3) СССР планировал перейти на сторону Германии.
Потом объедините первые два варианта, и у вас получится:
1) СССР планировал воевать с Германией;
2) СССР планировал перейти на сторону Германии.
Конечно, все прекрасно понимают, что о переходе по «чешской модели» («упреждающая капитуляция») речи быть не могло, но ведь моделей перехода на тот момент в Европе было опробовано достаточно: по факту перехода границы (Дания), по факту бомбежки (Нидерланды), по факту высадки воздушных десантов (Норвегия), по факту реальной угрозы столице (Франция), по факту отыскания общих геополитических целей (Финляндия, Венгрия, Румыния). Теперь допустим, что «тот самый пакт» — действительно пролог к переходу в гитлеровский лагерь (в чем зачастую и обвиняют СССР), а не к яростной борьбе...
Согласитесь, что при такой постановке вопроса и резуновские, и антирезуновские аргументы, по сути, патриотические. Один нашел сто доказательств плана грозной атаки через Румынию и Венгрию на рейх. Другой нашел сто доказательств, что планировалось стоять насмерть на «линии Сталина». Значит, в сумме найдено двести доказательств, что СССР не планировал передать свой потенциал Гитлеру! Значит, «пакт» — маневр в «Большой войне».
ДИЛЕТАНТСКИЕ ЗАПРОСЫ
А кто, собственно, прав: Резун или антирезунисты?
То есть был план наступления или обороны? Вот это и есть вопрос из разряда: «Это красное или это квадратное?»
Строго говоря, страны с их генштабами надо делить не по наличию у них планов — наступательных или оборонительных, а, как это ни странно, только по величине самой страны. «Держава — недержава».
Генштаб Державы обязан планировать, просчитывать, прорабатывать одновременно все стратегические варианты. И оборона в генштабах всех европейских держав рассматривалась как временная, вынужденная, как подготовка к наступлению. Алексей Исаев в «Антисуворове» пишет:
«...за кадром (у Резуна) остался вопрос, а у кого планы были оборонительные? Все планы войны крупных держав — участников двух мировых войн двадцатого столетия были наступательными. Причем наступательный характер не зависел от того, кто явится инициатором войны. Для военного планирования это было абсолютно безразлично, планы вопрос очередности объявления войны не рассматривали.
Строго оборонительными были только планы только мелких стран, основной линией планирования в этом случае была упорная оборона в надежде на то, что могущественные союзники сокрушат напавших на их страну противников (...)».
Действительно, вот настоящее, системное разделение: Держава (крупная страна) — планирует закончить войну самостоятельно (а это означает наступление). Недержава — планирует обороняться, пока дело не решат Державы.
Потому Генштаб Франции имел планы и обороны, и наступления на Германию, а, например, Генштаб Бельгии — только обороны...
И если дилемма — воевать или перейти на сторону врага — решена: «Воевать», то ничего принципиально взаимоисключающего в наборах «атакующих» и «оборонительных» мер нет.
... А вот подозрения по варианту перехода СССР сторону Гитлера»... О, это такой противоречивый клубок истинно героического и невыносимо гнусного, что, право, подумаешь, прежде чем брать его в руки.
1. Аргумент историков, дипломатов: «Всегда, во всех коалициях, все государства-участники попугивали друг друга возможностью сепаратного мира». Разыгрывать карту угрозы сепаратного мира — это чаще элемент давления на союзников, и тут еще очень далеко до реализации подобного шага...
2. Возражение, допустим, ленинградца или сталинградца 42-го года: «Да это вообще невозможно — жить под Гитлерюгой».
3. Аргумент «объединенного европейца» 1942-го (или 2002 года): «Ну мы-то хоть и не германцы, но все же культурно более близки, экономически более интегрируемы и полезны им. Вот Гитлер и нашел для нас работенку (потому и заводы-электростанции (и «аэробусный» завод в Бордо!) взрывать нельзя, иначе светят каменоломни в Тюрингии). А те — скифы, им грозит полное уничтожение, пускай и воюют насмерть».
Из этих трех, конечно, «приятнее» всего поговорить с третьим.
— Мсье (Пан), ваши конструкторские бюро и заводы, конечно, прекрасны, «Рено» и «Шкода» — прекрасные машины, но в плане чисто теоретического сравнения потребностей Вашего бывшего «кризисного управляющего» Адольфа танки Т-34 были ему гораздо более интересной и нужной вещью! Захватывая их на поле боя (это случалось, да, и часто), немцы разбирали и пытались копировать их (безуспешно) и отдавали их своим отборным экипажам. И уж, конечно, уральские заводы, их производящие, и Кировский завод (танк КВ-2) были бы для вашего Адольфа гораздо более желанными объектами. Не говоря уже про те безымянные «номерные» заводы-изготовители «катюш» и «Ил-2».
А насчет расово-культурной близости как гарантии от Освенцимов... Знаете, Ваш фюрер был вообще странной, фантастической личностью. Х-художник. Утверждал, что постичь расовый тип какого-либо народа можно, только увидев (тут он прав) его подлинных представителей — крестьян и крестьянских детей. Потому-то и впечатлениям венского калейдоскопа своей юности (завсегдатаи салонов, пивных, «меблирашек») Гитлер решающего значения не придавал. А все повторял фразы вроде: «Эльзасский крестьянин — чрезвычайно расово чистое существо. Что думает, делает эльзасский крестьянин — необычайно важно». В Первую мировую он воевал на Западном фронте. Потому-то он и был так потрясен (не меньше чем Сталинградом), впервые увидев под Винницей белоголовых русских детей. «Да они же большие арийцы, чем мы!» — подавленно признавался он соратникам. Правда (фюрер есть фюрер!), изучив этот вопрос со всей дотошностью, он все же нашел, что «к 14 годам арийский тип все же сильнее проступает в немецких детях».
То есть «чемпионат по арийскости» детская сборная России выиграла, а юношеская — проиграла (при единоличном судействе фюрера). Так что причудливый Ваш фюрер мог мгновенно и самым разительным образом изменить «рейтинг» любого европейского... контингента.
Впрочем, нет, было у него и одно неизгладимое «расовое впечатление», вынесенное из школы. В «Застольных беседах» он вспоминает: «В нашем классе маленькие чехи плакали — в день, когда пришло известие о падении Порт- Артура. А я вот с тех пор и полюбил Японию!»
Занятный психологический этюдик. Паршивец, он еще и о России-то ничего не знал, но Японию полюбил — не как покорительницу Порт-Артура, а как наказательницу «маленьких чехов», лупивших его в школе. И далее важный вывод — в протянутые уши окружающих его «застольных» генералов: «Чехи всегда будут надеяться на «матушку-Россию!»...
Если бы!.. В 1938-м!
ДИЛЕТАНТСКИЕ ЗАПРОСЫ
Но ведь Резун в «Ледоколе» пишет не только о сталинском плане атаки в 1941 году, но и...?
Да-да. Именно... Резун еще пишет, что Сталин чуть ли не сам усадил Гитлера в канцлерское кресло. А вот это уже — совершенно «особь статья». И «Ледокол», и все прочие военно-политические тексты Резуна определенно распадаются на две части, условно говоря, военную и политическую. И это не игра слов. Линия водораздела столь объективна, прослеживается даже в самой фактуре текста, словно под одним «лэйблом» пытались «спаять» совершенно несродные материалы: сталь и фанеру, например. «Военный» Резун, «душа пуста, мозг полон номерами дивизий», в общем-то, вполне адекватен одной узкой теме: доказательству того, что Сталин в 1941 году планировал атаковать (или контратаковать?) Гитлера. Здесь он (Резун) неутомимый ткач, и его полотно, его собственная сеть доказательств прочна. Сотни, тысячи примеров, одни его склады яловых сапог на границе в 68-м и 41-м чего стоят! Здесь все его «номера дивизий в мозгу». А вот «политический» Резун, пытающийся взвалить на Сталина вину за приход Гитлера к власти, тут не плотная ткань, а пара белых гнилых ниток. Дико и смешно строить «доказательную базу» на цитате Троцкого: «Ах, если бы не было Сталина, не было Гитлера, не было гестапо!» Да даже если б это Резун-школьник писал реферат, его можно было бы пожурить: «Бывают цитаты-доказательства, а бывают цитаты — как бы вздохи».
Вот и самая кратчайшая цитата из начальника германского Генштаба Гальдера: «...но континентальное мышление фюрера...» — это косвенное, совершенно нечаянное свидетельство. Это цитата-доказательство... Речь там шла о многих вариантах предлагаемых Гитлеру колоний, так сказать, «африканских и азиатских мюнхенских идеях». И Гальдер вздыхает, что континентальное мышление фюрера не позволяло ему всерьез даже рассматривать подобные предложения. Все мысли — о континенте, о Евразии, то есть о советских территориях. Войны на Западе — разве только необходимое обеспечение Главной войны, на Востоке...
