Ознакомительная версия.
191
Absolument – говорит Керенский в книге «La vúritú».
Непонятно, о каком «всенародном покаянии» Керенского, объявившего, что «Царь чист», говорит Вильтон.
Следовательно, теперь ведь только один Терещенко мог бы подтвердить или опровергнуть утверждения Керенского.
В воспоминании Керенский говорит, что этот проект он обсуждал с вел. кн. Ник. Мих. Его пришлось оставить в силу возбуждения, которое наблюдалось у крестьян.
В последней его книге эта экспрессия еще более была усилена.
Отметим, что ген. Половцев, в качестве главнокомандующего посещавший царскосельский гарнизон в июне, вынес иное впечатление, – он говорит о здоровой атмосфере и порядках, с которыми ему пришлось встретиться. То же он повторяет и про дни большевистского выступления, объясняя это тем, что большинство гарнизона составляли «украинцы». Последующее поведение «охраны» в Тобольске служит доказательством преувеличения суждений о разложении Царскосельского гарнизона.
Не будем все-таки преувеличивать возможные опасения и не последуем за автором предисловия к книге Керенского проф. Пэрсом, склонным утверждать, что «революционное население Петербурга могло в любой момент прикончить (massacrer) царскую семью». Ворвавшаяся банда в Ц. С. могла бы привести к таким же результатам. Это так будто бы волновало Керенского, что он однажды в поезде, будучи уже во главе правительства, т.е. после июльских дней, как передает Мордвинов из первых рук, со слов людей из Ставки, воспроизводивших рассказ зятя Керенского полк. Барановского, «как исступленный» бегал по коридору в вагоне и в неописуемой тревоге выкрикивал: «Нет, их убьют… убьют… Их надо спасти во что бы то ни стало…»
Забыв о своей телеграмме 12 июля, Бьюкенен по-иному толкует вопрос в воспоминаниях, написанных после торжества большевиков: «Перевод Е. В. в Тобольск… был, главным образам, вызван желанием защиты их от опасности, которой они могли подвергнуться в случае успешности большевистского восстания, и, конечно, нет никакого сомнения, что, если бы они остались в Царском, они ненамного пережили бы октябрьскую революцию».
«Еще раньше, 2 августа, в такой же беседе Некрасов указал, что вопрос о переводе был поднят по военно-политическим соображениями и в секретном заседании правительства был разрешен в положительном смысле.
См. главу «Русская Дрейфусиада» в книге «Золотой ключ к большевистской революции».
Газетные сообщения оговаривались, что «на все вопросы о мотивах, побудивших правительство принять решение о переводе б. царской семьи, министры отвечают уклончиво общими фразами, всячески подчеркивая, что этот вопрос продолжает оставаться чрезвычайно секретным и что решение о переводе было принято еще правительством прежнего состава, что место, куда отправлены Романовы, остается пока никому не известным».
В тексте явная опечатка, когда говорится об «июне».
По контексту как будто бы выходит, что свидание было непосредственно после большевистского выступления.
Мысль, что правые через большевиков хотели свергнуть Временное Правительство, – ideўe fixe Керенского. См. мою книгу «Как большевики захватили власть».
«Двуглавый Орел», 29 г.
Сам Марков С. изображает план, изложенный им Маркову 2 му, в виде налета на дворец, инсценировки убийства царской семьи группой анархистов-террористов, что даст возможность скрыть до времени беглецов в заранее приготовленном месте.
См. «Золотой Ключ».
Воронов в «Русских Ведомостях» приводил некоторые показательные цифры: на заводе Лесснер из 100 уполномоченных – 80 большевиков, на заводе Эриксон на 60 уполномоченных – 39 большевиков, на «Треугольнике» – 70 большевиков на 100 уполномоченных…
Эту запись Нарышкина делает после встречи с Керенским в саду Зимнего Дворца. Нарышкина с большой надеждой смотрела тогда на Керенского. Керенский и Корнилов, они «вдвоем сыграют роль Наполеона – один в армии, другой во внутреннем управлении, и спасут страну».
Статья «Об исправлении истории». В »Очерках русской смуты» Гучков значится под титлом Н.
Первое заседание объединенного центра, по-видимому, произошло 31 июля.
Деникин на основании одного из «коллективных обращений» к ген. Корнилову 31 июля перечисляет 10 организаций, весьма разнокалиберных по своему удельному весу, вошедших в состав военной секции «Республиканского центра»: Военная лига, Союз георгиевских кавалеров, Союз воинского долга, Союз чести Родины, Союз добровольцев народной обороны, Добровольческая дивизия, Батальон свободы, Союз спасения Родины, Общество 1914 г., «Республиканский центр».
Нарышкина тем не менее отметила 31 июня (конечно, по слухам) какие-то монархические прокламации в Ялте.
Если только поверить показаниям Завойко, то в некоторых кругах, близких ему, предполагалось предать суду Ал. Фед. за «измену».
К сожалению, телеграмма плохо расшифрована, но смысл цитат понятен.
Он приблизительно повторил то же в заседании ВЦИК 4 августа.
Как раз в этот день был освобожден Каменев.
Здесь Керенский как бы отвечает на недоумение Соколова, почему царскую семью нельзя было перевезти в Крым, но можно было это сделать по отношению к Тобольску.
Припомним рассуждения Мстиславского на тему, что мистика монархии в народном сознании может быть уничтожена лишь унижением. «Какое унижение», – записала Нарышкина 1 августа.
Керенский отстраняет, конечно, утверждения «некоторых монархистов», что единственным мотивом выбора Тобольска было желание правительства заплатить Царю той же монетой и отправить его в Сибирь, куда раньше ссылали революционеров. Дело шло не о проявлении «чувства мести», ибо в случае желания отомстить вовсе не надо было организовать тобольское предприятие, когда под рукой была Петропавловская крепость, или еще проще – Кронштадт». Замечание Керенского, может быть, и правильно, но ему можно возразить, что правительство ни при каких условиях не могло пойти на такую комбинацию, шедшую вразрез с европейским общественным мнением.
Для Маркова С., передавшего, очевидно, суждения круга, в котором он вращался, выбор Тобольска объясняется желанием унизить отправкой на родину Распутина, с именем которого связывалась «грязная, возмутительно-лживая легенда».
Вспоминая впоследствии «ужасное 17 число» (т.е. убийство «старца»), А.Ф. высказывала глубокую убежденность, что «и за это тоже страдает Россия» (Письмо Вырубовой 10 декабря).
Марков 2 й говорил, что их организация также предупредила Царя о готовящемся увозе его в Тобольск.
То был примкнувший к левым с.-р. близкий Спиридоновой человек, оказавшийся агентом-провокатором Охр. Отделения при старом режиме.
Кобылинский отмечает, что Ефимов помещался в отдельном купе, так как с ним «никто не изъявил желания ехать вместе».
Почему не была назначена команда из третьего полка, доброжелательность которого особливо отмечалась в дневнике Николая II?
Это дало повод Керенскому отметить, что царевич был исключительно «весело» настроен в эту бессонную ночь. Сравним с ремаркой Царя, приведенной ниже.
Лукомский, занимая пост хранителя музейных ценностей большого Царскосельского дворца, встретился с Керенским 31-го на обеде у коменданта дворца, бар. Штейнгеля, у которого министр имел обыкновение обедать со «всеми сопровождающими» в дни своего приезда в Царское. Эти завтраки и обеды у Штейнгеля в большом Дворце, на которые требовались из царского погреба «лучшие вина», вызывали большое негодование Бенкендорфа (его дневник).
У Бенкендорфа отмечено, что за переноску багажа стража потребовала по 3 рубля на человека. Со слов того же Бенкендорфа Палей говорит, что Царь дал от себя по 50 коп. на человека.
Керенский передает, что при отъезде из Царского А. Ф. «плакала» – это как-то не соответствует настроению, с которым А. Ф., судя по дневнику Нарышкиной, уезжала на родину «Григория».
Ознакомительная версия.
