В. Маклаков отсюда дѣлал в своей рѣчи вывод, что демократія отстаивает «институты комитетов и комиссаров», которые были «естественным явленіем дней революціи», когда «заполнили пустоту», только потому, что это «проводники революціонной политики». Между тѣм «политическій путь» и «дисциплина» в революціонное время в сознаніи демократіи были неразрывно связаны. Маклакову, склонному к отрѣшенію от жизни и отвлеченным построеніям, дилемма казалась легко разрѣшимой простым механическим устраненіем переживших свое время «суррогатов команднаго состава».
Крымов перед своей поѣздкой в Петербург был крайне разстроен газетными свѣдѣніями о дѣятельности военнаго министра и послал в Петербург предварительно Врангеля с предостерегающим письмом о той опасности, которая грозит Россіи, если армія будет втянута в политику. Крымов был так взволнован, что при чтеніи Врангелем письма «разрыдался». В изображеніи Половцова, Крымов пріѣхал в столицу в боевом настроеніи: «сразу на меня набрасывается со свойственным ему ругательным настроеніем — «как тебѣ не стыдно, вы всѣ тут мямли, нюни распустили; первая солдатская депутація, которая ко мнѣ придет, я ее нагайкой, встрѣчу».
В одном из опубликованных «солдатских писем» упоминается об откровенных разговорах на эту тему офицеров с солдатами 241 пѣх. полка: «у нас в тылу есть двѣ азіатскія дивизіи и нам нужно присоединиться к ним и ѣхать в Петроград и уничтожить всю эту сволочь».
Жизненной иллюстраціей к положенію Набокова может служить письмо на имя кн. Львова извѣстнаго Маркова II, заявлявшаго, что он признает и подчиняется «всѣм законным дѣйствіям» возглавляемаго Львовым правительства. Свое рѣшеніе думскій лидер «Союза Русскаго Народа» мотивировал так: «печальный акт самоупраздненія верховной в Государствѣ Россійском власти состоялся послѣ законнаго назначенія вас предсѣдателем Совѣта министров. Таким образом возглавляемое вами правительство является единственной законной властью в государствѣ».
Набоков, со слов бар. Нольде (?) сообщает, что 2-го в средѣ революціоннаго правительства поднимался вопрос об изданіи законов и принятіи финансовых мѣр в порядкѣ старой ст. 87. Факт был бы очень показателен, если бы не приходилось его сопровождать очень существенной оговоркой. Набоков забыл, что в его руках был черновик перваго засѣданія правительства. Из этого «никуда не годнаго», по признанію Набокова, протокола (см. ниже), однако, опредѣленно вытекает: было признано, что основные законы послѣ переворота не дѣйствительны, и что необходимо установить новыя нормы законодательства. А главное, первое засѣданіе правительства не могло быть 2-го. Оно происходило 4-го.
Маклаков отнюдь не оригинален — у него есть предшественник в лицѣ Гакебуша (Горѣлова), развивавшаго еще в 21-м году в «Записках бѣженца» такое своеобразное представленіе о февральских днях.
Непонятно, почему вниманіе политика-юриста сосредоточивается исключительно на актѣ 3 марта. Логичнѣе было бы всю дефективность отнести к акту 2 марта. В практической своей дѣятельности в 17 г. Маклаков не держался такой точки зрѣнія. В Особом Совѣщаніи по выработкѣ положенія о выборах в У. С. Маклаков при обсужденіи вопроса об избирательном правѣ представителей династіи Романовых (он высказывался положительно в виду добровольнаго отреченія) развивал теорію «легальнаго» происхожденія власти Временнаго Правительства из актов отреченія. Так, по крайней мѣрѣ, сообщал газетный отчет «Новой Жизни».
Конференція петербургских соц.-рев. 2-го. привѣтствуя вступленіе Керенскаго в правительство в качествѣ «защитника интересов народа и свободы», мотивировала свою резолюцію «необходимостью контроля над дѣятельностью Временнаго Правительства со стороны трудящихся масс». Московская конференція той-же партіи 3-го призывала «трудовой народ» оказывать «организованное давленіе на Временное Правительство, дабы оно твердо и последовательно осуществляло всѣ политическія свободы и созвало, согласно своему обѣщанію, Учред. Собраніе».
Для характеристики психологіи современника и психологіи мемуариста интересно сравнить тон воспоминаній Набокова с тоном воззванія, описывавшего расправы и кровавыя казни ничтожнаго, стараго правительства, окруженнаго безотвѣтственной силой темных проходимцев, распутных и преступных, что легло «позором на имя русскаго императора» и отвратило от него «всѣх честных сынов родины».
Офиціально не ссылались, но не офиціально это подчеркивалось в первые дни при сношеніях с иностранными послами, как видно из отмѣток Палеолога, 4 марта послѣ свиданія с министром ин. д. (ср. выше телеграмму Бьюкенена) французскій посол поинтересовался офиціальным «титулом» новаго правительства. Он еще окончательно не зафиксирован — отвѣтил Милюков в записи дневника Палеолога: пока называемся «временным правительством», но под этим названіем сосредотачивается вся полнота власти и неотвѣтственность перед Думой... Слѣдовательно, источником власти является революція — спросил Палеолог. «Нѣт, — отвѣтил Милюков. — Мы ее унаслѣдовали от в. кн. Михаила, который передал ее нам актом отреченія». Как неожиданный курьез можно зарегистрировать, что на акт 3 марта в 18-ом году в Уфѣ при организаціи власти ссылались представители партіи с-р. От имени Комитета членов Учр. Собр. Вольскій обосновал переход власти формулой юридической преемственности: Вел. Кн. в актѣ отреченія поручил Врем. Правит, созыв Учред. Собранія... «Ясно, что и той власти, которая должна создаться теперь, должна предшествовать государственная преемственность. Разрыв преемственности будет актом, который ослабит самую силу государственной власти».
Перелистывая газеты того времени, можно попасть на такой, напр., малограмотный курьез: огромное объявленіе одной из кинематографических фирм о пожертвованіи 3000 руб. в пользу Совѣта Р. и С. Д. при Гос. Думѣ!
Офиціальная радіо-телеграмма была составлена наспѣх и весьма небрежно. Так она начиналась словами: «28 февраля вечером председатель Гос. Думы получил высочайшій указ об отсрочкѣ засѣданій до апрѣля. В тот же день утром»... 28-ое — это явная описка, но остается «в тот же день утром». Удивительно, что во всѣх почти последующих изданіях телеграмма перепечатывается в своем первоначальном видѣ без оговорок.
Так, очевидно, слѣдует понимать, напр., постановленія о поддержкѣ Думы, которыя выносились на волостных сходах Клинскаго у., Московской губ. в первой половинѣ марта.
Среди них был Бубликов, как видно из воспоминаній послѣдняго — он был сторонник созыва демократизированной Гос. Думы. Милюков на страницах своей «Исторіи» добавляет, что «сама Дума (?), за исключеніем предсѣдателя и немногих членов, не вела свои полномочія от избранія 1912 г., а только от своей роли во время революціи». Что касается «самой Думы», то о ней не приходится говорить, ибо ея не было, но в отношеніи «частных совѣщаній» нѣкоторых членов Думы утвержденіе историка правильно лишь для характеристики положенія первых дней. Дальше позиція, как мы увидим, существенно видоизмѣнилась, включая и позицію самого Милюкова.
Исторія этого документа, опубликованнаго Сторожевым, такова. Черновик «Журнала Совѣта Министров 2-го» был найден в портфелѣ б. мин. ин. д. (т. е. Милюкова) с помѣткой «В. Н.» (конечно, Набокова, приглашеннаго на пост управляющаго дѣлами правительства и с 5-го марта присутствовавшаго уже на засѣданіях): «Мнѣ представлен предлагаемый первый журнал засѣданія Вр. Пр., составленный секретарем Гос. Думы. Он, по моему, никуда не годится, но так как я не присутствовал, то могу его исправить только, если мнѣ указана будет канва и сущность мнѣній». В воспоминаніях Набоков разсказывает, что с Милюковым было условлено, что он возьмет эту запись и возстановит по памяти ход и рѣшенія перваго «чрезвычайно важнаго» засѣданія Врем. Прав., в котором оно устанавливало основныя начала своей власти и своей политики. За два мѣсяца своего пребыванія к составѣ Врем. Прав, работы этой Милюков не выполнил — указывает Набоков: «Так и осталась запись неиспользованной — кажется, он и не вернул ея. Этим объясняется, что журналы (печатные) засѣданій Врем. Прав, начинаются с № 2». Сторожев почему-то называет этот черновик «апокрифическим». Апокрифична лишь дата, указывающая, вѣроятно, на то, что это не протокол в точном смыслѣ слова, а позднѣйшая запись, воспроизведенная по памяти временно завѣдующим канцеляріей Врем. Прав. Глинкой. В связи с обсужденіем роли Гос. Думы на засѣданіи «Совѣта Министров» 4-го и говорили о непримѣнимости, ст. 87.
