окружном суде в октябре 1874 г., вызвал широкий общественный резонанс. Игуменью обвиняли в подлоге векселей купцов М. Г. Солодовникова и Д. Н. Лебедева и выманивании обманным путем векселей у почетной гражданки П. И. Медынцевой. Суд присяжных признал игуменью по всем пунктам обвинения виновной, но заслуживающей снисхождения. Окончательный приговор гласил: «…лишив всех лично и по состоянию ей присвоенных прав и преимуществ, сослать в Енисейскую губернию с запрещением выезда в течение 3 лет из места ссылки и в течение 11 лет в другие губернии»[280].
В дальнейшем, благодаря хлопотам родной сестры игуменьи – Софьи Григорьевны Аладьиной, местом ссылки был определен Кавказский Ставропольский Иоанно-Мариинский женский монастырь[281]. А в 1879 г. Св. Синод разрешил ей проживать в разных губерниях России. Матушка Митрофания активно пользовалась этим разрешением и в течение 1880–1896 гг. жила в разных монастырях Одесской, Нижегородской и Тамбовской губерний. Император Николай II по вступлении на престол разрешил ей поездку в Иерусалим и пожаловал пособие на эту поездку[282].
Несмотря на кажущуюся мягкость приговора, делу церковной благотворительности был нанесен сильный удар. Сам по себе факт суда над игуменьей Митрофанией возбудил в обществе ожесточенную полемику. Мнения, которые тогда высказывались, ставили под сомнение целесообразность существования не только Владычне-Покровской общины сестер милосердия, но и вообще подобного рода благотворительных учреждений.
По признанию прокурора Петербургского окружного суда А. Ф. Кони, возбудившего первое дело против игуменьи, сам он ждал, что последуют многочисленные ходатайства ее высокопоставленных покровителей[283], однако заступников у матушки Митрофании не оказалось. «Никто не двинул для нее пальцем, никто не замолвил за нее слово, не высказал сомнения в ее преступности, не пожелал узнать об условиях и обстановке, в которых она содержится. От нее сразу с черствой холодностью и поспешной верой в известие о ее изобличенности отреклись все сторонники и недавние покровители»[284].
Московские духовные власти сделали попытку вступиться за игуменью. В мае 1873 г. дело рассмотрела Московская духовная консистория, которая вынесла следующее постановление: «1. Игуменью Митрофанию, за непредставлением точных и явных доказательств и улик к обвинению ее в подлоге или в участии в подлоге векселей, немедленно от ареста освободить; 2. Напротив того виновных, которые неосновательным объявлением и производством следствия о подлоге векселей от имени Лебедева, подвергли игуменью Митрофанию преследованию и аресту, а через то тяжкому нареканию и бесчестию, подвергнуть ответственности по законам»[285]. Митр. Иннокентий (Вениаминов) и его викарий епископ Дмитровский Леонид (Краснопевков) дополнили второй пункт словами: «…если того пожелает игуменья Митрофания, ибо монашествующим свойственно не искать отмщения обидевшим»[286].
Консистория в первую очередь подчеркивала нравственные достоинства игуменьи Митрофании: в деле приводятся и подробный рассказ о благотворительной деятельности, и перечень ее наград. Из этого делается вывод, что, для того чтобы игуменья Митрофания могла сделать подлог, просто «не представляется нравственных причин»[287]. Немало внимания уделено и раскрытию «несомненной пользы» основанных ею общин сестер милосердия, их благотворного влияния и огромного значения для общества[288].
Однако гражданские власти не придали мнению консистории никакого значения. Обвинители, среди которых был и знаменитый юрист Ф. Н. Плевако, действовали очень активно. Они превратили этот процесс из заурядного бытового дела в «характеристическое обличение общественных язв»[289] того времени. Е. П. Забелина, составившая подробный стенографический отчет всего дела, заключила, что «настоящий процесс дает указку, с которою надо читать о большинстве благотворительных подвигов»[290]. А Ф. Н. Плевако со свойственной ему эмоциональностью восклицал: «Выше, выше стройте стены вверенных вам общин, чтобы миру было не видно дел, которые вы творите под покровом рясы и обители!»[291]
Немногочисленные защитники игуменьи Митрофании пытались не столько доказать ее невиновность, сколько показать, что если она и сделала что-то не совсем законное, то только из благих намерений[292]. Их главный довод: она ни копейки не положила в свой карман, все средства предназначались на богоугодное заведение – общину сестер милосердия.
Тем временем сама Покровская община, которую возглавила монахиня Зинаида, оказалась в катастрофическом положении. Узнав о возбуждении одного уголовного дела, все кредиторы общины подали свои иски[293]. Это объяснялось их вполне понятным страхом так никогда и не получить причитавшиеся им деньги. Такой неожиданный поворот событий окончательно разорил общину. Общая сумма предъявленных ей исков была колоссальной – 160 145 руб. 10 коп.[294] А с учетом процентов и штрафов долг общины вылился в 644 712 руб.[295] Разумеется, община была не в состоянии выплатить такую сумму, проценты продолжали начисляться, и к 1878 г. долг доходил уже до 1 367 740 руб. 74 коп.[296]
Неблагоприятный исход дела игуменьи Митрофании еще больше настроил общественное мнение против общины. Например, корреспондент «Отечественных записок» считал Покровскую общину уже погибшей, так как она устроена была с таким размахом, что никаких средств на ее содержание не могло хватить, а благодаря «азартной игре своей основательницы» оказалась в совсем плачевном положении[297]. Но община, как известно, выжила и еще много лет продолжала свою работу. Несомненная заслуга в этом принадлежит митрополиту Иннокентию (Вениаминову), который не жалел средств Московской кафедры на поддержание епархиальной общины. Так, например, в 1874 г. он выделил на содержание общины 20 400 руб., то есть большую часть ее годового бюджета, который составил 26 877 руб. 41 коп.[298] Благодаря такой поддержке материальное положение Покровской общины стало постепенно выправляться. В 1877 г. субсидия митрополита сократилась до 13 750 руб. при годовом бюджете 26 818 руб., так как половину необходимых средств община уже могла привлечь самостоятельно[299].
Перед митрополитом Иннокентием стояла трудная задача повышения пошатнувшегося авторитета самого института общин сестер милосердия. Не найдя возможности защитить игуменью Митрофанию, митр. Иннокентий постарался отделить в общественном сознании ее имя от основанной ею общины. Возможно, именно с этими соображениями связаны его слова в письме к епископу Дмитровскому Никодиму (Белокурову): «В ответе нашем не надо сваливать вину ни на кого, кроме самой Митрофании, и не подать ни малейшего повода к обвинению епархиального начальства»[300].
В марте 1879 г. умер митрополит Иннокентий, и для Покровской общины вновь наступило трудное время. Уже в следующем году новый митрополит Московский Макарий (Булгаков) решительно отказал ей в материальной помощи от кафедры. На этот раз уже несколько оправившуюся общину поддержали городские власти. С 1882 г. по ходатайству генерал-губернатора князя В. А. Долгорукова Московская городская дума назначила общине годовую субсидию 6000 руб.[301] Это дало ей возможность продолжить свою работу вплоть до революции 1917 г.
Материальное обеспечение общины сестер милосердия «Утоли моя печали»Община «Утоли моя печали», согласно ее первому уставу, должна была содержаться на средства Московского Дамского комитета Общества попечения о раненых и больных воинах. Поступающим в пользу общины пожертвованиям и плате за работу сестер отводилась второстепенная, вспомогательная роль[302].
