Ознакомительная версия.
И для того, чтобы это творчество наиболее эффективно проявлялось, необходимы соответствующие условия. Каким бы талантливым не был ученый, без них он вряд ли сможет создать что-либо значительное. Одним из основных таких условий является наличие свободного времени, чтобы можно было обдумывать различные идеи.
Не случайно поэтому некоторые выдающиеся ученые свои гениальные открытия сделали, когда располагали достаточным временем и не были строго связаны рамками обязанностей на работе.
Свое гениальное теоретическое открытие Альберт Эйнштейн осуществил, будучи независимым ученым. Он не принадлежал ни к какому высшему учебному заведению и в момент подготовки своей первой рукописи по теории относительности еще не имел докторской степени.
Неизвестно, удалось бы ему сохранить независимость и свободу мысли, столь необходимые для осуществления революции в физике, если бы он был тогда ассистентом какого-либо института. Сам Эйнштейн считал счастливым стечением обстоятельств то, что первые годы его творческих исканий прошли в «мирском монастыре», как он шутливо называл Патентное бюро – на такой службе, которая оставляла ему достаточно времени и сил для занятий собственными научными проблемами.
Но имеет ли возможность начинающий ученый в условиях крупных научно-исследовательских институтов и решения сложных научных проблем заняться своей избранной темой? Имеет ли он для этого необходимую материальную базу и достаточно свободного времени?
Эти вопросы поставлены не случайно. В любой отрасли народного хозяйства продолжительность рабочего дня не превышает семи-восьми часов в день. В принципе, и в научных учреждениях при шестидневной рабочей неделе установлен семичасовой рабочий день. Однако, молодой ученый, который работает менее десяти часов, как правило, заранее обрекает себя на неудачу в избранной области исследований.
Действительно, если аспирант ежедневно не будет затрачивать в среднем трех-четырех часов сверх положенного времени на проработку новой научной литературы, слушание лекций, докладов, участие в дискуссиях, то, вне всякого сомнения, даже не достигнет среднего уровня. Науке, не жалея, необходимо отдавать все свое время, все свои силы и знания, лишь оставляя на отдых необходимый минимум.
Не потому ли, что научное творчество, особенно связанное с крупными проблемами, требует большого напряжения, неимоверного труда, массу времени, отпугивает некоторую часть молодежи, которая боится такой перспективы? Но, с другой стороны, следует ли бояться напряжения, затраченного времени, неимоверных усилий, если тебе дело по душе, если ты без него жить не можешь?
Наверное, вступающий на путь исследований должен хорошо уяснить себе, что наука – это не служба, а творчество, и время здесь не главный аргумент трудовой дисциплины.
Однажды один из работников Наркомзема СССР сделал замечание Н. И. Вавилову о слабости дисциплины в институте (нет приказов о взысканиях). Великий ученый без промедления ответил: «Я считаю, что приказной режим в науке не пригоден». А потом своему заместителю по ВИРу Н. В. Ковалеву добавил: «Там, где отдают жизнь, отношения надо строить на другой основе».
Некоторые же упрощенно понимают труд ученого: «что-то исследует», «пишет», «сидит в кабинете и выдумывает идеи» – это в лучшем случае. И очень редко можно услышать, что труд его – научный поиск – тяжелое противоречивое, но увлекательное дело. Открытия, идеи не следуют сами по себе. Сколько духовных сил, энергии нужно потратить, сколько бессонных мучительных ночей необходимо провести, чтобы получить необходимый результат. Однажды на семинаре творческой и научной молодежи директор Института математики АН БССР академик Николай Павлович Еругин рассказал, что ему иногда приходится вскакивать среди ночи, чтобы записать наиболее удачный по содержанию и форме абзац текста, или наметки будущей теории, или даже просто удачное слово. А затем снова спит как ни в чем не бывало. Процесс творчества очень сложный и не такой уже легкий, как некоторым думается.
А внешне что представляет собой ученый? Почему-то средства изобразительного искусства донесли до нас образ человека, убеленного сединой, как правило, в очках и даже с бородой.
Но иногда наше представление о предмете не соответствует действительности. Удивление вызывает у некоторых вид современных ученых. На вид они иногда студенты. Никакой внешней солидности. Можно легко себе представить их и спортсменами, и туристами, и заботливыми папашами.
Запомнился случай, когда на семинар творческой и научной молодежи в пионерский лагерь «Бригантина» в районе Молодечно приехал известный советский физик, лауреат Государственной премии СССР, академик, директор института. Одет он был в превосходный черный костюм. Но почему-то казалось, что этому известному ученому как-то неуютно в нем, словно что-то лишнее. Но увлекшись изложением темы выступления, он моментально забыл о костюме, потому что испачканными от мела руками выбелил карманы и лацканы пиджака. И эта мимолетная деталь, вполне естественная и незаметная, добавила в мои знания об этом человеке гораздо больше, наверное, чем знал до этого. Поражала его увлеченность, целеустремленность, воодушевление. Казалось, кроме его любимого предмета исследования, ничего не существовало. И появись сейчас из леса тигр или волк, он просто не обратил бы на это внимания. Он говорил о предмете своего исследования так, словно читал стихотворение.
О таком отношении к себе, своей внешности великих ученых приходилось не раз наблюдать и читать об этом в книгах.
Когда один из знакомых спросил польского физика Леопольда Инфельда (1898–1968), почему Эйнштейн не стрижет волос, носит какую-то немыслимую куртку, не надевает носков, подтяжек, пояса, галстука, ученик Эйнштейна, долгое время работающий вместе с великим ученым, объяснил это стремлением освободиться от повседневных забот: «Ответ прост, – говорил он, – и его легко можно вывести из одиночества Эйнштейна, из присущего ему ослабления связей с внешним миром, ограничивая свои потребности до минимума, он стремился расширить свою независимость, свою работу. Ведь мы – рабы миллиона вещей, и наша рабская зависимость все возрастает. Мы рабы ванных комнат, самопищущих ручек, автоматических зажигалок, телефонов, радио и т. д. Эйнштейн старался свести эту зависимость к самому жестокому минимуму. Длинные волосы избавляют от необходимости часто ходить к парикмахеру. Без носков можно обойтись. Одна кожаная куртка позволяет на много лет разрешить вопрос о пиджаке. Можно обойтись без подтяжек, точно так же, как без ночных рубашек и пижам. Эйнштейн реализовал программу минимум – обувь, брюки, рубашка и пиджак обязательны. Дальнейшее сокращение было бы затруднительно. Главное для Эйнштейна и других настоящих ученых – процесс творчества научного».
Существенный вклад в развитие науки и техники вносят молодые ученые и специалисты республики.
В 70–80-х гг. XX ст. заметно усилился приток молодых, свежих сил в науку. Это привело к тому, что каждый третий научный сотрудник был в возрасте до 30 лет. А такие институты, как математики, тепло– и массообмена, физики, технической кибернетики, электроники АН БССР, организации и техники управления, электронных вычислительных машин, прикладных физических проблем и другие, стимулирующие с соответствующими отраслями производства научно-технический прогресс всего народного хозяйства, фактически стали молодежными. Здесь средний возраст сотрудников составлял 27–32 года. А это значит, что основным ядром ведущих научных центров, а также базовых лабораторий, конструкторских бюро, которые вносили существенный вклад в развитие науки и техники, являлась молодежь.
Возрастание значимости и роли молодой научной интеллигенции было связано, прежде всего, с их вкладом в решение важных экономических и социальных проблем. Она осуществляла шефство над созданием, производством и внедрением в народное хозяйство электронно-вычислительной техники и автоматизированных систем управления. Молодые ученые и специалисты высшей школы республики, а также отраслевых НИИ, СКБ радовали новыми достижениями. Наибольших успехов добилась научная молодежь Академии наук Беларуси. О некоторых из них, уже нашей истории, и пойдет дальше речь.
Если бы десятилетнему Володе Спринджуку, ученику четвертой средней школы Минска сказали, что через девятнадцать лет он станет известным ученым-математиком, он, наверное, рассмеялся бы. Математика казалась ему сухой, скучной наукой, далекой от реальности. Что угодно, но только не математика, хотя задачи, особенно по геометрии, решать ему было интересно.
Вот астрономия – дело другое. Будучи школьником, сам построил простейший телескоп. Отыскал старую карту звездного неба и долго просиживал за окуляром. Каково же было его удивление, когда убедился, что карта неверно указывает яркость отдельных звезд. Сила авторитета книги была настолько велика, что не один день он потратил, чтобы убедиться в своей правоте. Но сомнения не оставляли, и он написал письмо в Белорусский государственный университет имени В. И. Ленина.
Ознакомительная версия.
