Горячее попечение патриарха Филарета Никитича о единомыслии, свирепые меры вкоренения в людские души ненависти к иноверию и иномыслию, пресечение малейших отклонений от установленных церковных правил не дали и не могли дать положительных для церкви результатов. Сама вера все более сводилась к ритуалу, к соблюдению внешних форм, буквы, а не духа. Закаленная в огне Смуты жестокость не укрепляла, а разрушала устои Российской православной церкви. Дело ещё не дошло до взрыва, расколовшего её здание при патриархе Никоне, но после смерти Филарета новый патриарх — Иоасаф (с 1634 г.) вынужден был подводить горестные итоги.
«В царствующем граде Москве, — писал Иоасаф, — в соборных и приходских церквах чинится мятеж, соблазн и нарушение вере, служба Божия совершается… со всяким небрежением, а мирские люди стоят в церквах с бесстрашием и со всяким небрежением, во время святого пения беседы творят неподобные со смехотворенисм, а иные священники и сами беседуют, бесчинствуют и мирские угодия творят, чревоугодию своему последуя и пьянству повинуясь… Пономари по церквам молодые без жен; поповы и мирских людей дети во время святой службы в алтаре бесчинствуют; во время же святого пения ходит по церквам шпана, человек по десятку и больше, от них в церквах великая смута и мятеж, то они бранятся, то дерутся… иные притворяются малоумными… иные во время святого пения в церквах ползают, писк творят и большой соблазн возбуждают в простых людях… Всякие беззаконные дела умножились, эллинские блядословия, кощунство и игры бесовские… да еще друг друга бранят позорною бранью — отца и мать блудным позором — и всякою бесстыдною нечистотою языки свои и души оскверняют»{30}.
Страх и ненависть — эти ядовитые цветы Смуты, бережно взращивавшиеся высшей властью, — отравляли души, наполняя воздух России своим тлетворным запахом, запахом застенка, костра и плахи. Но человек был неистребим, и белые гусиные перья продолжали летать над бумагой, призывая к свободе духа, любви, милосердию, бескорыстию, мужеству и познанию.
ПОЛКОВОДЕЦ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ КНЯЗЬ МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ СКОПИН-ШУЙСКИЙ
Россия накопила богатый опыт гражданских войн. Для «верхов» их алгоритм прост: желающие захватывают власть и … проигрывают. О герое первой гражданской войны в России, приключившейся в начале XVII в. и наименованной Смутой (с большой буквы), постараюсь поведать здесь «без гнева и пристрастия», с сочувствием и уважением к незаурядному полководцу. Речь пойдет не просто о замечательном воеводе — а о самом славном, о самом романтическом герое-победителе, нетленном образце служения «престолу и Отечеству», знакомом всем ещё по школьным учебникам, — о боярине князе Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском (1586-1610).
Трагическую историю его жизни мне довелось раскрыть впервые{31}, хотя написано о князе очень много. Как и действующие лица другой, более близкой нашему времени, Гражданской войны, князь подвергся идеологической типизации столь сильной, что реальная его личность практически испарилась со страниц книг, а целые этапы биографии либо исчезли вовсе, либо были стыдливо прикрыты неразборчивой скороговоркой. Полководец гражданской войны стал… героем борьбы с интервентами! Правда, иноземцы, с которыми ему приходилось сражаться, служили русским претендентам на Московский престол. Правда и то, что в армии Скопина-Шуйского иноземцев было не меньше, а союзниками выступали шведские полки…
Мой рассказ о характере и трагической судьбе полководца основан на тщательно изученных источниках. Вы сами можете судить о позиции и деяниях славного воеводы, втянутого в кровавый водоворот Гражданской войны и не успевшего сделать ни единого выстрела по внешнему неприятелю.
Но прежде бросим взгляд на историю легенды о князе Михаиле Васильевиче. Она формировалась уже в последний год жизни героя, сражавшегося, согласно официальной версии правительства Василия Шуйского, за «очищение государства» от иноземцев и примкнувших к ним «русских воров», за освобождение России от интервентов и изменников.
«Очищение» государства при Шуйском означало го же, что и сегодня: искоренение его политических противников для блага «всей земли», «всенародного множества всяких чинов людей». Царь Василий сел на престол в результате противозаконного свержения «царя Дмитрия Ивановича». Он не только никогда не пользовался поддержкой большинства российского народа, но заставил значительную часть его восстать против себя. Народ желал участвовать во всеобщих выборах государя и не мог смириться с узурпатором.
Но для царя Василия главным было — вскарабкаться на трон. Потом можно хоть всех граждан объявить иноземцами и их пособниками, а себя — защитником Российского государства. Поскольку оно «велико и обильно», можно раздать его территории соседям в обмен на наемников — основу «патриотического воинства». Народ будет страдать — облегчение сто мук при победе узурпатора в усобице станет источником торжества и восхвалений «спасителя Отечества».
В момент, когда прекращение гражданской войны более желанно, чем какой-либо се результат, победитель превращается в национального героя. Ему остается только пострадать, чтобы не разделить народной ненависти к новым властям и через века пронести высокочтимый на Руси мученический венец. Все это исполнилось с князем Михаилом Васильевичем Скопиным-Шуйским.
Песни об отравленном придворными злодеями полководце-освободителе занимают видное место в народном творчестве времен Смуты{32}. Многочисленные повести и сказания о Смутном времени драматически описывают эпопею борьбы Скопина за «очищение Москвы» начиная с поездки его в Великий Новгород для сбора русского ополчения и шведских наемников{33}.
Популярнейший в XVII в. «Новый летописец» талантливо воссоздаст драматургию событий, уделяя Михаилу Васильевичу все больше внимания по мере его неспешного продвижения к Москве, пока Скопин-Шуйский не становится единственным героем, на которого возложены все народные чаяния. Связанные с «Новым летописцем» «Летопись о многих мятежах», «Рукопись Филарета», замечательно подробная «Псковская летопись», «Русский Хронограф» 2-й редакции и иные сочинения «бунташного века» заложили основу всех последующих писаний о Скопине-Шуйском{34}.
Историкам XVIII в. В.Н. Татищеву, М.М. Щербатову и «последнему летописцу» Н.М. Карамзину осталось лишь с большим или меньшим блеском перелагать устоявшиеся представления об «освободителе государства». Вместе с тем Карамзин, в отличие от большинства предшественников и эпигонов, не преминул отмстить роль юного князя Михаила Васильевича в более ранних событиях борьбы с И.И. Болотниковым{35}.
С.М. Соловьев со свойственной великому историку последовательностью описал участие Скопина-Шуйского во многих «выпавших» из легенды придворных и военных событиях начиная с царствования Лжедмитрия I. А один из крупнейших русских историков прошлого века Н.И. Костомаров не только нашел Михаилу Васильевичу должное место в монографии о Смуте, но и посвятил ему специальный очерк в «Жизнеописаниях», обратив внимание на некие «темные* дела, отраженные в известнейших источниках, но упорно не замечаемые исследователями{36}. Авторы других общих курсов русской истории отличались меньшим вниманием к реальным обстоятельствам краткой и яркой жизни полководца эпохи Смуты. Они в целом вполне удовлетворялись легендой XVII столетия{37}.
«Прямые и кривые в Смутное время» великого бытописателя И.Е. Забелина, вышедшие несколькими тиражами, казалось, должны были обратить внимание историков на проблему характера князя Скопина и его отношения к событиям гражданской войны{38}. Но даже преизрядный знаток источников и литературы B.C. Иконников в книжке о Михаиле Васильевиче уклонился от этой задачи{39}.
Между тем, помимо изданий русских повествовательных источников, в XIX в. были введены в научный оборот обширные комплексы подлинных документов Смутного времени{40}. Сделался доступным широкий диапазон точек зрения на события, отраженный в записках иностранцев{41}. В последние годы XIX в. и первые 15 лет XX в. взрыв публикаций источников о Смуте, позволяющих по-новому взглянуть и на деятельность Скопина-Шуйского{42}, был связан с празднованием 300-летия Дома Романовых в атмосфере «Гром победы, раздавайся!». А после большевистского переворота, когда рядом замечательных ученых был издан целый свод материалов о народных движениях эпохи Смуты и о Крестьянской войне под руководством И. И. Болотникова в особенности{43}, лучший воевода противного, правительственного, лагеря был оставлен в стороне от наиболее трагических событий как «патриотический» герой.
