В революционном движении – с 1906 года. Собственно, он не мог там не оказаться. Его дядей был один из самых старых большевиков, член партии с 1901 года Михаил Кедров. Тот самый, который организовывал рабочие дружины и руководил издательством «Заря», где публиковались работы Ленина. За принадлежность к социал-демократической рабочей партии Кедров был арестован и на два года заключен в крепость, позже эмигрировал. Но влияние на своего племянника успел оказать огромное. Как, собственно, и второй дядя – Николай Подвойский. Оба старых большевика были женаты на сестрах матери Артура Фраучи.
Хотя и нельзя сказать, чтобы Артур Христианович планировал тогда связать свою жизнь с революцией. В отличие от подавляющего большинства членов ленинской партии он окончил гимназию с золотой медалью и подал документы в Санкт-Петербургский политехнический институт. Экзамены были сданы успешно, и его зачислили на металлургическое отделение. А значит, в революционной борьбе к тому моменту он не участвовал, скорее, был сочувствующим. До революции при поступлении в высшее учебное заведение требовалось предъявить справку из полиции, которая могла бы подтвердить благонадежность абитуриента. Иностранцы всегда были на особом счету, поэтому любые попытки Фраучи бороться против «кровавого самодержавия» немедленно были бы замечены и нашли бы отражение в этом документе.
В институте Фраучи, казалось, навсегда отошел от революционной борьбы. Стихи символистов и декадентов, философия Ницше мало привлекали его. Он был полон решимости как можно успешнее выучиться на металлурга, ведь эта профессия в Российской империи обещала хорошее положение в обществе и весьма достойный заработок. Однако не стоит считать, что Артузов ничем, кроме учебников, не интересовался. Он обожал оперу и часто бывал в Народном Доме, где с упоением слушал Федора Шаляпина и Леонида Собинова. Пробовал музицировать и сам, благо обладал прекрасным лирико-драматическим тенором и хорошо играл на фортепиано. Фраучи регулярно принимал участие в студенческих спектаклях.
В феврале 1917 года он окончил институт и устроился на работу в Металлургическое бюро, которым руководил профессор Грум-Гржимайло. Своих политических взглядов тот никогда не скрывал, и даже в 1928 году осмелился утверждать: «Учение Карла Маркса – отсталое, уже потерявшее всякую почву. Оно было создано в период почти полного отсутствия технических знаний в промышленности. Теперь картина резко меняется, и я совершенно убежден, что через 50 лет никакого пролетариата не будет».
На Фраучи взгляды профессора на какое-то время подействовали. В тот момент он еще был далек от политической борьбы, занимаясь только металлургией. Все изменилось в тот день, когда он встретил в Петрограде своих родственников Кедрова и Подвойского, которые занимались созданием военной организации РСДРП. А вскоре большевики захватили власть. Фраучи тогда окончательно сделал свой выбор. В письме родителям он отмечал: «Как и многие юноши из интеллигентных семей, я долго метался, пока не нашел себя и ту единственную правду земли, без которой не может жить человек. Не знаю, что бы со мной стало, если бы не дядя Миша. Большевиком я стал исключительно под влиянием незаурядной личности Михаила Сергеевича».
В декабре 1917 года Фраучи вступил в партию большевиков и был взят на работу в управление по демобилизации армии и флота в качестве секретаря отдела материально-технического снабжения. Но проработал он там недолго. Кедров был направлен на Север и взял с собой племянника. Тот стал секретарем ревизионной комиссии Наркомата по военным делам в Вологде и Архангельске.
Я, кстати, вполне допускаю, что в это время Фраучи поучаствовал в установлении пролетарского порядка в полном объеме, то есть принимал участие и в расстрелах контрреволюционного элемента – на войне как на войне. «Вражьи кости нам, что снег под сапогом». Но тут необходимо раз и навсегда отойти от политики двойных стандартов. Если генерал Покровский вешает красноармейцев, то это очень плохо. Это показатель нечеловеческой и патологической жестокости белых. Это подлое преступление, которому не может быть прощения никогда и нигде. Но вот когда какой-то комиссар расстреливает заложников – так им и надо, кровопийцам проклятым. Получили, что заслужили. С врагами разговор должен быть коротким. Но давайте сегодня, спустя почти 100 лет после тех событий, называть преступление преступлением, а не подводить под это мощную теоретическую базу, построенную на богатом наследии советского агитпропа.
Так вот, о возможном участии Фраучи в расстрелах. Для того времени это было в порядке вещей. Шолоховский Макар Нагульнов, готовый шашкой рубить головы вселенским буржуям, не на пустом месте тогда возник. Большевики действительно верили, что через террор приближают мировую революцию, а значит, и всеобщее счастье, равенство и братство по заветам Французской революции. Сотрудник ЧК Зазубрин, знавший о повседневной работе карающего меча пролетариата не понаслышке, писал: «Вы скажете – враг обезоружен. Пока он жив – он не обезоружен. Его главное оружие – голова. Это уже доказано не раз. О палаче вы всегда говорите с отвращением. Но я говорю вам, сволочи, что мы, палачи, имеем право на уважение».
Но вернемся к нашему герою. Его первые шаги на ниве построения нового прекрасного общества знаменательны еще и тем фактом, что он поменял фамилию. Из Фраучи он стал Артузовым. Произошло это во многом потому, что его соратникам было трудно произносить иностранную фамилию, от которой тянуло откровенной контрреволюцией. Поэтому и обращались к нему зачастую просто – «товарищ Артур».
Практика, вполне обычная для того времени. Первый начальник советской внешней разведки Яков Христофорович Давтян недолгое время работал под фамилией Давыдов, а знаменитый нелегал Стефан Ланг, завербовавший легендарную «Кембриджскую пятерку», на самом деле был Арнольдом Генриховичем Дейчем. Да что там далеко за примерами ходить, если сам Великий кормчий имел от рождения не слишком привычную для русского уха фамилию Джугашвили. Согласимся, что «Сталин» звучит гораздо лучше. И проще. Равно как и Артузов.
Трудился Артур Христианович на благо новой власти как следует. Отдавал все силы для диктатуры пролетариата. Поступал в строгом соответствии со словами Дзержинского, что нужно строго соблюдать революционную законность, в каждом отдельном случае необходимо различать, где действительный враг, а где обыватель. Иначе, говорил Железный Феликс, «шпионы, террористы и подпольные разжигатели восстаний будут гулять на свободе, а тюрьмы будут полны людьми, занимающимися безобидной воркотней против Советской власти».
Артузова заметили и, как говорили тогда, бросили на новый участок исторической необходимости. Собственно, и не могли не заметить и не бросить – с такими-то родственниками и с его-то уровнем образования. Поэтому уже в скором времени он переехал в столицу, где стал начальником военно-осведомительного бюро Московского военного округа. Потом последовало новое назначение – начальником активной части отдела военного контроля Реввоенсовета республики. А дальше – Всероссийская чрезвычайная комиссия. С ней он был связан потом до конца жизни.
А. Х. Артузов.
Создатель советской контрразведки, автор легендарных операций «Синдикат-2» и «Трест»
Таких, как Артузов, в ВЧК были тысячи. Фамилии их и биографии я могу перечислять бесконечно долго. У всех примерно похожий путь в русскую революцию. Стырне и Сыроежкин, Пузицкий и Федоров, да те же Дзержинский и Менжинский… Были ли все они патологическими палачами, как модно утверждать нынче? Едва ли. Хотя тот же Сыроежкин собственноручно застрелил Сиднея Рейли. Но сделал он это, выполняя приказ, а не для того, чтобы удовлетворить свою маниакальную страсть к убийству. Первые чекисты были убежденными в своей правоте людьми. Они считали революционный террор неизбежностью эпохи и относились к нему соответственно.
Постойте, скажет мне иной либеральный читатель, но в чем же тогда отличие чекистов и их идейных наследников из СМЕРШ от войск СС? Эсэсовцы точно так же считали ликвидацию расово неполноценных суровой необходимостью. В свою очередь, сотрудники советских спецслужб расстреливали по классовому признаку. А значит, прав известный оппозиционный политик Леонид Гозман, сравнивший две организации. И напрасно, мол, на него всей страной накинулись.
Безграмотность Гозмана в исторических вопросах и последовавшая затем долгая и нудная полемика в обществе, к сожалению, не дали ответа на ключевой вопрос о том, что же это такое – СМЕРШ? Вопрос этот вовсе не такой простой, как может показаться на первый взгляд. Немногие знают, что СМЕРШей существовало целых три: армейская контрразведка, военно-морская и наркомата внутренних дел. Не знаю, подозревает ли об этом Гозман, и если да, то какую из них он все-таки сравнил с войсками СС. Впрочем, сейчас это не принципиально. Гораздо важнее другой аспект: мы стали свидетелями очередного акта пьесы «Трагедия советских спецслужб».
