Ее обвиняли в давних связях с еврейскими националистами, и имя Молотова замелькало в «еврейском деле». Но она все отрицала, даже свои посещения синагоги.
Из протокола очной ставки между Жемчужиной и Слуцким:
«Слуцкий: Я являюсь членом двадцатки московской синагоги, отвечающей за ее деятельность.
Следователь: Вами сделано заявление, что 14 марта 1945 года, когда было моление в синагоге, там присутствовала Жемчужина?
Слуцкий: Да, такое заявление я сделал и его подтверждаю… У нас в синагоге такой порядок: мужчины находятся внизу в зале, а женщины на втором этаже. Для нее мы решили сделать исключение и посадить ее на особо почетное место в зале.
Жемчужина: В синагоге я не была, все это неправда».
Отрицала она и показания свидетелей о ее активном участии в идее «Калифорнии в Крыму». Она отрицала все. Почему?
Думаю, что была правда, которую она не имела права объяснять следователю. Полина всегда была достойной женой своего мужа. О ее связях с ЕАК конечно же знал муж и, следовательно, знал Вождь. Присутствовать в синагоге и быть «дочерью еврейского народа», вероятнее всего, было для нее лишь партийным заданием.
Но этого она сказать не смела. Так что ей оставалось одно — все отрицать.
Хозяин ограничился ее высылкой. В его шахматной партии Полине еще предстояло вступить в игру — в скором будущем. А пока она жила в далекой Кустанайской области и именовалась «Объект 12». Приставленные к ней стукачи аккуратно передавали в центр ее разговоры. Но ни одного крамольного высказывания стойкая Полина не допустила.
В том же 1949 году Молотов теряет пост министра иностранных дел. Хозяин перестает звать его на дачу.
Опытный Молотов начинает ждать своего часа…
Партийная тюрьма
Тем временем Хозяин раскручивает дело Вознесенского и Кузнецова.
В феврале 1949 года он посылает Маленкова в Ленинград. Тот быстро добивается от арестованных партийных секретарей нужных признаний: в городе существовала тайная антипартийная группировка. Секретарь горкома Капустин сознался, что он английский шпион. 2000 партийных работников было арестовано в Ленинграде.
Как показал потом Маленков: «Все время за делом наблюдал сам Сталин».
Он повторял свой старый триллер 1937 года — и не от отсутствия воображения. Прежние обвинения тотчас пробуждали и прежний рефлекс: безумный страх.
Наступил конец Вознесенского. Вчерашний «выдающийся экономист» был обвинен в том, что «сознательно занижал цифры плана», что его работники «хитрят с правительством». В марте 1949 года он был снят со всех постов. Бывший заместитель Хозяина в правительстве сидел на даче, работал над книгой «Политическая экономия коммунизма» и ждал конца.
Неожиданно его вызвали на Ближнюю дачу. Хозяин обнял его, посадил рядом с прежними друзьями — членами Политбюро, во время застолья даже поднял тост за него. После возвращения сдачи счастливого Вознесенского арестовали. Оказалось, это было прощание. Он любил Вознесенского, но… что делать — он менял прежний аппарат.
В последние дни сентября 1950 года в Ленинграде состоялся процесс по делу Вознесенского, Кузнецова и ленинградских партийцев. Они сознались во всех невероятных преступлениях и были приговорены к смерти. Фантастичен был финал судебного заседания: после оглашения приговора охранники набросили на осужденных белые саваны, взвалили на плечи и понесли к выходу через весь зал. В тот же день все были расстреляны.
В Москве на улице Матросская Тишина спешно создавалась особая партийная тюрьма (Кузнецов и Вознесенский были ее узниками). Тюрьме было уготовано большое будущее. После отставки Маленкова у его помощника Суханова были изъяты заранее написанные конспекты допросов будущих высокопоставленных узников. Они еще находились на свободе, а их допросы уже существовали!
Элитарная тюрьма была рассчитана на 40–50 человек — на всю избранную верхушку. Там были особые следователи и аппарат правительственной связи с Хозяином. Он готовился лично руководить постановкой будущего грандиозного процесса.
Он с самого начала предупредил Маленкова: тюрьма не подчиняется Берии.
Что означало: Берии тоже крышка.
А пока за всей кремлевской верхушкой шло непрерывное наблюдение. 58 томов подслушанных разговоров — таков результат наблюдения органов за маршалами Буденным, Тимошенко, Жуковым, Ворошиловым и другими предполагавшимися узниками особой тюрьмы. Эти тома были изъяты из личного сейфа Маленкова после его падения. На пленуме ЦК в 1957 году Маленков оправдывался: «Я сам тоже прослушивался — это была общая практика».
И возник забавный спор — сцена из театра абсурда:
Хрущев: «Товарищ Маленков, ты не прослушивался. Мы жили с тобой в одном доме. Ты на четвертом, я на пятом этаже… Установленная аппаратура была под моей квартирой».
Маленков: «Нет, через мою квартиру прослушивались Буденный и твоя квартира. Вспомни, когда мы шли с тобой арестовывать Берию, ты пришел ко мне. Но мы опасались разговаривать, потому что подслушивали всех нас».
Маленков все-таки был прав. Прослушивали их всех — кого Хозяин приговорил окончить свои дни в новой тюрьме. Просто Маленкова он назначил исполнять роль Ежова — с тем же финалом…
К 1949 году контуры будущего невиданного процесса проглядывали ясно: через «еврейское дело» в него вводится Молотов как американо-сионистский агент. Через его показания наступает очередь остальных членов Политбюро. В конце, как и в прежних чистках, — на закуску — пойдут военные… И переплавленное в огне этой чистки единое общество, вновь сцементированное страхом, он поведет к третьей, последней мировой войне. К Великой мечте — Мировой Советской Республике.
Глава 24. Несостоявшийся Апокалипсис
«Солнце нашей планеты»
Как всегда, перед решающим прыжком последовало кажущееся ослабление безудержной идеологической кампании, его любимая пауза — затишье перед бурей. На сей раз — перед мировой бурей.
В конце года Хозяин переключил страну на празднование своего юбилея.
Весь 1949 год, одновременно с идеологическими погромами, страна готовилась к величайшему празднику — 70-летию Вождя (отсчет шел от выдуманного им самим года его рождения). В преддверии юбилея Берия развлек его письмом от другого императора, захваченного его войсками, последнего императора Маньчжурии Пу И. Оно осталось в «Особой папке» — иероглифы, написанные Пу И, и перевод письма:
«Для меня высшая честь писать Вам настоящее письмо… Я пользуюсь вниманием и великодушием властей и сотрудников лагеря. Здесь я впервые начал читать советские книги и газеты. Впервые за 40 лет жизни я прочел «Вопросы ленинизма», «Краткий курс истории ВКП(б)». Узнал, что СССР — самая демократическая и прогрессивная страна в мире, путеводная звезда малых и угнетенных народов… Ваше гениальное предвидение в книге об Отечественной войне о неизбежном крахе фашистской Германии… В прошлом я просил об оставлении меня в СССР, но до сего времени нет ответа. У меня одинаковые интересы с советскими людьми, я хочу работать и трудиться так же, как советские люди, дабы тем отблагодарить за Ваше благодеяние».
Так обычный император писал ему — Богосталину.
В каждой строчке письма видно, как старался заслужить освобождение бедный Пу И. Но у Хозяина были другие планы. Государство Пу И вошло в состав коммунистического Китая, и он переправил поверженного императора своему «китайскому брату» — Мао Цзедуну. Из советского плена несчастный император отправился в китайский — для нового перевоспитания.
К 1949 году он создал свою особую «религиозную» литературу, воспевавшую Богосталина. «Вождь и Учитель», «Корифей науки и техники», «Величайший гений всех времен и народов» — теперь его постоянные эпитеты. Но были и любопытные, например: «Солнце нашей планеты». Его придумал Довженко — научился.
Но это было не просто сумасшествие. Нет, этот культ имел важнейшую цель.
Одним из его признанных писателей был Петр Павленко. Четырежды Хозяин присуждал ему высшую литературную награду — Сталинскую премию 1-й степени. Удачливый Павленко на самом деле был несчастнейшим человеком. В 1920 году он вступил в партию, был связан со многими расстрелянными — и всю жизнь боялся своего прошлого, всю жизнь замаливал его… После войны Павленко написал сценарии двух кинофильмов, официально объявленных Хозяином «шедеврами советского искусства»: «Клятва» и «Падение Берлина».
Но в этих сценариях у Павленко был соавтор.
«Клятва» — фильм о клятве Сталина над гробом Ленина. Рукопись этого сценария Павленко с благоговением показал моему отцу. Сценарий был изукрашен пометками… самого героя! И все пометки касались лишь его одного. Сталин правил образ Сталина!
