15 рублей советскими деньгами. Там я снова встретил Савицкого. В кабинете начальника полиции нас находилось несколько человек. Когда очередь в получении денег дошла до меня, то Савицкий обратился к начальнику полиции со словами, учитывая мою активность при копке могилы, в распределении рабочей силы: «Господин начальник, я прошу, чтобы этого человека назначили мне помощником по приготовлению могил и руководству рабочей силой при их изготовлении, так как он может руководить работами». Выслушав, начальник полиции коротко ответил: «Хорошо, это можно сделать», – и предложил мне остаться в кабинете. Когда посторонние вышли из кабинета, начальник полиции обратился ко мне с расспросом моей фамилии, рода занятий и прочее. После этого я написал подписку. Обязывался не разглашать под строгим наказанием того, в чем буду участвовать и чему мне придется быть свидетелем, обязывался выявлять среди рабочих антигерманские настроения, докладывать о всяких политических суждениях рабочих. Тут же мне было разъяснено, что свои сообщения и наблюдения я могу передавать непосредственно Савицкому, или ему, начальнику полиции, в зависимости от того, как я найду удобным. Сообщения будут носить устный или письменный характер – в зависимости от обстоятельств.
Попутно должен отметить, что ни в той или иной форме мне делать это не пришлось, так как последующие мои участники были добровольцами-могильщиками, вполне разделяли взгляды творимых злодеяний немецкими оккупационными властями Латвии и никаких антигерманских суждений, а также суждений о неправомерности полиции не высказывали. Получив такое предложение от начальника полиции, я был польщен оказанным мне доверием со стороны полиции, тем более что оно совпадало с моими взглядами, высказанными следствию на предыдущем допросе, – я дал согласие. С этого момента началась моя активная деятельность как изменника родины, как участника кровавых злодеяний по отношению к мирным беззащитным гражданам г[орода] Даугавпилса. С этого началось мое тесное сотрудничество с Савицким, помощником которого я являлся, выполняя обязанности старшего могильщика. После дачи указанной мною подписки и выйдя из кабинета начальника полиции совместно с Савицким, он обратился ко мне с такими словами: «Ну вот, Лисовский, после того как ты согласился работать с нами и дал подписку, ты обязан честно и беспрекословно ее выполнять, и малейшее твое нерадение в этом будет передано мною начальнику, и ты будешь наказан по законам военного времени, наша работа должна быть безупречной».
Далее Савицкий рассказал мне об условиях работы, говоря мне, что в мою обязанность входят организация работ в приготовлении могил и закопка трупов расстрелянных. О необходимости могил он должен сообщать мне за день раньше, чтобы я принял необходимые меры сбора рабочей силы, расположенной поблизости от моей квартиры, назвав мне тут же фамилии могильщиков: Вильцан Антона Ивановича, Вильцан Петра, Бейнаровича Кузьму с сыновьями и зятем Курченко Петром, Миш-Минина и других. Относительно остальных могильщиков Савицкий сказал мне, что он сам наладит дело. После такого разговора Савицкий предупредил меня о том, чтобы я больше находился дома, и о том, что при первой необходимости он зайдет ко мне на квартиру. На этом мы разошлись. Через два дня Савицкий зашел ко мне и сообщил, что сегодня необходимо работать и собрать могильщиков к семи часам вечера к полицейскому участку на Старом фордштадте.
Вторично указав мне фамилии могильщиков, расположенных около меня по жительству [1508], я сообщил Вильцанам, Бейнаровичу и другим, что сегодня надо работать. Никто не возражал, ограничившись ответом: «Хорошо» и вопросом: «Это будет там же на Погулянке?» Около участка подождали около часа полного сбора остальных, обозначенных в списках Савицкого. И всем сбором пошли снова на Погулянку. Шли непринужденно. Разговоры носили общий характер, перемешанный шутками и посторонними вопросами, не относящимися к делу, на которое мы идем. Ни перед кем из нас не вставало вопроса того, что мы идем готовить могилу для невинных людей, которых этой ночью будут расстреливать в приготовленную нами могилу, включая стариков, женщин и детей. Всеми руководила жажда кровавой добычи вещей расстрелянных граждан, каждый считал, что уничтожение евреев – правильное дело. Придя на Погулянку к тому же месту, где ранее происходил расстрел, я увидел приготовленные заранее 6 бочек хлорной извести для посыпания трупов расстрелянных с целью, чтобы в дальнейших работах предохранить бригаду могильщиков от трупного запаха. Будучи прямым помощником Савицкого, я сразу же приступил к выполнению работ старшего могильщика, то есть произвел разметку будущей могилы длиной 40 метров при остальных прочих размерах и доставку бригады могильщиков на работу. Перед началом работы Савицкий объявил могильщикам о том, чтобы они держали язык за зубами о той работе, которую они выполняют, и, отведя меня в сторону, вновь предупредил меня о данной мною подписке относительно наблюдения за суждениями рабочих. Работали могильщики неплохо, и принуждений делать не приходилось. После начала работы мы с Савицким выпили принесенный им спирт, стали чувствовать себя бодро. В разговоре он рассказал мне о себе, о службе в качестве капрала в латвийской армии. Касаясь происходящих событий, Савицкий высказывал поддерживаемые мною суждения о том, что при Ульмановском правительстве [1509] жилось хорошо, что приход Советской власти дал волю евреям, и они начали чувствовать себя хозяевами положения, придвинул их к власти. Я соглашался в том, что сейчас с приходом немецких войск настал момент расплатиться с евреями за все, якобы творимое ими когда-то.
Могильщики, оканчивающие заданную им норму выработки, заявляли мне о готовности их работы. Я ходил на прием их работы, спускаясь в выкопанную могилу, осматривал качество выполненных работ. После непродолжительного отдыха по окончании работ, примерно к трем часам утра, была приведена толпа граждан еврейской национальности, около 600 человек. В числе которой были старики, женщины и дети, причем часть граждан, не могущих передвигаться собственными силами, главным образом старики, были привезены фурманами (ломовыми извозчиками) 4 или 5 подвод. Лица фурманов мне незнакомы. Я знаю только одно: что это были жители г[орода] Даугавпилса. Состав полицейских был тот же самый: 11 человек палачей, 5 человек, занимающихся раздеванием обреченных, и 15 человек для отвода с места раздевания к месту расстрела.
После полного окончания процесса работы я совместно с Савицким делил между могильщиками имущество – верхнюю одежду расстрелянных. Лично я в этот раз приобрел 4 вязаных дамских кофты, брюки, две пары мужских, 2 пары дамских туфель и дамское пальто; кроме этого, приобрел 10 штук карманных часов, найденных мною в старом жилете и в траве по месту нахождения обречённых перед расстрелом. Когда разошлись рабочие, Савицкий намекнул мне на то, что необходимо устроить выпивку после такой работы, тем более что ближайшие два дня будут свободными и расстрелов не предполагается. Я
