Сенатор Оверман: Вы имеете в виду, что они — евреи-отступники?
М-р Симонс: Евреи-отступники, да.
Сенатор Уолкотт: Что вы подразумеваете под термином «отступник»?
М-р Симонс: Еврей-отступник — это еврей, который оставил веру своих отцов и предков.
Сенатор Уолкотт: Но не принял никакой другой?
М-р Симонс: Не принял никакой другой, кроме большевистской веры…
Сенатор Оверман: Были ли какие-либо из людей, которых вы встречали, позднее продвинуты по службе [в советском аппарате] Троцким или его людьми в кабинете?
М-р Симонс: За несколько недель перед тем как я покинул Петроград, я близко познакомился с одним членом советского правительства, министром почты и телеграфа. Его звали Сергиус Зорин, и я пытался узнать от него, что со мной будет, если я останусь. (Как известно, Советское правительство издало указ, по которому все иностранные граждане, не покинувшие страну, должны считаться военнопленными. — Авт.) Президент северной коммуны не пожелал меня принять. Они сказали мне, что он не принимает никого, сильно охраняется и никогда не спит дважды в той же самой комнате.
Сенатор Нельсон: Как его зовут?
М-р Симонс: Апфельбаум. Это его настоящее имя, но его русский псевдоним, как и у многих из них — Зиновьев…Его второй и третий секретари — они там все были евреи — отослали меня довольно туманным образом к любому другому комиссару, которого я смогу увидеть…я отправился к комиссару почты и телеграфа, Сергиусу Зорину. Я узнал, что он прибыл из Нью-Йорка, где он провел 8 лет.
Сенатор Уолкотт: Вы сделали одно заявление, которое мне очень интересно, потому что оно может быть значительным. Вы сказали, что, по вашему мнению, если бы не эти элементы, приехавшие с Восточной стороны Нью-Йорка, большевистское движение потерпело бы провал. Для меня это очень интересно, потому что если так, то это очень значительно…Ввиду исключительной значимости этого, могли бы вы рассказать нам в деталях, что приводит вас к убеждению, что присутствие этих людей с Восточной Стороны внесло вклад в успех большевистского движения?
М-р Симонс: Позднейшая поразительная информация, переданная мне… утверждает, что в декабре 1918 года в так называемой северной коммуне Петрограда — так они называют эту часть советского режима, находящуюся под управлением м-ра Апфельбаума [Зиновьева] — из 338 членов [правительства] только 16 были настоящими русскими, остальные евреи, за исключением быть может одного человека, негра из Америки, называющего себя профессор Гордон; и 265 членов правительства этой северной коммуны, которое заседает в Смольном Институте, прибыли из нижней Восточной Стороны Нью-Йорка — 265 из них».
Один из докладывающих перед Сенатом — вице-консул Леонард, арестованный красным ЧК в Царицыне, а после сумевший вернуться в Америку, подтвердил, что большевики «заимствовали терминологию французской революции, и иногда применяют ее верно, но иногда нет».
«М-р Леонард: Потом, когда в Германии началась революция, они были очень уверены, что в Германии произошла большевистская революция, и они теперь запалят весь мир. Из абсолютно паникующих людей два дня спустя они превратились в гоголей. А потом они узнали, что это была не большевистская революция, и они решили сделать ее большевистской и телеграфировали Либкнехту, что они посылают вагон муки для большевиков в Берлине; и они отправили в Германию комиссию способнейших агитаторов и лучших пропагандистов с большевистскими деньгами.
Майор Хьюмс: Как они грабят дома, как они проходят по домам, после того как взяли город?
М-р Леонард: Они не грабят. Они говорят, что им принадлежит вся собственность нации, то есть вся общественная собственность, и они просто берут, что хотят.
Майор Хьюмс: А вся личная собственность составляет общую собственность каждого индивидуума в нации?
М-р Леонард: Да, и они входят и берут что хотят. Я познакомился с евреем из Нью-Йорка, который был комиссаром, уж не знаю чего. Первым его действием после занятия должности было — перераспределить все шелковые чулки, которые им удалось найти, всем крестьянкам и женщинам-рабочим — всем, кто были или у которых в профсоюзе были мужья. Этот еврей был очень напуган, потому что подходили казаки, и он собирался использовать свою американскую библиотечную карточку как американский паспорт и удрать.
Сенатор Оверман: Много ли вам встречалось этих большевистских симпатизаторов из Нью-Йорка и Чикаго?
М-р Леонард: Я был все время в провинции. Люди, которые приехали [из США], имели возможность получить хорошие должности, и они были в центре».
Оказалось, что и личный секретарь В. И. Ленина Борис Рейнштейн долгое время проживал в городе Буффало, штат Нью-Йорк. Рейнштейн возглавлял бюро заграничной революционной пропаганды комиссариата иностранных дел. Он же курировал комитет по подготовке пропаганды для большевистской революции в Германии. В бюро входили (состояли на платной службе у большевиков) Джон Рид со своей сожительницей Луизой Брянт, а также многие другие социалисты, приехавшие из США в Россию делать революцию. Кстати, американские граждане Рейнштейн, Рид и еще некий Хамфрис охраняли министерство иностранных дел в ночь, когда было распущено Учредительное Собрание.
Журналист Герман Бернштейн, проживавший в Нью-Йорке и бывший в России трижды (в 1917 и 1918 гг.), выступая в американском Сенате, вполне откровенно озвучил, что Соединенным Штатам невыгодно помогать России в борьбе против большевиков. Потому что сильная Россия составит промышленную конкуренцию США, тогда как Россия, расчлененная и разоренная большевиками, такой конкуренции еще на многие десятилетия вперед составить не сможет. «Не в наших интересах бороться против большевиков в России», — сказал американский еврей Бернштейн, поддержав перед сенаторами и видными политиками США «евреев-отступников» и красных палачей.
Жизнь показала, что национальные интересы США весьма успешно продвигались с помощью большевистского террора.
Справедливости ради стоит отметить, что не только евреи и не только из США прибывали в агонизирующую Россию, получившую похабное, проституирующее прозвище «советская». Свидетель, который в рассекреченных сенатских документах остался инкогнито, утверждал: «Большое число большевистских вождей — это не только люди, вернувшиеся из Америки, но также вернувшиеся из трущоб Whitechapel'a в Англии, из Латинского квартала в Париже, и с тропинок и глухих улиц Женевы. Когда люди из этих стран прибыли в Россию, их ряды пополнились тучами преступников, освобожденных в Сибири и из тюрем в центральной России. Первое, что сделали эти преступники, освободившись — они разгромили полицейские участки и уничтожили архивы. После того они могли бесстрашно выступать как политические мученики, не боясь разоблачения; в действительности же они были головорезами, убийцами, фальшивомонетчиками, профессиональными преступниками».
Чудовищная картина открывается перед желающими дознаться истину тех кровавых событий. Однако не станем больше приводить другие свидетельства, потому как все желающие могут ознакомиться с данными впечатляющими документами со слушаний в Сенате в 1919 г. хотя бы в самом массовом современном источнике информации — в Интернете. Так что же, прав ли оказался беспечный поэт-романтик Уильям Блейк, уверявший, что «кровавые колеса перемен идут на Европу из-за океана»?] В свете последовавших уже в наше время, буквально в последнее десятилетие на Европейском континенте так называемых цветных революций, подготовляемых и подпитываемых американскими деньгами, агитаторами и военными наемниками, — все, происходящее столетие назад кажется куда как более явным…
А теперь как краткое дополнение вышесказанному. В конце ноября 1922 года помощник американского военного атташе в Германии капитан Трумен Смит, приехавший из Берлина в Мюнхен, пришел по адресу Георгенштрассе, 42. Гостя уже ждал один из лидеров партии в несколько тысяч человек. Следует сказать, что в послевоенной Германии всевозможные партии исчислялись сотнями, они моментально плодились и так же легко распадались. Но американский офицер, получив приказ (чей же?!), приехал из Берлина в Баварию, чтобы составить отчет о своей встрече с лидером только одной конкретной и малозначительной партии. После длительной беседы капитан подготовил подробный доклад: «… Парламент и парламентаризм должны быть ликвидированы. Он не может управлять Германией. Только диктатура может поставить Германию на ноги… Будет лучше для Америки и Англии, если решающая борьба между нашей цивилизацией и марксизмом произойдет на немецкой земле, а не на американской или английской…»
