Вот именно из этой открыто шовинистической позиции новых Держиморд, стоящих во главе партии, и исходил Ленин, когда выдвинул тактический лозунг усиления борьбы с великорусским шовинизмом. Цель Ленина — предупреждение опасности развала советской империи. Стратегические расчеты у Ленина были старые: — признание права на отделение нерусских народов облегчало ему задачу сохранения «единой и неделимой России», объявление войны русскому шовинизму позволяло предупредить опасность ее распада. Эту тактику Ленина хорошо понял Бухарин, понял также и то, что после преодоления великодержавного уклона наступит новая, «вторая фаза» в национальной политике, когда начнется борьба с местным национализмом. Вот слова Бухарина:
«Почему т. Ленин с такой бешеной энергией стал бить тревогу в грузинском вопросе? И почему т. Ленин не сказал ни слова в своем письме об ошибках уклонистов, и, наоборот, все слова сказал, и четырехаршинные слова сказал против политики, которая велась против уклонистов? Потому, что не знал, что существует местный шовинизм? А потому, что т. Ленин гениальный стратег. Он знает, что нужно бить главного врага. Например, на этом съезде нечего говорить о местном шовинизме. Это — вторая фаза нашей борьбы» (там же, стр. 561–564).
Член ЦК Карл Радек присоединился к Бухарину:
«Я разделяю мнение о растущем значении национального вопроса… И лучше здесь Мдивани орал вовсю, чем мужики в Грузии» (там же, стр. 565–563).
Сталин отвел в заключительном слове все требования и аргументы своих оппонентов (т. е. аргументы и требования Ленина), а после съезда приступил к «перепашке» Грузии от меньшевистско-уклонистского «сорняка». В ответ на сталинские репрессии случилось тогда то, чего опасался Ленин: грузины подняли в августе 1924 года всеобщее восстание за независимую республику Грузию. До пяти тысяч убитых и раненых, тысячи арестованных и расстрелянных, — таковы были жертвы грузинского восстания. Интернациональный инквизитор всероссийскую мясорубку начал с родной Грузии. Он даже предупредил о ней, когда в одной из речей в ЦК открыто заявил:
«То, что произошло в Грузии, может повториться по всей России» (Сталин, т. 4, стр. 326–327).
И повторилось: через пять лет по всей России, включая ее окраины, началась насильственная коллективизация, сопровождавшаяся антиколхозными восстаниями, которые приняли наиболее широкий размах в национальных республиках. Позднее, в беседе с Черчиллем Сталин признался, что эта коллективизация стоила Советскому Союзу до десяти миллионов человеческих жертв.
VI. Борьба на два фронта — метод большевизации империи
Истинная суть большевистской национальной доктрины и история зигзагов большевистской политики в национальном вопросе никем так безбожно не фальсифицируется, как советскими идеологами. На Западе же часто трактуют национальный вопрос в отрыве от общей большевистской политики и ее стратегических целей. При этом игнорируется функциональная роль национальной политики Ленина и Сталина по большевизации народов империи. Надо помнить, во-первых, что большевики боролись не против русского шовинизма и местного национализма как таковых, а против основного препятствия большевизации: против интеллектуально-духовной элиты всех народов, с тем, чтобы изолировав ее политически, подготовить ее физическую изоляцию; во-вторых, в этом вопросе существует, несмотря на разногласия в тактике, негласное распределение ролей между Лениным и Сталиным. Русский Ленин борется против великорусского шовинизма, а «нацмен» Сталин против местного национализма. Причем тот и другой имеют в виду не русский и национальные уклоны в политике как течения мысли, а элиту наций — интеллигенцию, безотносительно к ее национальной принадлежности. История советской власти первых лет после революции характеризуется походом против русской интеллигенции. Сигнал подал сам Ленин. Как известно, Максим Горький поссорился с Лениным после Октябрьской революции из-за всеобщего, порой бессмысленного, террора чекистов против цвета русской нации — против ее интеллигенции. Когда Горький начал бомбардировать Ленина бесконечными жалобами на зверства чекистов по отношению к интеллигенции, Ленин в сердцах ответил Максиму Горькому в письме от 15-го октября 1919 года, что русская интеллигенция — это лишь «интеллигентики, лакеи капитала, мнящие себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно» (Ленин, ППС, т. 51, стр. 48). Институт марксизма-ленинизма не постеснялся опубликовать столь грубое, нецензурное письмо Ленина против русской интеллигенции, ибо такова была официальная политика. Ленин хотел распространить террор против гражданской интеллигенции и на интеллигенцию военную, то есть изгнать из Красной Армии представителей бывшего царского офицерского корпуса. И это — в условиях гражданской войны против белых, когда красных офицеров еще не было. На это Ленина толкала «военная оппозиция» против главы Красной Армии — Троцкого, которую фактически возглавлял Сталин. Только решительное сопротивление Троцкого помогло сохранить царских офицеров в рядах Красной Армии на пользу самой же власти. Вот свидетельство Троцкого в его книге «Моя жизнь». Расспрашивая Троцкого о делах на фронте, Ленин добавил: «Не лучше ли прогнать всех бывших офицеров?»
Троцкий спросил Ленина: «А знаете ли вы, сколько их теперь у нас в армии?»
― Не знаю.
― Примерно?
― Не знаю.
― Не менее 30 тысяч. Кем всех их заменить?
Эти офицеры были использованы в гражданской войне как «военные специалисты», а после ее победоносного окончания уволены из армии. В последующие годы почти все они были ликвидированы как «враги народа». Та же судьба постигла и русское духовенство. Начало расправе над духовенством положило письмо Ленина членам Политбюро от 19 марта 1922 года.
В собраниях сочинений Ленина, в ленинских сборниках, в бесконечных «ленинианах» регистрируется всякая мелочь, если она вышла из-под пера Ленина. Но вот это ленинское письмо кардинального значения до сих пор не публикуют, объявив его великой государственной тайной. И в этом наследники Ленина поступают разумно. Ведь ЮНЕСКО в 1970 г. к столетию со дня рождения объявило Ленина (причем, единогласно) «великим гуманистом XX века», а публикация данного письма показала бы истинное лицо «гуманиста» Ленина. Об этом письме есть указание в сочинениях Ленина с явным смягчением ленинских формулировок. Там говорится, что Ленин требовал «подавить сопротивление духовенства проведению в жизнь декрета ВЦИК от 23 февраля об изъятии церковных ценностей». (Ленин, ППС, т. 45, стр. 666–667). Благодаря самиздату, теперь стал известен полный текст этого письма Ленина. Вот выдержка из него:
«Политбюро дает детальную директиву судебным властям, чтобы процесс против шуйских мятежников (в г. Шуе верующие не давали властям грабить церковные ценности — А. А.) был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуя, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров» (Журнал «Вестник Русского Студенческого Христианского Движения», № 98, 1970 г., стр. 55–56).
То, что Ленин делал с русской интеллигенцией и духовенством, Сталин делал с интеллигенцией и духовенством на национальных окраинах. После смерти Ленина, но еще до того, как генсек стал единоличным диктатором, Сталин лично определил стратегию партии в национальном вопросе. В этой стратегии два этапа развития национальной политики партии: первый этап — борьба на два фронта — против «великорусского шовинизма» как главной опасности (1923–1933) и «местного национализма» и второй этап — борьба против «местного» или «буржуазного национализма» как главной опасности (1934–1953), а «великорусский шовинизм» вообще исчез. Таким образом началась та «вторая фаза» в национальном вопросе, о которой говорил Бухарин на XII съезде партии. Как плохо понимали сами лидеры партии распределение ролей между Лениным и Сталиным, показывало смехотворное объяснение Бухарина, почему Ленин борется против шовинизма русских, а Сталин — против шовинизма нацменов. Вот это объяснение Бухарина в речи на XII съезде:
«Я понимаю, когда наш дорогой друг, товарищ Коба Сталин, не так остро выступает против русского шовинизма (имеется в виду выступление Ленина — А. А.) и что он, как грузин, выступает против грузинского шовинизма».
Пришивать политические ярлыки своим противникам Сталин учился тоже у Ленина. Там, где Ленин сказал «а», Сталин говорил и «б», только с той разницей, что у него политические ярлыки со временем приобретали значение уголовно-наказуемого деликта. И тогда Сталину не хватало всего алфавита для нумерации социально-политических категорий врагов советской власти. Сталин намечал людей к ликвидации не за содеянные преступления, а только за их политическое прошлое, социальное происхождение, за мнимое или потенциальное инакомыслие в идеологии. Чтобы по-марксистски обосновать эту преступную политику, призывались на помощь не только теория «обострения классовой борьбы», но и человеконенавистническая философия большевизма, которую Максим Горький сформулировал в лапидарном лозунге: «Если враг не сдается, его уничтожают».
