«Осенью 1903 года Сталина высылают на три года в Восточную Сибирь, в Балаганский уезд, Иркутской губернии, в село Новая Уда. 27 ноября 1903 года Сталин прибывает на место ссылки. В ссылке он получает письмо от Ленина».
Далее автор биографии цитирует отрывок из сочинения Сталина «О Ленине», свидетельствующий о том, что кремлевский горец был горазд приврать: в качестве начала своей личной переписки с Лениным он поминает подписанный Лениным небольшой циркуляр, адресованный всем-всем социал-демократическим группам и организациям. Одна из копий этого циркуляра достигла Балаганского уезда, и Сталин, как и все прочие адресаты, ее прочитал. Теперь продолжим цитату:
«В ссылке Сталин оставался недолго. Он рвался скорее на свободу, чтобы взяться за реализацию ленинского плана строительства большевистской партии. 5 января 1904 года Сталин бежит из ссылки. В феврале 1904 года Сталин снова на Кавказе, сначала в Батуме, а потом в Тифлисе».
Как видно из всех этих сталинских биографий, ни о каких-либо поддельных документах (да и о сибирских «абрамах») в них нет ни слова. Почему же они все-таки появились в воспоминаниях, в том числе опубликованных? Я полагаю, что «документ» появился по прочтении вождем биографии Троцкого: он подумал, что если какой-то Бронштейн бескартузый, бесштанный Левка смог себе выправить убедительную ксиву, то почему он, горный орел, этого сделать не может. Конечно, для быдла это сгодится, но человек разумный всегда будет помнить о разнице между сыном помещика и нищим кавказцем. Денег, которыми мог снабдить бесштанного Левку отец, вполне хватило бы на то, чтобы натуральный пустой паспортный бланк со всеми печатями ему исправник принес домой, а что мог предложить своим надзирателям, кроме светлого будущего, товарищ Сосо? Ведь Балаганский уезд к моменту пребывания там Сталина уже был местом ссылки нескольких поколений революционеров, сначала народников, а потом и социал-демократов, и мелкая полицейско-жандармская шушера привыкла рассматривать этот принудительный туризм как источник дополнительного дохода. Полезную бумагу они всегда могли продать своим подопечным, но выдать ее даром, если на то не поступило указание свыше, им всегда представлялось противоестественным. Столь же трудно было бы поверить в то, что Сталин без помощи неизвестного финансового спонсора смог преодолеть огромные пространства, поскольку выполненный А. Островским подсчет средств, необходимых для реализации этого мероприятия, оценивает их в 100 рублей — сумму, совершенно неподъемную для бедного грузина.
И наконец, самое подозрительное в истории первой ссылки Сталина состоит в том, что он не бежал, как его революционный собрат Троцкий, подальше от места ареста — в какую-нибудь Самару, а затем и в Веночку, а спокойно прибыл на Кавказ и более того — в Батум, в полиции которого он значился отбывающим сибирскую ссылку, что совершенно недопустимо для опытного и честного революционера. В городе, который он покинул три месяца назад (!), ничего не изменилось, все полицейские и жандармские начальники были на своих местах и среди них всё тот же жандармский ротмистр Джакели, разрушивший надежду Джугашвили на создание для себя алиби. Джакели также не забыл Джугашвили, о чем свидетельствует его донесение от 16 октября 1905 г., содержащее исторический обзор батумских ситуаций, отрывок из которого приводится ниже.
«ИЗ ДОНЕСЕНИЯ ВР.И.Д. ПОМОЩНИКА НАЧАЛЬНИКА КУТАИССКОГО ГУБЕРНСКОГО ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ БАТУМСКОЙ ОБЛАСТИ РОТМИСТРА ДЖАКЕЛИ
10 ОКТЯБРЯ 1905 г.
В районе наблюдения помощника начальника Кутаисского губернского жандармского управления в Батумской области только в городах Батуме и Поти существуют социал-демократические организации с Батумским и Потийским комитетами во главе. В других местах Батумской области пока никаких революционных организаций не существует. Потийские социал-демократические организации возникли лишь в 1904 г., но ныне имеют уже от 200 до 500 организованных рабочих. В Батуме социал-демократические организации стали возникать в конце 1897 и в начале 1898 г.; первыми деятелями на этом поприще выступили еврей Георгий Франчески и сухумский мещанин Лузин. Первый из них стал переводить на грузинский язык социал-демократические брошюры при помощи Екатерины Станиславовны Согоровой (ныне она находится в Париже и примкнула к социально-федералистической партии «Сакартвело») и Карла Чхеидзе, смотрителя Батумской городской больницы, приказчика завода Ротшильда Михаила Каландадзе. Но с арестом Лузина, Франчески и Каландадзе в 1898 г. (дознание велось в г. Тифлисе), развитие социал-демократических организаций замедлилось. Но оно сделало большие успехи, когда осенью 1901 г. «Тифлисский Комитет Рос. соц. — дем. раб. партии» командировал в г. Батум для пропаганды между заводскими рабочими одного из своих членов Иосифа Виссарионова Джугашвили, бывшего воспитанника 6-го класса Тифлисской Духовной Семинарии. Благодаря деятельности Джугашвили и по временам наезжавшим из Тифлиса пропагандистам скоро стали возникать на всех батумских заводах социал-демократические организации, вначале имевшие главою Тифлисский Комитет. Плоды социал-демократической пропаганды уже обнаружились в 1902 г. продолжительною забастовкою в г. Батуме на заводе Ротшильда и в уличных беспорядках, причем 9 марта произошло первое столкновение между войсками и толпою у пересыльной части, причем было убито 15 рабочих и ранено около 20 человек…»
Так на чью же защиту мог рассчитывать Джугашвили, возвращаясь в места своих столь результативных революционных упражнений? Такого рода вопросы волновали или вызывали недоумение у тех, для кого ответ на них был значительно важнее, чем для нас с вами, дорогой читатель этой книги.
Глава VII. Эпизод второй, или Трудная жизнь Иосифа Виссарионовича Джугашвили с клеймом полицейского осведомителя и провокатора
Дата прибытия Джугашвили на Кавказ устанавливается по зафиксированному времени пребывания в Тифлисе Льва Борисовича Каменева (он же Розенфельд), у которого в ночь с 5 на 6 января 1904 г. был произведен обыск, после чего этот пламенный революционер покинул Тифлис не позднее 25 января. Известно, что перед своим отъездом Каменев встретился с Джугашвили и даже помог ему с временным жильем в Тифлисе. Таким образом, Джугашвили должен был прибыть в Тифлис не позднее 20-х числе января, что соответствует транспортным возможностям того времени. Следует отметить, что с тех пор у товарищей Сталина и Каменева установились самые добрые отношения. В своих письмах Сталин обращался к нему, как и к Гришке Зиновьеву, со словами «Дорогой друг». Венцом этой дорогой дружбы стало убийство дорогих друзей, осужденных по «делу троцкистско-зиновьевского объединенного центра». Товарищ Сталин к судьбам своих дорогих друзей был внимателен до конца и, пируя в кругу своих полулюдей-соратников, искренне веселился, слушая рассказ о том, как их расстреливали и как «визжал» при этом дорогой друг Гришка. Рассказ этот настолько тешил душу вождя, что он требовал его повторения на бис. Вождь вообще любил тешить себя повторами любимых зрелищ и песен.
Но это будет потом. А тогда, в январе 1904 г., в Тифлисе было неуютно, потому что начавшиеся в январе аресты продолжались до двадцатых чисел этого месяца, и «взяться за реализацию ленинского плана строительства большевистской партии» кавказскому вождю было просто не с кем. Поразмыслив, товарищ Сосо решил заняться «строительством большевистской партии» в Батуме, но у него не было денег на билет, стоивший 1 рубль 50 копеек. Знакомые батумские рабочие собрали для него эту сумму, и, получив ее, вождь прибыл в Батум. Точная дата этого его приезда в Батум неизвестна. Напомним, что в «Краткой биографии» вождя говорится:
«В феврале 1904 года Сталин снова на Кавказе, сначала в Батуме, а потом в Тифлисе». Первый биограф товарища Сталина — товарищ Иван Товстуха — в своем очерке для энциклопедического словаря братьев Гранат (1929) вообще опустил пребывание вождя в Батуме в первой половине 1904 года. У Товстухи: «Сталин бежит из ссылки, приезжает в Тифлис и ведет работу в качестве члена областной организации Закавказья». Дело в том, что, несмотря на свою молодость, товарищ Иван Товстуха побывал подпольщиком и потому хорошо понимал, что беглый ссыльный, четыре месяца назад еще находившийся в Батумской тюрьме, не мог себе позволить возвратиться к началу своего «крутого маршрута», не имея при этом достаточно сильного тайного покровителя, и потому обошел молчанием эти страницы жизни своего героя. Как мы скоро узнаем, обошел не зря.
Его второй биограф — академик Емеля Ярославский (он же Миней Израилевич Губельман), известный борец с Библией, отделался от этого скользкого вопроса длинной цитатой из уже опубликованных в книге «Батумская демонстрация» (конечно, внимательно прочитанной вождем) воспоминаний Н. Киртавы:
