Тон таким предприятиям задал Олав сын Трюггви, история жизни которого ярка и интересна.
Когда он был еще ребенком, не умеющим ходить, его, хотя он и принадлежал к норвежскому королевскому роду, тайком, как беженца, перевезли на Оркнейские острова. С тех пор, прежде чем стать самостоятельным главой флотилии разбойников, он успел побывать рабом в Эстонии, купленным «за хорошую одежину»[38] придворным русского князя, ходил походами на Померанию. «Олав конунг очень любил повеселиться и пошутить, был приветлив и прост в обращении, горячо за все брался, был очень щедр, любил выделяться своей одеждой и в битве превосходил всех своей храбростью. Но он бывал крайне жесток, когда гневался, и своих недругов он подвергал жестоким пыткам».[39] Горе его после смерти первой жены во Фландрии было так велико, что он «отправился в Англию и воевал там по всей стране. Он ходил походом на север в Нортимбраланд и воевал там.
Скандинавская резьба по кости
Диск из кости, около 1000 г. н. э., найден в Лондоне, изображена фигура человека (голова утрачена).
Фотография, Британский музей
Затем он отправился на север в Шотландию и воевал там по всей стране».[40] На своем пути на юг – так что он практически обошел кругом всю Британию, – «он воевал повсюду». Англичане, жители Уэльса или норвежцы Камберленда – все стали его легкой добычей.
Кульминацией этого четырехлетнего похода стало его обращение к христианству. Получив ранение во время сражения у островов Силли, он был крещен монахом – одним из жителей этих островов. «Осенью Олав отплыл с Сюллингов в Англию. Он стоял там в одной гавани и вел себя мирно, так как Англия была крещеной, и он тоже был теперь крещеным».[41] Так говорится в саге, но сага искажает события. Недавно принявший крещение Олав вовсе не пребывал в мирном расположении духа. Его корабли вошли в состав огромной флотилии, творившей бесчинства вдоль всего английского побережья, и именно Олав сыграл ключевую роль в победе над армией англичан у Мэлдона. Тот же самый Олав, получив в качестве выкупа слитки серебра весом в 10 000 фунтов, покинул обращенный в пепел Ипсвич. И тот же самый Олав, объединив свои силы с датчанами, которыми командовал Свейн, опустошал побережья Суссекса и Гемпшира до тех пор, пока деяния этих двух конунгов не принудили население к уплате столь же огромной суммы.
Свейн Вилобородый был викингом-новичком, однако это не облегчило участь Англии. Говорят, что свое первое вторжение он совершил во исполнение обета – хвастливой клятвы, одной из тех, которые мужчина давал во время поминальной трапезы в честь умершего кровного родственника. «В первый день пира, прежде чем Свейн конунг взошел на престол своего отца, он поднял кубок в его память и дал обет, что до того, как пройдут три года, он пойдет походом на Англию и убьет Адальрада (Этельреда) конунга или прогонит его из страны».[42] Возможно, что его воинственный пыл остыл уже на заре следующего дня. Такого рода клятва вообще воспринималась как случайное неосторожное решение, принятое человеком навеселе. Хотя Свейн и прибыл в свое время в Англию, у него не было какого-либо определенного намерения.
Черепаховидная фибула
Норвежская работа IX века. Найдена на острове Барра, Гебридские острова.
Фотография, Британский музей
Воспользовавшись первым удобным случаем, датчане разбежались – кто в Швецию, а кто в Данию, – однако Олав остался в центре событий. Он напал на Лондон, был отброшен и в конце концов, получив большое количество серебра, снял осаду. И все это время он и не вспоминал о своей новой вере. Когда же фортуна повернулась к нему лицом, он нанес визит Этельреду и в присутствии короля прошел обряд конфирмации в Эндовере. Вот после этого он уже, кажется, более не разорял Англию.
Однако двигавшие им мотивы могли быть, по всей вероятности, в большей степени связаны с делами семейного порядка. Либо причиной, либо следствием изменения его поведения было то, что Олав неожиданно женился во второй раз. «Явилась конунгова дочь, Гюда по имени, сестра Олава Кварана, конунга в Дюпплине (Дублине) в Ирландии. Она была раньше замужем в Англии за одним могущественным ярлом. Этот ярл умер, а она унаследовала его державу… Тинг… был созван, чтобы она могла выбрать себе супруга».[43] Олав и часть команды его корабля отправились на тинг, чтобы повеселиться. Сам Олав присутствовал там инкогнито. Однако несмотря на то, что он назвал ложное имя и «был одет в дорожную одежду, а поверх у него был меховой плащ»,[44] он тут же обратил на себя внимание статью. «Гюда ходила и смотрела на каждого, кто казался ей сколько-нибудь стоящим человеком. Когда она подошла туда, где стоял Олав… Гюда сказала: Хочешь жениться на мне? Я выбираю тебя. – Я не против, – ответил он… И вот Олав женился на Гюде и жил в Англии, а иногда в Ирландии».[45]
Когда Олав получил приглашение занять норвежский трон, Гюда, «молодая и красивая женщина»,[46] исчезает со страниц предания. Возможно, Олав оставил ее, чтобы выбрать себе новую супругу. Однако его следующему сватовству суждено было стать причиной его смерти от руки старого друга – Свейна Вилобородого. Олав совершил ошибку, отвергнув злопамятную королеву Сигрид Гордую, которая была «злейшим врагом конунга Олава сына Трюггви, и причиной было то, что Олав конунг нарушил договор с ней и ударил ее по лицу».[47] Когда Сигрид впоследствии вышла замуж за Свейна, она стала подстрекать своего мужа лишить Олава королевства и жизни.
Судя по всему оба – и Олав, и Свейн – покинули Англию, заключив с Этельредом своего рода пакт о невозвращении. Облегченно вздохнув, английский король нанял датского ярла Паллига – свояка конунга Свейна – охранять со своим флотом воды Англии. Восточные ветры, однако, все еще приносили несчастья. Новое полчище норманнов, не имевших ничего за душой, равно как и в карманах, переправилось из Франции к побережьям Девона. От места своей высадки в Эксмоуте они двинулись через Сомерсет и Уилтшир к берегам Саутгемптон-Уотер. Там к ним присоединился и сторожевой пес короля Этельреда Паллиг, и общая сумма Данегельда на этот раз составила 24 000 фунтов серебром.
Для Этельреда это означало конец. В минуту свойственного ему умопомрачения в день Святого Брайса он приказал начать ужасную резню. По поводу причин такого решения мнения расходятся: один старый английский автор даже относит это событие на счет ревности, которую испытывал Этельред к чистоплотным датчанам, очаровывавшим английских дам. Иноземцы, как утверждает этот автор, имели обыкновение «расчесывать волосы и мыться по субботам. Помимо того, они часто меняли одежду и поддерживали красоту облика иными, подобными этим средствами».
Так или иначе, но результат этой бойни имел большее значение, нежели ее причина. Примеров подобного массового убийства Англия не помнила со времен Боадики и господства римлян. По всей стране были вырезаны и мужчины, и женщины, и дети – как норвежцы, так и датчане, как жители центральной части страны, так и лондонские торговцы, виновные лишь в своей принадлежности к скандинавской крови. Венцом этой ужасной ошибки стало то, что среди убитых был Паллиг со своей женой – сестрой Свейна Вилобородого.
Свейн в то время был поглощен уничтожением Олава, однако задержка в два года не охладила его пыл. Когда датское завоевание Норвегии закончилось, настала очередь Англии. Разъяренный Свейн вернулся в Англию «и факелом войны поджег города и села». И в Эксетере, и в Солсбери запылали пожары: для Свейна все берега Британии были равны. Нортумбрия, Восточная Англия и Уэссекс – каждый получил свою долю. Были короткие периоды затишья, но после них буря поднималась еще более неистовая. Выкуп, превышающий обычно выплачиваемую сумму, мог только на время облегчить горе Свейна, и тот покидал страну, чтобы вернуться вновь.
Тем временем норвежцы по-прежнему были на пике своей активности. Олав Толстый, после смерти почитаемый как Олав Святой, кузен первого Олава, со своей мощной флотилией вмешался в самую гущу событий. «Он был человек справедливый, сдержанный и немногословный, великодушный, но жадный до богатства». Пути святого Олава были в те времена по любым меркам далеки от путей святости. С ним прибыл присоединившийся к нему товарищ по оружию – викинг из Йомсборга Торкель Высокий.
Вместе они атаковали Кентербери, где от них щедро откупились, затем, совершив весьма прибыльный круиз вдоль южного побережья, они тщетно пытались взять Лондон. Когда же Этельред наконец двинул против них войска, они попросту удалились на зимний отдых в Гринвич. Следующий год они посвятили своей наземной и морской военной экспедиции в Восточную Англию, которая проходила по суше и по морю. «Рингмер-Хит был красен от крови, когда под ударами войска пало множество тел вдали от кораблей». Кульминацией событий стало разграбление Кентербери. Епископский город, этот оазис изобилия посреди опустошенных земель, – для истинного солдата удачи он был слишком привлекательным, чтобы тот не позарился на него, позабыв все свои торжественные обещания, данные за несколько лет до этого. Одна за другой вязли в болотах Литтл-Стаур и выкарабкивались вражеские ладьи, доставлявшие к Фордвичу людей, пополнявших ряды осаждающих. Казалось, гнездо растолстевших горожан и «женоподобных» монахов можно захватить с наскока. Однако Кентербери продержался около месяца. Разочарованные и разъяренные норманны отомстили за это промедление, устроив настоящую бойню среди пылающих домов. «Из восьми тысяч остались в живых только несколько монахов и едва ли восемь сотен подлого люда». Они захватили архиепископа Альфега и перевезли на свою базу в Гринвиче. Однако этот узник не оправдал их надежд. Он не пожелал уплатить язычникам выкуп и не позволял выкупать себя за деньги христиан. «Близ Эксетера войско весьма было взволновано его судьбой». Над ним насмехались на хмельном празднестве, закидывали бычьими костями до тех пор, пока удар секиры милостиво не оборвал его жизнь.
