После возвращения Павла Судоплатова из столицы Украины Ежов вновь вызвал его и отправился вместе с ним в Кремль.
«Ровно через неделю после моего возвращения в Москву Ежов в одиннадцать вечера вновь привел меня в кабинет к Сталину. На этот раз там находился Петровский, что меня не удивило. Всего за пять минут я изложил план оперативных мероприятий против ОУН, подчеркнув, что главная цель — проникновение в абвер через украинские каналы, поскольку абвер является нашим главным противником в предстоящей войне.
Сталин попросил Петровского высказаться. Тот торжественно объявил, что на Украине Коновалец заочно приговорен к смертной казни за тягчайшие преступления против украинского пролетариата: он отдал приказ и лично руководил казнью революционных рабочих киевского «Арсенала» в январе 1918 года.
Сталин, перебив его, сказал:
— Это не акт мести, хотя Коновалец и является агентом германского фашизма. Наша цель — обезглавить движение украинского фашизма накануне войны и заставить этих бандитов уничтожать друг друга в борьбе за власть. — Тут же он обратился ко мне с вопросом: — А каковы вкусы, слабости и привязанности Коновальца? Постарайтесь их использовать.
— Коновалец очень любит шоколадные конфеты, — ответил я, добавив, что, куда бы мы с ним ни ездили, он везде первым делом покупал шикарную коробку конфет.
— Обдумайте это, — предложил Сталин.
За все время беседы Ежов не проронил ни слова. Прощаясь, Сталин спросил меня, правильно ли я понимаю политическое значение поручаемого мне боевого задания.
— Да, — ответил я и заверил его, что отдам жизнь, если потребуется, для выполнения задания партии.
— Желаю успеха, — сказал Сталин, пожимая мне руку.
Мне было приказано ликвидировать Коновальца»? — впоследствии вспоминал Павел Анатольевич.
После получения приказа А. Слуцкий, С. Шпигельглаз и П. Судоплатов приступили к разработке вариантов предполагавшейся операции. Вначаае было решено задавить Коновальца автомобилем. Однако этот вариант был забракован, поскольку нужно было угнать авто, подкараулить объект, совершить на него наезд и успеть скрыться с места происшествия до прибытия полиции.
— Неуклюжий вариант, товарищи, неуклюжий, — констатировал Слуцкий. — Помню, когда в Болгарии охотились за генералом Покровским, так вот тоже сначала было решено задавить его автомобилем. Один наш товарищ стал угонять машину, что-то там у него не заладилось, чтобы быстро мотор завести, на шум выскочил хозяин и таких бланшей ему наставил, страшно вспомнить…
Вариант с использованием огнестрельного оружия тоже не нашел единодушного одобрения. Коновальца часто сопровождал его приближенный Я. Барановский, дядька подозрительный, физически сильный, обладающий неимоверной реакцией, который мог предупредить покушение. И тогда кто-то из чекистов предложил:
— Товарищи, а может, взорвем гада?
Последнее предложение было одобрено всеми. Сотрудник отдела оперативной техники НКВД А. Э. Тимашков получил задание изготовить взрывное устройство, внешне выглядевшее как коробка шоколадных конфет, расписанная в традиционном украинском стиле.
Вскоре взрывное устройство было готово. Коробка шоколадных конфет «Ридна Украйна» выглядела очень симпатично и по весу не вызывала никаких подозрений. В вертикальном положении она была абсолютно безопасна, ей можно было заколачивать гвозди. Однако в горизонтальном положении внутри коробки самопроизвольно приходил в действие часовой механизм, рассчитанный на полчаса, и после истечения времени происходил мощный взрыв. Судоплатову надлежало держать коробку в вертикальном положении в большом внутреннем кармане своего пиджака. Предполагалось, что он передаст этот «подарок» Коновальцу и покинет помещение до того, как сработает мина.
— Вот уж угостим пана, так угостим, от души. Зубов не соберет, — удовлетворенно сказал Слуцкий, любовно разглядывая картонный корпус бомбы, богато покрытый украинским орнаментом.
— Товарищи, а если мина взорвется в людном месте, ведь пострадают невинные люди, — задумчиво произнес Судоплатов (гуманизм являлся отличительной чертой Павла Анатольевича и был присущ ему всегда). — Что тогда?
— Одним буржуем больше, одним меньше, велика потеря, — меланхолично отозвался Шпигельглаз.
Перед началом операции Павла Судоплатова, вместе с заместителем начальника И НО, принял нарком Ежов. Беседа была короткой, не более десяти минут. Николай Иванович молча выслушал изложенный Шпигельглазом план предстоящих действий, сказал:
— Хорошо, возражений не имею, — тяжело глянув на Судоплатова, добавил: — Желаю удачи. Враг должен знать, что у нас длинные руки. — и распростер над необъятным столом свои короткие ручонки.
23 мая 1938 года советское грузовое судно «Шилка» бросило якорь в порту Роттердама. Был теплый, солнечный день. В 11 часов 45 минут Павел Судоплатов вошел в ресторан «Атланта», где у него была назначена встреча с Евгеном Коновальцем.
— Хай живе вильна Украйна! — тепло приветствовал его руководитель ОУН.
— Геть москальское иго! — откликнулся советский разведчик.
Встреча «соратников» была непродолжительной. Выпив кружку пива, Судоплатов заявил, что ему необходимо вернуться на судно. Коновалец понимающе кивнул головой. Они условились снова встретиться в центре Роттердама в пять часов вечера.
Уходя, Павел Судоплатов широким жестом достал из внутреннего кармана пиджака коробку конфет и положил ее на столик рядом с Коновальцем.
— Подарок пану Коновальцу от неньки-Украйны, — сказал елейным голосом.
Коновалец довольно крякнул: — Добрый подарок, добрый…
«Мы пожали друг другу руки, и я вышел, сдерживая свое инстинктивное желание тут же броситься бежать», — напишет Павел Анатольевич в своих воспоминаниях.
Через несколько минут после его ухода Коновалец тоже покинул помещение ресторана. Метрдотель, позже опрошенный полицией, сообщит, что господин уходил из заведения в прекрасном расположении духа, с улыбкой на лице. Часовой механизм отсчитывал господину последние мгновения жизни.
Взрыв прогремел в 12 часов 15 минут на главной улице города Колсингер, близ кинотеатра «Люмис». Сила взрыва была столь велика, что клочья от Коновальца разлетелись по улице до сотни метров. Все тело несчастного было жутко изуродовано, кроме головы, которая осталась цела. От взрыва также пострадало четверо прохожих — голландцев. Господина Фишера взрывной волной забросило в витрину магазина готового платья, госпожу Фишер припечатало о стену дома, двое других граждан отделались легкой контузией, ушибами и страшным испугом.
Сам Судоплатов напишет о ликвидации руководителя ОУН следующее:
«Помню, как, выйдя из ресторана, свернул направо на боковую улочку, по обе стороны которой располагались многочисленные магазины. В первом же из них, торговавшем мужской одеждой, я купил шляпу и светлый плащ. Выходя из магазина, я услышал звук, напоминавший хлопок лопнувшей шины. Люди вокруг меня побежали в сторону ресторана. Я поспешил на вокзал, сел на первый же поезд, отправлявшийся в Париж, где утром в метро меня должен был встретить человек, лично мне знакомый. Чтобы меня не запомнила поездная бригада, я сошел на остановке в часе езды от Роттердама. Там, возле бельгийской границы, я заказал обед в местном ресторане, но был не в состоянии притронуться к еде из-за страшной головной боли. Границу я пересек на такси — пограничники не обратили на мой чешский паспорт ни малейшего внимания. На том же такси я доехал до Брюсселя, где обнаружил, что ближайший поезд на Париж только что ушел. Следующий, к счастью, отходил довольно скоро, и к вечеру я был уже в Париже. Все прошло без сучка и задоринки. В Париже меня, помню, обманули в пункте обмена валюты на вокзале, когда я разменивал сто долларов. Я решил, что мне не следует останавливаться в отеле, чтобы не проходить регистрацию: голландские штемпели в моем паспорте, поставленные при пересечении границы, могли заинтересовать полицию. Служба контрразведки, вероятно, станет проверять всех, кто въехал во Францию из Голландии.
Ночь я провел, гуляя по бульварам, окружавшим центр Парижа. Чтобы убить время, пошел в кино. Рано утром, после многочасовых хождений, зашел в парикмахерскую побриться и помыть голову. Затем поспешил к условленному месту встречи, чтобы быть на станции метро к десяти утра. Когда я вышел на платформу, то сразу же увидел сотрудника нашей разведки Агаянца, работающего третьим секретарем советского посольства в Париже. Он уже уходил, но, заметив меня, тут же вернулся и сделал знак следовать за ним. Мы взяли такси до Булонского леса, где позавтракали, и я передал ему свой пистолет и маленькую записку, содержание которой надо было отправить в Москву шифром. В записке говорилось: «Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам». Агаянц, не имевший никакого представления о моем задании, проводил меня на явочную квартиру в пригороде Парижа, где я оставался в течение двух недель».
