Ознакомительная версия.
Поздно вечером по телефону ВЧ говорил со Щербицким. Он довольно обстоятельно докладывал по всем хозяйственным вопросам и делам в республике. Затем я прямо спросил его, что за возня идет на Украине вокруг меня. Он ответил, что много идет всяких разговоров по кадровым вопросам по Киеву, Одессе, Херсону, которые затрагивают меня. Я сказал Щербицкому, что все вопросы кадров по этим и другим областям и городам — их выдвижение, освобождение, перемещение — решались коллегиально всеми, почему же я должен быть один в ответе, если что и получилось не так, как мы бы хотели? Щербицкий замолчал, потому что нечего было сказать. Дело было в другом. Очень прискорбно, что у нас, в нашей партии, среди руководящего состава культивируется порочная практика. Она и порождает явления, когда отдельные «руководители» ползают перед тобой, когда ты обладаешь властью, и тут же, через час, безбожно клевещут, чернят все и вся, когда уходишь на другую работу. Все ясно, что все это делается с поощрения центра, но ведь здесь тоже не вечные люди.
27 октября. Я все чаще и чаще задумываюсь над вопросом: почему среди нас, коммунистов-единомышленников, среди руководящего состава, существует такая коварная подлость, жестокость, необъективность и несправедливость по отношению к бывшим товарищам по работе при перемене его места и должности? Где же гуманность, о которой мы так «прекрасно» говорим? Где товарищество, уважение друг друга? Всего этого по-настоящему-то и нет. Нас губят, разъедают подхалимство, лесть, угодничество, трусость за свое положение. Борьба за власть стала еще сильнее и ожесточеннее, чем в прошлом за частную собственность. Власть — значит все. Вот так и действует Брежнев по принципу: «разделяй и властвуй». А кто ему и что может сказать — нет такого человека и даже коллектива. Все это очень плохо и даже трагически может сказаться на воспитании нашей молодежи, подрастающего поколения. Потеряют они веру во все святое, за что пролито так много крови и положено жизней. Человеку честному, справедливому, которому противно приспособленчество, угодничество, лесть и подхалимство, двурушничество, очень трудно жить и работать. Когда же этому всему позору будет конец в нашей коммунистической среде? Очевидно, тогда, когда партийный руководитель будет подотчетен какому-то органу не формально, а по существу. Мне временами до безумия жалко близких товарищей, сыновей, внуков, Иринку, всю семью. Ради этого надо крепиться. Но все равно справедливость должна восторжествовать.
6–8 ноября. Торжественное заседание, посвященное Великой Октябрьской революции. 7 ноября был на трибуне Мавзолея вместе со всеми членами политбюро. Холод стоит изрядный. Парад и демонстрация прошли хорошо. Прием — скучно, формально, тускло. Вот и в Киеве впервые за многие годы праздники прошли без меня. На душе горечь.
Хорошо, что закончились праздничные дни. В рабочее время все же немного забываешься.
11 ноября. Мне сообщил начальник 4-го Главного управления Минздрава СССР тов. Чазов Е. И.[139], что состояние здоровья Брежнева неважное, что ему сделана операция.
Девиз подлецов, авантюристов гласит: «Я имею право предавать близких мне людей, но никогда я не позволю никому из них предать меня». Все больше становится заметным проявление честолюбия, разжигание «культа» Брежнева. Со своими коллегами, не допускающими лести, подхалимства, угодничества, более способными его по организационным вопросам, умнее его и лучше разбирающихся в делах, он расправляется изуверски, утонченно и довольно жестоко. Что будет дальше? Ведь мне уже все равно хуже не будет, но дела-то нашей партии от этого будут страдать. А Брежневу кажется, что он прав, поступая таким образом, не подумав над тем, будешь ли ты прав завтра, будешь ли прав перед историей, перед партией, народом?
13 ноября. Проголосовал о награждении орденом Ленина и второй Золотой Звездой Героя Соцтруда Суслова в связи с его 70-летием. Пора бы ему и совесть проявить — уйти бы на «заслуженный» отдых и этим самым дать дорогу молодым кадрам. Нет, не так у нас все построено. Многие держатся за «положение», и этот «партийный иезуит» будет держаться до последнего.
23 ноября. Надо до поры до времени все терпеть, переживать. Сколько осталось еще жить — неизвестно, а мучений и страданий очень много. Трагедия еще в том, что ты ничего не можешь сделать против косности и рутины. Хочется иногда бросить все к чертовой матери и уйти из этого бедлама. Тяжело мне находиться под ударами организованной травли. Не ровен час, можно совершить непоправимое. Виновники всей моей тягости — Брежнев, Суслов и трусливый подхалим Щербицкий. Но я уверен, что их постигнет горькая судьба. Всякая подлость не остается ненаказуемой и не проходит даром.
6 декабря. В 16.00 совещание у Брежнева, обсуждается вопрос о приезде чилийской правительственной делегации во главе с Альенде[140], президентом Чили. В составе делегации секретарь Чилийской компартии Корвалан[141]. Мы собрались, чтобы выработать политические и экономические мероприятия по поддержке режима Альенде. В Чили с каждым днем политическое и экономическое состояние усложняется. Но мы об этом стыдливо умалчиваем. Все больше наша массовая пропаганда утверждает, что в Чили «одерживает верх» демократия, происходят крупные социальные преобразования и что это теперь второй крупный после Кубы форпост революционных преобразований в Латинской Америке. Но это все только наши желания, политические иллюзии, видимость, пропагандистский прием. А пока что принимаем решение: чтобы как-то спасать положение в Чили, надо срочно отправить туда 250 тонн пшеницы, 1000 тонн жиров, 23 тысячи тонн хлопка, 5000 грузовых автомашин. Легкого стрелкового оружия и снаряжения на 25 млн рублей. Мне поручено вместе с Морфлотом подработать вопрос о срочной отправке в Чили всех грузов. Мной подсчитано вместе с Морфлотом, что одна перевозка будет стоить свыше 40 млн рублей. Для перевозки всех грузов потребуется работа в течение шести месяцев 10 кораблей, а их не хватает для перевозки своих грузов.
На этом заседании решили вопрос о проведении торжественного заседания, посвященного образованию СССР. Докладчик Брежнев попросил для доклада три часа. Торжественное заседание провести 21 декабря.
Условился со Щербицким встретиться 20 декабря и поговорить по ряду вопросов. Он дал на это согласие. (Но впоследствии уклонился от встречи под разными благовидными предлогами. Обошлось не без консультации с Брежневым, ибо оба они хорошо знали, какой разговор у меня мог быть при встрече с ними. Брежнев тоже избегает со мной встречи наедине.) Я наметил перечень вопросов, по которым пойдет разговор при встрече с Брежневым или со Щербицким: «О форме и поспешности решения моего «ухода» с должности первого секретаря ЦК КПУ. Чем была вызвана поспешность и в чем причина такого решения? Почему мне никто не дает на этот вопрос вразумительного ответа? Пленум ЦК КПУ провели в пожарном порядке, когда я еще не успел доехать до Москвы. А я ведь только в ЦК проработал десять лет, можно и должно было бы все сделать по-партийному, по-человечески: побывать мне на Пленуме ЦК, проститься с партийным активом, членами ЦК КПУ. Почему этого не сделали? Побоялись эксцессов? Да разве я мог бы допустить что-либо подобное! Тут, как говорится, «на воре и шапка горит». Почему происходит ложь и клевета, неправильная информация на стиль и методы моей работы в бытность работы в ЦК КПУ? Ведь до этого мне нигде никто ничего подобного не предъявлял. Все это доводится вплоть до секретарей райкомов партии. В аппарате ЦК КПУ тоже прорабатывают методы, и руководство организовано натравливает аппарат на все прошлое. Организовано гонение на все кадры, которые близко работали со мной, вплоть до кадров КГБ. Много идет болтовни о якобы какой-то моей «нескромности» — все это натаскивается искусственно. Пытаются приклеить мне ярлык «экономического национализма», а что это — сами не знают. Это же возмутительно! Идет гонение и на семью; подвергают беспрерывным проверкам разными комиссиями работу моих сыновей, сомнению — их квалификацию, деловые качества, даже ученое звание младшего сына. Накладывают запрет на его выезд в заграничную командировку с научной целью. Обливают грязью мою супругу, клевещут, что якобы она ездила в туристические экскурсии за границу за государственный счет. Это является самой наглой ложью и клеветой.
Самым гнусным является и то, что искажается история: в киножурналах торжественных заседаний я «убран», и вместо меня везде фигурирует Щербицкий. Это же возмутительно и гадостно. Что же я, враг народа? Такая организованная травля может довести меня до отчаяния, до трагедии. Я перед партией, перед народом своим ни в чем не провинился, всегда работал честно, отдавал все свои силы, опыт и знания на общее дело. Меня теперешняя работа не удовлетворяет, на ней только тупеешь. Полное бесправие в деятельности. Я ведь просил вас, тов. Брежнев, оставить меня в Киеве в связи с уходом на пенсию. Я вам заявляю, что если не будут вами приняты меры, ограждающие мое человеческое достоинство и партийную честь, не прекратится организованная травля, то я вынужден буду открыто, публично организовать свою собственную защиту. Я вижу во всем этом только то, что если ты не льстец, не подхалим и не угодник, а имеешь свое мнение по ряду вопросов, то защищать можешь только сам себя.
Ознакомительная версия.
