По каким-то неуловимым признакам селение явно выглядело обжитым, но в то же время от него веяло заброшенностью, от которой становилось тоскливо. Между домами не было видно людей, не слышно звуков труда или развлечений. Лишь на самом высоком месте берега, неподалеку от флагштока, виднелась женская фигура непомерных размеров, белая как снег, которая манила к себе вытянутыми вперед руками. Присмотревшись, в ней можно было узнать образец морской скульптуры, носовое украшение с корабля, которое долго носилось и ныряло в бесконечных волнах, а теперь, оказавшись на суше, сделалось ангелом-хранителем этого опустевшего селения.
"Фараллона" шла с попутным ветром. К тому же здесь, внутри, под защитой земли, он был сильнее, чем снаружи, и перед шхуной быстро, как в панораме, сменялись картина за картиной, так что трое авантюристов стояли в немом изумлении. Флаг был достаточно красноречив - это был отнюдь не истрепанный и выцветший трофей, который изорвался в лохмотья, развеваясь над давно обезлюдевшим островом. И словно чтобы укрепить растущую уверенность в том, что остров населен, в затененной глубине веранды блеснуло стекло, мелькнула белая скатерть. Если статуя на берегу в своей застывшей позе и с белым, как от проказы, телом царствовала одна в деревушке, то царствовала недавно. Людские руки хлопотали, людские ноги сновали там не далее, как час назад. Фараллонцы были в этом уверены; их глаза шарили в глубокой тени пальм, отыскивая спрятавшихся; если бы дело было за пристальностью взгляда, глаза их просверлили бы стены домов. В эти напряженные секунды у них появилось ощущение, что за ними наблюдают, их дурачат, что над ними нависла угроза,- ощущение почти невыносимое.
На самом краю пальмовой рощи, которую они только что миновали, скрывался ручей, до последней минуты невидимый для глаз путешественников. Вдруг неожиданно оттуда выскочила лодка и голос прокричал:
- Эй, на шхуне! Подходите к пирсу! В двух кабельтовых глубина двадцать саженей, хороший грунт!
В лодке на веслах сидели два смуглокожих гребца в коротких синих юбочках. Тот, что кричал,- рулевой - был во всем белом, в полном тропическом одеянии европейца; широкие поля шляпы затеняли лицо, но голос выдавал джентльмена и в глаза бросалась его рослая фигура. Вот все, что можно было разобрать. Кроме того, стало ясно, что "Фарал-лону" заметили уже давно, еще в море, и обитатели острова подготовились к приему.
Команде рулевого машинально повиновались, судно стало на якорь. Трое авантюристов собрались на корме у надстройки и с бьющимся сердцем, без единой мысли в голове принялись ждать незнакомца, который мог сыграть важную роль в их судьбе. Они не успели составить никакого плана действия, не успели придумать никакой истории, их застигли врасплох, и они должны были выпутываться как могли.
Однако тревога мешалась с надеждой. Раз остров не занесен на карту, значит, человек этот не занимает официального поста и не имеет права потребовать у них бумаги. А сверх того, если можно верить Финдлею (а на поверку выходит, что можно), этот человек представитель "личных мотивов"; появление шхуны, вполне вероятно, глубоко раздосадовало его, и возможно даже (нашептывала надежда), он захочет и сможет купить их молчание.
Тем временем лодка подошла к борту, и они смогли наконец разглядеть, с кем имеют дело. Это был высокий человек, ростом примерно шесть футов четыре дюйма и соответственно крупного сложения, но мускулы его казались расслабленными, как бывает у вялых, апатичных людей. Впечатление исправляли глаза: глаза необычайно блестящие и вместе с тем томные, мрачные и черные как угли, но с огоньками в глубине, сверкающими, как топаз; глаза, говорящие о совершенном здоровье и мужестве; глаза, которые словно предупреждали: берегись сокрушающего гнева их обладателя. Лицо, от природы смуглое, на острове загорело до такой степени, что он почти не отличался от таитян; только его жесты, манеры, энергия, таившаяся в нем, как огонь в кремне, выдавали европейца. Он был одет в белую тиковую, превосходно сшитую пару; шейный платок и галстук были шелковые, нежнейших расцветок. К банке, рядом с ним, был прислонен винчестер.
- Доктор с вами? - закричал он, подплывая к борту.- Доктор Саймондс? Никогда о нем не слыхали? И о "Тринити Холл" тоже? Ага!
Он, казалось, не удивился и только из вежливости притворился удивленным; глаза его. между тем остановились поочередно на каждом из троих белых с неожиданно весомым любопытством, которое можно было даже назвать беспощадным.
- Ах, так! - сказал он. - Поскольку явно произошла небольшая ошибка, то я вынужден осведомиться, чему я обязан столь приятным сюрпризом?
Он уже поднялся на палубу, но каким-то образом ухитрялся быть совершенно недоступным, так что самый общительный из невежд, будучи мертвецки пьян, и тот не осмелился бы фамильярничать; и ни один из трех авантюристов не решился протянуть ему руку.
- Что ж,- сказал Дэвис,- пожалуй, назовем это случайностью. Мы слыхали про ваш остров, а потом, понимаете, прочли в "Указателе" про "личные мотивы". Так что когда мы увидели отражение лагуны в небе, мы сразу повернули шхуну, и вот мы здесь.
- Не помешали, нет? - добавил Хьюиш. Незнакомец взглянул на Хьюиша с деланным изумлением, а затем подчеркнуто отвел взгляд. Трудно было разыграть более оскорбительную пантомиму.
- Меня ваше прибытие даже устраивает,- сказал он.- Моя собственная шхуна запаздывает, так что, возможно, я кое о чем вас попрошу. Фрахтовать вашу шхуну можно?
- Отчего же,- ответил Дэвис.- Смотря по обстоятельствам.
- Моя фамилия Этуотер,- продолжал незнакомец.- Вы, надо полагать, капитан судна?
- Да, сэр, капитан Браун.
- Постойте-ка, постойте,- вмешался Хьюиш,- давайте начистоту! На мостике заправляет он - это точно, но не внизу. Внизу мы все равны, у каждого есть доля в предприятии. И когда доходит до дела, то я не хуже его. Вот я и приглашаю пойти внутрь и выпить, а потом обсудить все между собой по-дружески. У нас водится шампанское - пальчики оближете,- добавил он, подмигивая.
От присутствия настоящего джентльмена вульгарность клерка взыграла самым отвратительным образом, и Геррик инстинктивно, как заслоняются от удара, поспешил вмешаться.
- Моя фамилия Хэй,- сказал он,- раз уж мы начали знакомиться. Мы в самом деле будем очень рады, если вы зайдете к нам.
Этуотер живо повернулся в его сторону.
- Кончали университет? - спросил он.
- Да, Мэртон,- ответил Геррик и тут же густо покраснел, осознав свою оплошность.
- А я из другого ордена,- сказал Этуотер.- Тринити Холл, Кембридж, моя шхуна названа в его честь. Н-да, в странном месте и в странной компании мы с вами знакомимся,продолжал он, небрежно игнорируя остальных.- А вы подтверждаете... Прошу прощения у этого господина, я не уловил его фамилии...
- Меня зовут Хьюиш, сэр,- ответил клерк и в свою очередь покраснел.
- Ага-а,- протянул Этуотер и снова обратился к Геррику: Так вы подтверждаете рекомендацию, данную мистером Хювишем вашему хваленому шампанскому? Или же надо делать скидку на бьющую через край поэтическую непосредственность его натуры?
Геррик пришел в замешательство: вкрадчивое хамство их посетителя вызвало на его лице краску; то, что с ним обошлись как с равным, в то время как другими пренебрегли, доставило ему против воли удовольствие, но тут же возмутило и вызвало вспышку гнева.
- Не знаю,- сказал он,- обыкновенное калифорнийское, на мой взгляд, вполне сносное.
Этуотер, казалось, принял какое-то решение.
- В таком случае разрешите мне сказать следующее: вы все трое пожалуете сегодня вечером ко мне и принесете с собой корзинку вина, а я позабочусь о съестном. Кстати, мне следовало с самого начала задать вам вопрос: была ли у вас оспа?
- У нас лично - нет,- ответил Геррик.- Но вообще на шхуне были случаи.
- Умер кто-нибудь?
- Двое,- ответил Геррик.
- Да, болезнь страшная,- проговорил Этуотер.
- А у вас тут как, на острове? - спросил Хьюиш.- Смерти были?
- Двадцать девять,- ответил Этуотер.- Двадцать девять смертей и тридцать один больной из тридцати трех душ населения. Странный способ считать, не правда ли, мистер Хэй? Души! Я содрогаюсь каждый раз, как произношу это слово.
- А-а, вот почему на острове так пусто,- вставил Хьюиш.
- Да, именно потому, мистер Хювиш,-сказал Этуотер,- вот потому-то дом пуст, а кладбище полно.
- Двадцать девять из тридцати трех! - воскликнул Геррик.А когда дошло до того, чтобы хоронить, как же вы?.. Или вы не возились с похоронами?
- Вы угадали,- сказал Этуотер,- во всяком случае, выдался один такой день, когда мы не могли больше хоронить. В то утро умерло пятеро, тринадцать умирало, и, кроме нас с причетником, не было ходячих. Мы устроили военный совет, потом отнесли... пустые сосуды... на берег лагуны и... похоронили их.- Он оглянулся через плечо на сверкающую гладь воды.- Так, значит, вы придете обедать? Скажем, в половине седьмого? Так будет мило с вашей стороны!
