Но австрийцы и французы отвалили продажному Бестужеву немалую денежку, и он ради своих шкурных интересов форменным образом затолкал Россию в совершенно ненужную ей, чужую войну… Да, наши солдаты дрались геройски. Да, наши армии вошли в Берлин… но зачем?
Ответ один: ради приятно позвякивавших золотых кругляшков в сундуках канцлера Бестужева. Никакой другой причины, по которой бессмысленно пролито столько русской крови, в природе не существует. Россия вообще никогда не воевала с крупными германскими государствами, если не считать Чудского озера и долгой схватки Ивана Грозного с Ливонским орденом, но это совсем другая история…
И вот кстати… Героизм героизмом, но и число штыков играло свою роль. В армии Апраксина было около ста тысяч солдат, из них примерно половина строевиков, а у Фридриха – двадцать четыре тысячи. Такие дела…
Между прочим, Екатерина, вступив на престол, тут же убедилась в… необходимости преобразовать войска, «расстроенные продолжительною войной». Какой? Да той же, Семилетней. А вот вам мнение, во-первых, противника Петра, во-вторых, человека, участвовавшего в Семилетней войне, – нашего старого знакомого Андрея Болотова: «Народа погублено великое множество, а в числе онаго легло много и русских голов в землях чуждых и иноплеменных, и, к сожалению, без малейшей пользы для любезного отечества нашего».
Как-то плохо вяжется мнение участника войны с патетическими тирадами дамы по имени Исабель…
Так стоит ли винить Петра за то, что он постарался побыстрее остановить эту бессмысленную, совершенно не нужную России войну против государства, которое было нашим потенциальным союзником?
Идея заключения с Пруссией мира принадлежит к тому же вовсе не Петру! В последние месяцы царствования Елизавета наконец-то вышвырнула в отставку продажного Бестужева, поставила на его место Воронцова, и он с полного одобрения Елизаветы как раз и начал прощупывать почву для возможного заключения мира – причем его план предусматривал… возвращение Фридриху Восточной Пруссии! Вступивший на престол Петр лишь довел эти планы до логического конца. С одним немаловажным исключением: он вовсе не собирался отдавать Восточную Пруссию! В день его убийства русские войска так там и оставались, поскольку согласно двум подписанным Петром и Фридрихом трактатам Россия имела право вовсе остановить вывод своих войск в случае обострения международной обстановки. Сохранился указ Петра, предписывающий ввиду «продолжающихся в Европе беспокойств» не только не выводить войска, но и пополнить новыми запасами армейские склады в Восточной Пруссии, а также отправить к ее берегам кронштадтскую эскадру, чтобы прикрывать русские торговые суда. Как видим, не было ни «предательства национальных интересов», ни «возвращения Фридриху Восточной Пруссии». Австрийский посланник в Петербурге Ф. Мерси так и сообщал в Вену о действиях Петра: «Теперь он не может выпустить из рук королевство Пруссию».
Кто же все-таки вернул Фридриху эти земли?
Екатерина!
Будучи еще великим князем, Петр, по свидетельству Штелина, говорил свободно, «что императрицу обманывают в отношении к прусскому королю, что австрийцы нас подкупают, а французы обманывают. Мы со временем будем каяться, что вошли в союз с Австрией и Францией».
Время подтвердило, что наследник был абсолютно прав. В следующем столетии французские войска дважды вторгались на территорию России, а Австрия всегда вела враждебную России политику (взять хотя бы классический пример, когда во время Крымской войны пришлось держать на австрийской границе целую армию – очень уж агрессивно и непредсказуемо тогда вела себя Австрия…).
Одним из первых распоряжений Екатерины после свержения Петра стал приказ расквартированным в Восточной Пруссии русским войскам форсированным маршем возвращаться на родину. А два года спустя она подписала с Фридрихом новый союзный договор, ряд статей которого был без малейших изменений перенесен из того самого, «предательского» договора Петра! И упрекать за это Екатерину нет никакой нужды. Повторяю, России был необходим с Пруссией мир и союз, который позволял легко отразить попытки любой третьей державы установить в Европе свою гегемонию. Более ста лет после этого Пруссия оставалась для России другом и союзником, пока в нашей внешней политике не взяла верх прямо-таки шизофреническая «горчаковщина» – необъяснимая здравым рассудком германофобия в сочетании со столь же противоречащей здравому смыслу и государственным интересам франкофилии. Но это уже другая история и другая книга, которая непременно будет. В самом скором времени я собираюсь засесть за книгу «Европейский концерт» – о российской внешней политике за последние триста лет, с ниспровержением иных устоявшихся мифов и неизбежными шокирующими выводами…
Да, о союзниках России в Семилетней войне. И Австрия, и Франция практически в те же самые месяцы пытались заключить с Фридрихом сепаратный мир… за спиной России! Так что не стоит, как это пытались делать, приписывать Петру «предательство союзников» – означенные союзники были те еще пройдохи…
И в завершение темы – о самом Фридрихе, которого до сих пор современные историки (и российские в том числе) продолжают именовать Великим.
Нет ничего удивительного, что Петр им восхищался. Все же предмет восторгов был восхищения, безусловно, достоин. Фридрих – один из лучших полководцев XVIII столетия, выдающийся государственный деятель. И – незаурядный мыслитель.
С недавних пор я, признаться, вполне разделяю восхищение Петра – и многих других – Фридрихом Великим. Так уж сложилось, что мне удалось за смешные деньги приобрести уникальное издание, книгу под длинным названием: «Оставшиеся творения Фридриха Втораго короля прусскаго», изданной «с дозволения управы благочиния» в Санкт-Петербурге, «на иждивении И.К. Шнора» в 1789 году. Это собранные под одним переплетом седьмой и восьмой том собрания сочинений Фридриха, выпущенного в России в год взятия Бастилии. Переписка с маркизом Д’Аржансом и Д’Аламбером.
Прелюбопытнейшее чтение! Человек, положительно, был незаурядный. Вот, для примера, образец остроумия прусского короля. Обсуждают новости астрономии: «Сказывают, что старый спутник Сатурнов пропал. Ты, яко небесный житель, пожалуй растолкуй мне, что такое с ним сделалось. Не Сатурн ли его пожрал? или пришел сей спутник у его в немилость? или он скрылся за какое облако, дабы посмеяться над астрономами? господа астрологи, не ожидая подтверждения сего происшествия, смело станут предвещать падение какого-нибудь любимца великаго Государя, или будут говорить, что Сатурн паки придет на землю царствовать, и что сего погибшаго спутника он послал воплотиться (как Самонокодома), что он будет предводительствовать Турецкою или Российскою армией для восстановления сего царства. Я же со своей стороны буду только повсюду молить: пожалуйте, государи мои, если его поймаете, не вешайте».
И, что должно быть особенно интересно для сторонников новой хронологии, Фридрих и его корреспонденты обсуждают некую новую книгу, которая… сокращает официальную церковную историю! Увы, поскольку речь идет о чем-то очень ему знакомом, Фридрих не приводит ни названия, ни автора. В каких запасниках теперь пылится эта книга, можно только гадать…
А вот гораздо более серьезное высказывание Фридриха, которое просто необходимо рассмотреть вдумчиво.
«Не правда ли, что электрическая сила, и все чудеса, кои поныне ею открываются, служат только к возбуждению нашего любопытства? Не правда ли, что притяжение и тяготение удивляют только наше воображение? Не правда ли, что всех химических открытий такие же следствия? Но менее ли от сего происходит грабительств по большим дорогам? Сделались ли от сего откупщики ваши менее жадны? Возвращаются ли с большею точностью залоги? Менее ли клевет, истребилась ли зависть, смягчились ли сердца ожесточенные? Итак, какая нужда обществу в сих нынешних открытиях, когда философия небрежет о части нравственной, к чему древние прилагали все свои силы?»
Вы понимаете, что перед нами? Не исключено, что Фридрих Великий вообще первым сформулировал проблему, над которой стали всерьез задумываться только в ХХ веке: «Научный и технический прогресс еще не ведет автоматически к прогрессу в людской духовности и не делает жизнь лучше»!
Вполне может оказаться, что именно так и обстоит. Поскольку мысли, высказанные Фридрихом в письме от 7-го января 1768 года, категорически противоречат общему настроению тогдашних просвещенных умов. Они-то держались как раз противоположных взглядов на научный и технический прогресс! Считали, что человек в своей дерзновенной поступи вот-вот откроет массу новых законов природы, которые немедленно обратит себе на пользу, научившись управлять природой, как телегой. Полагали, что развитие науки и техники само по себе, волшебным образом преобразит и общество, и людей… А Фридрих без всякого шума высказывал прямо противоположные мысли, которыми мы в полной мере начинаем озабочиваться лишь сегодня… И оценить их в полной мере можем лишь сегодня.
