Гвидо Препарата - ГИТЛЕР, Inc.

позволяют присоединиться к его товарищам в российской столице (77).

Можно допустить, что это была самая деликатная часть исполнения британского плана великой осады и удушения Германии. С 1914 года царский режим оказался ненадёжным и слишком слабым партнёром для того, чтобы выполнять британские директивы. Перед лицом страшной (для Британии) перспективы сепаратного мира России с Германией царь был успешно устранен со сцены. Таковы были движущие силы Февральской революции. Устранив царя, Британия разработала три возможных сценария развития событий и соответственно своих действий:

1. Продолжение февральского сценария. Согласно его первоначальной архитектуре, план предусматривал создание либерального кабинета, поддержанного Советом (своего рода парламентом) и связанного формальным подчинением царствующему дом); Февральский эксперимент был задуман для введения в России такого же института власти, как в Британии,—то есть конституционной монархии. Очевидно, что такая искусственная трансплантация была нереалистичной, но сам ход, предусматривавший привоз в Россию таких настроенных продолжать войну марксистов, как Плеханов и другие меньшевики, которые могли узаконить в Совете и придать в его глазах легитимность военным усилиям кабинета и сохранение царствующего идола в фигуре Романова, не был лишён блеска и привлекательности. Действительно, союзные державы, начиная с Соединённых Штатов, уже 9 марта быстро укрепили авторитет Временного правительства его официальным дипломатическим признанием. Теперь оставалось посмотреть, сможет ли Временное правительство, даже лишённое имперских галунов из-за отказа великого князя Михаила взойти на трон, консолидировать народ и заставить его продолжать войну.

2. Если же Временное правительство потерпит неудачу, то можно будет разыграть большевистскую карту, за которую Британия могла равным образом благодарить как Парвуса, так и алчность и самовлюблённость германских правителей; возникла возможность наблюдать попытку социального эксперимента на неизведанной почве, ибо никто, несмотря на обнародование «Апрельских тезисов», не мог точно предвидеть, какой режим в реальности установят Ленин и его соратники, если придут к власти.

Этот второй вариант развития событий таил в себе большую степень риска, так как большевики клялись вывести Россию из войны. Однако преимуществом захвата ими власти была врожденная ненависть к немецкому династическому духу — насквозь капиталистическому и империалистическому.

Полковник Хауз, личный советник президента США Вильсона, всегда из прагматических соображений поддерживавший большевизм, в конце 1917 года весьма рационально обосновал необходимость тайной поддержки Западом этого во всех отношениях отвратительного (для западного либерализма) большевистского коммунизма:

Очень часто упускают из вида тот факт, что русская революция, вдохновляемая якобы ненавистью к автократии, несёт с собой… серьёзную угрозу для немецкого господства: [например], антикапиталистическая направленность революции с равной — а скорее с большей — силой коснётся именно германского капитализма… (78)

Несмотря на то что ленинцы собирались заключить мир с 1ер-манией для того, чтобы получить с фронта массу крестьян и рабочих — так, во всяком случае, рассуждали британцы,— имперская Германия и большевистская Россия едва ли сольются в тесном союзе. «Договор ничего не значит,— скажет своим соратникам Ленин после заключения мира с немцами в марте 1918 года,— гак как не может быть никакого права и справедливости в отношениях с классовым врагом» (79).

В ближайшие годы можно было надеяться путём финансовых манипуляций — особенно в плане военной помощи и дипломатическими манёврами натравить огромное коммунистическое государство на германский рейх; этот путь был чреват смертельной опасностью, но риск был в целом оправданным.

3. Можно было также ожидать, что в случае падения Временного правительства коалиция белых — монархисты и контрреволюционные генералы — развяжут в стране гражданскую войну и усмирят страну. Облегчённое духовным и классовым родством сближение одинаково настроенных белых генералов и генералов рейхсвера со временем должно было вылиться в тесный союз.

Из трёх возможных вариантов последний был для Британии наименее желательным. Если бы он осуществился на деле, то у морских держав не оставалось бы иного выхода, кроме попытки подкупить белых, удержав их от сближения с немцами, а это было чревато гораздо большим риском, чем приход к власти большевиков.

В течение восьми месяцев своего существования Временное правительство издало множество законов, но успехов добилось весьма скромных. Роль первого министра взял на себя Керенский — популист, в прошлом адвокат. Став во главе кабинета, он ринулся на фронт воодушевлять дрогнувшую духом армию. В июне русская армия, словно очнувшись от спячки, совершила последнее наступление на австрийские войска, которые немедленно получили подкрепление в виде нескольких немецких дивизий. При виде немецкой серой формы русские обратились в бегство. В июле большевики подняли путч. Временное правительство отреагировало на него весьма жёстко. Ленину пришлось бежать в Финляндию (имеется в виду шалаш в Разливе.— Примеч. ред.), а Троцкий и другие коммунистические главари оказались за решёткой. Осведомлённый о махинациях Парвуса, Керенский собирался привлечь ленинскую клику к суду по обвинению в государственной измене и заговоре как «немецких агентов», но поскольку во многих местах России зашевелились белые контрреволюционеры (оставшиеся верными царю монархисты), он удержался от преследования большевиков и выпустил их из тюрем. Логика отчаяния заставила Керенского вообразить, что он сможет использовать красных агитаторов как союзников в борьбе с монархической контрреволюцией.

Между тем морские державы решили, что настало время сменить программу действий и перейти ко второму (большевистскому) варианту Германия и «силы, стоявшие за Гельфандом», платили им на Западе, и есть убедительные доказательства того, что Уолл-стрит им платил на Востоке: скрываясь за гуманитарным фасадом «Военного Совета Красного Креста», американские капиталисты переводили значительные суммы на поддержку русской революции. Организация Дж. П. Моргана и круги, связанные с Федеральным резервным комитетом Ныо-Йорка, представляли Совет, плативший Керенскому после мая 1917 года, а потом, если верить статье в газете «Вашингтон пост» (2 февраля 1918 года), начали платить большевикам (80). В сентябре 1917 года британский посол в России Бьюкенен доложил своему правительству, что одни только большевики «выступают с отчётливо определённой политической программой и представляют собой компактное и хорошо организованное меньшинство… Если у правительства не хватит сил подавить большевиков и оно лишится поддержки в Советах, то единственной альтернативой станет большевистское правительство» (81).

Месяцем позже большевики — маргинальное движение, не пользовавшееся никакой народной поддержкой и составлявшие «какую-то треть социалистических партий» (82), — без единого выстрела захватили власть.

В тот день, когда произошла революция, по Невскому проспекту, как обычно, гуляли хорошо одетые люди и, смеясь, говорили, что власть большевиков не продержится и трёх дней. Богатые люди, проезжая в экипажах, бранили солдат, а те, «вяло оправдываясь, смущённо улыбались в ответ» (83).

Впереди были пять лет опустошительной гражданской войны.

В марте 1918 года большевистская Россия подписала в Бресте тяжёлый и унизительный мир с германскими генералами. Уступая жадности немцев, Россия пожертвовала Украиной и Прибалтикой, а также согласилась выплачивать репарации золотом. На Восточном фронте наступило затишье, и дивизии рейха можно было теперь без помех перебрасывать обратно во Францию… но морские державы не дремали.

Британцы, трезво взвешивая вероятности перечисленных выше сценариев, ждали развязки, не пуская течение событий на самотёк. Бреши на Западном фронте были заткнуты американской пехотой. Не было случайным совпадением, что Америка вступила в войну в апреле 1917 года, когда русский фронт дал трещину. «Важный факт заключается в том, что в апреле 1917 года Британия была близка к поражению, и на этом основании в войну вступили Соединённые Штаты» (84).

Американская интервенция на стороне британцев была произведена весьма умело. Американцы отказались выполнить требования немцев оказать давление на Британию, с тем чтобы последняя прекратила противоправную блокаду рейха. Своим отказом Америка не оставила Германии выбора — началась подводная война, официально объявленная 31 января 1917 года. Предполагаемые нападения подводных лодок на американские грузовые корабли, шедшие мощным потоком к берегам Европы и поставлявшие огромные количества оружия и военного снаряжения воюющим союзникам, явились подходящим предлогом для разрыва дипломатических отношений с германским рейхом и в конце концов к объявлению войны. Задолго до этого был преднамеренно создан предлог, casus belli (для возбуждения массового патриотизма) — потопление британского лайнера «Лузитания», который попросту подставили под удар немецкой субмарины в мае 1915 года (85).