как к азиатским этническим группам и их разновидностям, так и к собственно русским. См., например, сообщение российского переводчика с китайского от 1761 года: «китайцы, с ними, киргисцами, единоплеменны <…> а не так, как русские от них, киргисцов, племенем или родом совсем отделены». Рапорт переводчика Ф. Гордеева коменданту Троицкой крепости о поездке в ставку султана Аблая с целью выяснения взаимоотношений казахов Среднего жуза с Китаем // КРО. Т. 1. № 240 (03.07.1761). С. 620–624, здесь с. 621.
Ср. дискуссию в журнале Ab Imperio, вызванную статьей Давида Снита: Sneath. Tribe, Ethnos, Nation: Rethinking Evolutionist Social Theory and Representations of Nomadic Inner Asia, которая, в свою очередь, основана на его книге: Idem. The Headless State: Aristocratic Orders, Kinship Society, and Misrepresentations of Inner Asia. New York, 2007. Особенно интересны, в частности, материалы: Abasin S., Lkhamsuren M.‐E., Edgar A., Glebov S. Forum Ab Imperio, Debating the Concepts of Evolutionist Social Theory // Ab Imperio. 2009. № 4. Р. 80–109 (Sneath), 110–175 (Forum). — Применение термина «этническая группа» критикуется в: Brubaker. Ethnicity without Groups. Р. 7–27.
Хотя трансрегиональный подход данного исследования ограничивает его югом и востоком Российской империи, однако возникает вопрос, не была ли во второй половине XVIII века российская элита уже готова и не стремилась ли она проецировать установившееся к тому времени свое чувство превосходства также и на население западных периферий. Так, в доводах, которыми Екатерина II оправдывала раздел Польши, обнаруживаются элементы дискурса цивилизаторской миссии, согласно которому необходимо бороться с беспорядком, анархией и религиозным фанатизмом и защищать население от «одичания». Однако данная аналогия имеет свои границы. Данный дискурс не сопровождался политикой внешнего контроля над обществом в целом, сопоставимой с той, которая практиковалась в отношении народов на востоке и юге. — Zernack. Polen und Rußland. S. 263–315. Я хотела бы поблагодарить А. И. Миллера за предоставленный им повод к размышлениям.
Osterhammel. The Great Work of Uplifting Mankind. Р. 370.
Вопрос о том, что образ мышления и практики элиты все же не могут быть проанализированы изолировано, но лишь с учетом взаимодействия с коренным населением, еще будет рассмотрен более подробно.
Некоторые российские ученые XVIII века указывают, например, на разницу в уровне своих знаний и знаний представителей сибирских племен с шаманскими верованиями. Тем не менее они не делают из этого никаких выводов политического характера. Slezkine. Naturalists versus Nations; Dahlmann. Von Kalmücken, Tataren und Itelmenen; Bucher. Wahrnehmung und Beschreibung des Schamanismus; Köhler. Russische Ethnographie und imperiale Politik; Glebov. Siberian Ruptures.
Köhler. Russische Ethnographie und imperiale Politik. См. рецензию на книгу Vulpius в «Sehepunkte»; Glebov. Siberian Ruptures. — О взаимозависимости немецкой и российской этнографии и народоведения в XVIII веке см.: Vermeulen. Before Boas.
О практически герметичной изоляции «этнографического дискурса» от политических дискурсов см. также: Погосян. «О законе своем и сами недоумевают».
Саид. Ориентализм. Западные концепции Востока. Новаторская книга Саида, по сей день оказывающая влияние на исследования, демонстрирует, что западные империи выработали стереотипные взгляды на азиатские народы и их культуру, чтобы этим оправдать свое право на колонизацию. — Исключениями среди российских ученых XVIII века были географы, картографы и историки И. К. Кирилов, В. Н. Татищев и П. И. Рычков, которые выступали и как исследователи, и как представители имперской и временами колониальной политики. Подробнее об акторах см. соответствующие главы. — О типичном соучастии этнографов, этнологов или позже антропологов в осуществлении политики колониализма в заморских владениях западноевропейских держав см.: Trotha. Was war Kolonialismus? S. 84; Asad. Anthropology and the Colonial Encounter. — О признаках ориентализма среди российских этнологов и антропологов XVIII века см.: Schimmelpenninck van der Oye. Russian Orientalism.
Ср. аналогичное мнение в отношении остзейских немцев: Kusber. Imperiale Wissenschaften und Expansion.
Однако и по сей день многое из того, что касается происхождения и значения прилагательного российский, остается неясным. С одной стороны, российский впервые встречается уже в XVI веке (митрополит Макарий писал Ивану IV о «росийском царствии» и о «росийских царях». ПСРЛ. Т. 13. Ч. 1. С. 195). С другой стороны, в начале XVII века определение российский было распространено в польско-украинских кругах и, как правило, подразумевало всех православных славян, как, например, у архимандрита Елисея Плетенецкого и богослова Захария Копыстенского. Rothe. What Is the Meaning of «Rossijskij» and «Rossija». Р. 111; Sysyn. The Image of Russia and Russian-Ukrainian Relations, особенно S. 117–118. — Даже в XVIII веке различие между прилагательными русский и российский не всегда было строгим и зависело от контекста. Ширле. Понятие «Россия» в политической культуре XVIII века; Она же. Учение о душе и характере народов. С. 135.
White. The Middle Ground. XXVII.
Понятие middle ground изобрел Ричард Уайт. С его помощью Уайт определяет «место между: между культурами, народами и между империями и негосударственным миром деревень. Это область между исторической авансценой европейского вторжения и оккупации и задним планом поражения и отступления индийцев». White. The Middle Ground. XXVI. Уайт отвергает историографию, которая выстраивает строгую дихотомию между (белыми) колонистами и местным колонизируемым населением. — Убедительный анализ middle ground на Северном Кавказе, на Дону, в южных степях и в Якутии, учитывающий и XVIII век, предлагают: Barrett. At the Edge of Empire; Boeck. Imperial Boundaries; Glebov. Siberian Middle Ground. Р. 121–154; Malikov. Tsar, Cossacks, and Nomads; Khodarkovsky. Bitter Choices; Campbell. Knowledge and the Ends of Empire.
Саид. Ориентализм, особенно с. 7–47.
Stoler. Along the Archival Grain. Р. 182–234; Pagden. The Uncertainties of Empire.
Bhabha. Of Mimicry and Man; Gruzinski. La Pensée métisse; White. Wild Frenchmen and Frenchified Indians; Feichtinger, Prutsch, Csaky (Ed.). Habsburg postcolonial, и здесь прежде всего доклады Анил Бхати и Петера Нидермюллера; Hárs, Müller-Funk, Reber, Ruthner (Hg.). Zentren, Peripherien und kollektive Identitäten.
Об этом на примере колониальных столкновений в «новом мире»: Jenning. The Invasion of North America; Idem. The Ambiguous Iroquois Empire; Eccles. The Canadian Frontier, 1534–1760; Dowd. Wag the Imperial Dog.
К этому уже давно призывал Рональд Робинсон, введший понятие «коллаборативные системы» (kollaboratives System): Robinson. Non-European Foundations.
Так, в последнее время, об этом же: Cvetkovski. Introduction. Р. 18.
К
