Неуспех арагонских орденов
Ордены Храма и Госпиталя получили обширные владения в государствах арагонской короны. Это в конечном счете встревожило арагонских суверенов, которые, наблюдая — как можно предположить — за действиями кастильцев, решили последовать их примеру. Такие рыцарские братства, как Монреаль-дель-Кампо и Бельчите, могли появиться в качестве первой попытки создания чисто арагонских структур, в период, когда орден Храма еще не утвердился в королевстве[135]. Потом преемники Альфонса Воителя пошли другим путем, привлекая в Арагон кастильско-леонские ордены: Калатрава получила Альканьис, а ордену Сантьяго даровали Монтальбан. Не замедлили возникнуть проблемы, и король Альфонс II попытался организовать арагонский орден.
Для этого он воспользовался инициативой одного рыцаря ордена Сантьяго, уроженца Леона — Родриго Альвареса, графа Саррии. Найдя устав своего ордена слишком нестрогим, тот в 1174 г. покинул этот орден и основал военную общину, добившись ее присоединения к Сито. Он дал ей название Монжуа — холма, откуда паломники впервые видели Иерусалим[136]. Несмотря на это название, орден — я говорил об этом в предыдущей главе — никоим образом не происходил из Иерусалима. Проследим за его короткой и бурной историей в Арагоне. Ведь именно в этом королевстве Родриго нашел, рискну сказать, нанимателя: король Альфонс II дал ему местность Альфамбра на юге королевства, граничащую с мавританским эмиратом Валенсия. В 1180 г. «Рыцарство святой Марии Монжуа в Иерусалиме» было признано и утверждено папой. Тот же папа разрешил магистру набирать в качестве братьев в орден басков, арагонцев и прочих брабансонов, лишь бы они были свободнорожденными и получили от церкви отпущение преступлений и грехов. Фактически речь шла о наемниках, пеших воинах, ловко владеющих ножом, которых в армиях того времени становилось все больше. Ненавистные рыцарям, потому что сражались не по рыцарским правилам, они были теми самыми висельниками, которые могли спасти душу, вступив в военный орден[137].
Но орден не достиг ожидаемого успеха — с одной стороны, потому, что его основатель Родриго, человек очень непостоянный, отдалился от него, с другой — потому, что его развитие блокировалось всемогущими орденами Храма и Госпиталя. Вскоре после смерти Родриго братья ордена вознамерились объединиться с Храмом. Король запретил это делать, но чтобы спасти то, что еще можно было спасти, он в 1188 г. решил соединить их с орденом Святого Искупителя, только что основанным им в Теруэле с миссией вызволения христианских пленников. Это не прибавило успеха. В 1196 г., отчаявшись, Альфонс II собрался объединить орден Монжуа — Искупителя с орденом Храма. Как и в 1186–1188 гг., в ордене возникли колебания, и некоторые рыцари Монжуа удали лись в Кастилию, в замок Монфрагуэ. Тогда новое «рыцарство» натолкнулось на желание понтифика не допускать размножения мелких орденов, не имеющих опоры. Четвертый Латеранский собор 1215 г. предписал Монфрагуэ слиться с Калатравой. Орден Храма, не принявший отделения Монфрагуэ, не согласился и на слияние последнего с Калатравой. Гонорий III (1216–1227) тянул с решением. Реальное слияние произошло только в 1221 г.; однако отдельные упрямцы не желали этого делать до 1245 г.
Опять-таки в государствах арагонской короны, но на этот раз в Каталонии, король Педро II в честь Сан-Жорди (святого Георгия), по преимуществу военного святого, основал орден, возложив на него защиту той части побережья к югу от устья Эбро, которая представляла собой «пустыни» Альфамы и в которой мусульманские пираты, не находя ресурсов, не гнушались искать прибежища. 24 сентября 1201 г. Педро II «дал и предоставил на вечные времена тебе, Хуан де Альменара, и твоему товарищу Мартину Виталю, иподьякону, и всем твоим братьям и преемникам, объединившимся в орден, пустынное место на моей земле, каковое именуют Альфама… дабы возвести там госпиталь, и будет он домом означенного ордена, местом молитвы и милосердия, в честь Бога и святого Георгия»[138]. В числе свидетелей, подписавших этот акт, был Раймунд де Гурбс, магистр ордена Храма в Каталонии. Построили каменный замок, квадратный в плане, а также клуатр и церковь[139].
Папа утвердил этот орден только в 1373 г.! Тот вел скромную жизнь. У него не было собственного устава, и до 1355 г. он не имел магистра. По мере своих возможностей он участвовал в походах на Майорку и в Валенсию, а в 1309 г. — в кампании Хайме II против Альмерии. Он получил в дар владения на Балеарских островах, в Валенсии и на Сардинии. Его золотой век пришелся на царствование Педро IV Церемонного во второй половине XIV в. Наконец в 1400 г. он был объединен с орденом Монтесы, созданным в королевстве Валенсия на прахе ордена Храма[140].
Можно задаться вопросом о причинах, по которым на Пиренейском полуострове появилось такое множество военно-монашеских орденов, что вынуждает меня составить скучный, но неизбежный перечень: Храм, Госпиталь, четыре больших национальных ордена — Калатрава, Алькантара, Авис, Сантьяго, — три малых и, наконец, как мы увидим в одной из позднейших глав, преемники Храма — ордены Монтесы и Христа. Эти ордены были порождением «национализма», который хоть и не имел ничего общего с национализмом в современном понимании, тем не менее существовал в ту эпоху. Но это не единственная причина их появления. Реконкиста представляла собой прежде всего оборону границы, а потом натиск вперед и перемещение этой границы. Она состояла из множества локальных, децентрализованных акций. Иберийская традиция братств и черты этого пограничного общества — с его знатью, его свободными людьми, этой оригинальной категорией caballeros villanos (что следует переводить скорее как «рыцари-горожане», чем как «рыцари-вилланы» или «крестьяне»), его вольностями — превосходно годились для такой формы борьбы. Военно-монашеские ордены были преемниками этих братств и продолжили децентрализованные акции, а «национализм» укрепил эту тенденцию. Тем более что миссия, порученная орденам, не была чисто военной: они должны были также колонизовать и заселять пограничные земли. И в этой сфере децентрализация оказалась залогом эффективности. Можно не оговаривать, что испанские короли имели свою выгоду от такого размножения орденов.
Глава 4
В сторону Балтики. Миссионерский крестовый поход и военно-монашеские ордены
Германский и христианский натиск на Восток
В конце X в. в Германии начался натиск на Восток (Drang nach Osten) — большое переселенческое движение, сочетавшее сельскохозяйственную колонизацию, германизацию и христианизацию[141]. Отчасти это движение было спонтанным, но чаще всего его возглавляли и организовывали князья Империи, светские и церковные, что придавало ему исключительный размах. Местное население прибрежных областей, простиравшихся за Эльбой до самого Финского залива (Померании [Поморья], Пруссии и Ливонии, как в целом назывались все территории от низовий Западной Двины до Финского залива), было языческим. Оно принадлежало к трем разным языковым группам: 1) к славянской, например: сорбы, ободриты или венды; 2) к балтийской — пруссы, или прутены, латыши, земгалы и литовцы, отрезанные от моря земгалами; 3) к финно-угорским народам — курши, ливы, или ливонцы, и эстонцы. За всеми этими территориями, отделенные от них широким поясом лесов и болот («Вильднис» [дичь, пустошь (нем.)]), с севера на юг располагались русские Новгородское и Псковское княжества, Литва, далее польские княжества Мазовии, Малой и Великой Польши и т. д. Последние были католическими; они иногда объединялись, образуя королевство Польша.
Территории между Эльбой и Одером в XI и XII вв. были землями, где действовали миссионеры, однако их христианизация почти не прогрессировала. Так что в 1147 г. немецкие князья попросили у святого Бернарда, агитировавшего тогда в Германии за Второй крестовый поход, провозгласить еще и крестовый поход в землю вендов, что он и сделал с согласия папы Евгения III (булла «Divina dispensatione» от 23 апреля 1147 г.). После этого маркграф Альбрехт Медведь и герцог Саксонский Генрих Лев возглавили экспедицию, наделенную привилегиями и духовными льготами крестового похода. Ее результаты оказались не лучше. В областях между Эльбой и Одером христианство победило только после массового наплыва немецких колонистов и бенедиктинских, позже цистерцианских монахов, а также уставных каноников из ордена премонстрантов. Окончательно эти земли были охвачены христианской верой только к 1200 г. За Одером все оставалось как было[142].
Признание этого и привело в XIII в. к созданию военно-монашеских орденов, способных вести настоящую миссионерскую войну: они должны были обеспечивать защиту миссионеров и обращенных общин и продвигать христианскую веру путем завоевания, колонизации и подчинения. Для насаждения там, в Центрально-Восточной Европе, военных орденов были и другие основания: в частности, в христианской Польше — необходимость защищать пограничные зоны от набегов язычников — пруссов и литовцев.
