А ведь, вдуматься – черт его знает, что взваливает жизнь на плечи этого человека: умер поэт Блок – он виноват. Расстреляли чекисты 61 человека – ученых и писателей – он виноват. Умерли от голода 2 миллиона русских взрослых и миллион детей – он виноват в такой же мере, как если бы сам передушил всех и каждого своими руками. Миллионы русских беженцев пухнут от голода, страдают от лишений, от унижений – он, он, он – все это сделал он.
Господи, Боже ты мой! Да доведись на меня такая огромная, нечеловеческая, страшная ответственность, я отправился бы в знаменитый Уоллостонский парк, выбрал бы самое высокое в мире дерево, самую длинную на свете веревку – да и повесился бы на самой верхушке, чтоб весь мир видел, как я страдаю от мук собственной совести.
А мой господин, как говорят хохлы: и байдуже!»
Тут уже не просто нелюбовь – ненависть.
В такой атмосфере и родились слухи о женском платье. Причем времени на разгон легенде потребовалось совсем немного. Уже в 1921 году знаменитый адвокат Николай Платонович Карабчевский, человек весьма преклонных лет, написал в эмигрантских мемуарах: «Костюмироваться по маскарадному Керенский вообще любил, и был на это мастер.
Как мне в свое время передавали, он однажды в масленицу явился в квартиру одного думца, где собрались гости, в облачении древнего римлянина времен республики, с мечом в руках. Все нашли, что в шлеме, из-под которого торчали его характерно-растопыренные уши, и с мечом в руках, на своих тонких ногах, он весьма удачно выразил стойкую храбрость русского революционера.
Позднее ему пришлось маскироваться уже не по случаю масленицы.
Поцарствовав недолго в рабочей куртке, во имя углубления революции, и затем в походной форме потешного „главнокомандующего“, он бежал из Зимнего дворца, как утверждали, в платье и в головной косынке сестры милосердия, что при его брито-бесцветной физиономии дало ему возможность благополучно скрыться. В каком костюме он впоследствии удирал от большевиков заграницу, мне в точности не известно».
Да уж, насолил Александр Федорович своим товарищам по эмиграции!
Большевикам новая байка тоже пришлась по вкусу, хотя они на первых порах постеснялись столь уж откровенно пренебрегать исторической правдой. Сюжет с женским платьем агитпроповцы перенесли в Гатчину, к месту реального маскарада. В 1927 году на литографированном лубке «Бегство Керенского из Гатчины» экс-премьер был запечатлен в женской одежде с характерной подписью: «За 10 минут до ареста, 14 ноября, около 3-х часов дня, Керенский, переодевшись женщиной и воспользовавшись волнением во дворце, бежал от возмущенных казаков и солдат».
Г.М. Шегаль. Бегство Керенского из Гатчины
А еще десятью годами позже всей стране стала известна картина «Бегство Керенского из Гатчины в 1917 году», которую написал художник Григорий Михайлович Шегаль. В одной из комнат Гатчинского дворца собрались четыре «бывших»: один уничтожает бумаги, другой настороженно стоит у двери с оружием в руке, третий возится с разбросанной одеждой, а четвертый – Керенский – спешно облачается в платье сестры милосердия. В советское время репродукция этой картины постоянно печаталась в исторических сочинениях и учебниках.
В конце концов, версия о постыдном бегстве из Гатчины была фактически канонизирована в сталинском «Кратком курсе» истории ВКП(б): «что касается Керенского, то он, переодетый в женское платье, успел скрыться».
Постепенно миф набрал обороты и проник во все поры жизни советского общества. В кинофильме 1970 года «Посланники вечности» – с музыкой великого Дмитрия Дмитриевича Шостаковича! – авторы воссоздали сцену бегства Керенского в женском платье, только уже не из Гатчины – из Зимнего дворца. Таким оказался новый виток легенды.
А в картине «Корона Российской империи, или Снова Неуловимые» (1971) нашлось место задиристым куплетам шансонетки, исполненным Людмилой Марковной Гурченко, с такими вот словами Роберта Ивановича Рождественского:
Между прочим, сам Керенский за кордон
Перебрался в платье женском, миль пардон,
Сбросив женскую одежду и корсет,
Мне высказывал надежды тет-а-тет.
«Извините, мсье Керенский, чем стареть,
Может, лучше за Россию умереть?
Ради чести и престижа, не шучу?»
Он ответил: «Что я, рыжий? Не хочу!»
Этих двух фильмов Александр Федорович Керенский видеть уже не мог. Он ушел из жизни в Нью-Йорке летом 1970 года.
Заря отгоревшая
Настоящая ли «Аврора»?
О том, что «Аврора» вне всяких сомнений стреляла, мы уже знаем – хотя и возникают время от времени толки, будто никаких выстрелов не было в помине. Стреляла, это точно. И поэтому крейсер революции доныне является одной из главных достопримечательностей Петербурга, особенно в глазах многочисленных иностранных туристов. Что скрывать, октябрь 1917-го наложил колоссальный отпечаток на судьбы всего мира.
Да и петербуржцы в большинстве своем относятся к «Авроре» трепетно, не случайно с такой тревогой воспринимаются ими любые попытки посягнуть на корабль и его статус – будь то печально знаменитая вечеринка на борту крейсера, устроенная летом 2009 года, или же решение министра обороны Анатолия Сердюкова вывести корабль из боевого состава ВМФ – решение, отмененное затем его преемником на министерском посту – Сергеем Шойгу.
Но вот вопрос: а является ли ныне стоящий на Неве крейсер «Аврора» подлинным? Вопрос может на первый взгляд показаться удивительным – ну что, в самом деле, может случиться с кораблем, который много десятилетий стоит на приколе? – но на самом деле он серьезен. Дело в том, что жизнь боевого корабля всегда полна событий. Вот и «Авроре» до превращения ее в музей досталось немало: пришлось и в походах побывать, и в сражениях участие принять, и на ремонт становиться. На крейсере производились не только ремонтные работы, но и разного рода переделки, перепланировки. Менялось вооружение: в гражданскую войну, например, десять 152-миллиметровых орудий системы Канэ, стоявшие на крейсере, были сняты и отправлены в Астрахань для вооружения береговых укреплений и плавучих батарей. А в 1920-х при переоборудовании крейсера под учебный корабль на него установили десять 130-миллиметровых орудий, разработанных перед самой Первой мировой – то есть тогда уже, когда «Аврора» немало повидала на своем веку. В те же двадцатые, кстати, взамен утраченных якорей и якорных цепей крейсер обеспечили новыми, снятыми с затопленного в 1919 году крейсера «Олег».
Этими переменами дело не ограничилось. Великую Отечественную «Аврора» встретила в строю, хотя ее хотели списать и даже присвоили имя «Аврора» вновь заложенному кораблю – но война принесла крейсеру, стоявшему тогда в Ораниенбауме, новые серьезные испытания. С сентября 1941 года он стал подвергаться артобстрелам и авианалетам, а 30 сентября после очередного обстрела вода стала заполнять машинный отсек, крен достиг угрожающей отметки и было принято решение поставить корабль на грунт. В притопленном состоянии «Аврора» находилась до 1944 года. Неудивительно, что с крейсера опять сняли артиллерию, причем девять орудий установили на батарее в районе Вороньей горы, где шли особенно ожесточенные бои с фашистами, а одно орудие – на бронепоезде «Балтиец».
Писатель Лев Васильевич Успенский, в годы войны бывавший на этом бронепоезде, рассказывал позже подробности в «Записках старого петербуржца»:
«– Ну, что у вас нового на „Балтийце“? – спросил я… встретившегося мне на дороге старшину с бронепоезда.
– Большие новости, товарищ полковник! – с удовольствием ответил он. – Знаете, какую нам пушку придали? С „Авроры“ пушка! То самое орудие, которое в семнадцатом по Зимнему огонь вело… Вот идем ему проверочку делать…»
Читатель уже знает: знаменитое орудие 1917 года задолго до Великой Отечественной отбыло в Астрахань, а ему на смену пришло орудие не просто другое – другого даже калибра. Был в курсе реальной истории крейсера и Лев Васильевич Успенский:
«Я знал это, и осторожно намекнул, что, может быть, все же…
– Да что вы, товарищ интендант третьего ранга! – свысока ответил мне старшина. – Это только так, слух пускают, чтобы до фрицев не дошло, какой тут у нас ценный трофей есть. Они бы как черти сюда полезли, такое орудие захватить! А наши матросики узнавали стороной: точно, то самое орудие!
Я не стал спорить; думаю, и не надо было. Воинская часть может обрастать легендами; воинской части следует обрастать легендами. И чем их больше, чем они возвышенней, тем лучше».
В 1944 году было принято решение превратить «Аврору» в музей и одновременно учебную базу Нахимовского военно-морского училища. Воду из трюма откачали, крейсер всплыл – и полным ходом начались работы. Первым делом днище корабля забетонировали изнутри, причем общий объем использованного железобетона составил тогда около 450 тонн: внушительный объем! Следом внутренние помещения переоборудовали для жизни и службы курсантов и преподавателей Нахимовского училища. Попутно шли работы другого рода: сняли почти всю энергетическую установку, заменили сильно пострадавшие в годы войны дымовые трубы. Отдельной проблемой стало вооружение «Авроры». Поскольку задача ставилась вернуть крейсеру внешний облик 1917 года, а следов оригинальных орудий обнаружить не удалось, начали искать однотипные орудия на складах. Отыскали 152-миллиметровые орудия, состоявшие раньше на вооружении броненосца «Ростислав», еще одно подходящее орудие нашли в Севастопольской крепости. О другом примечательном нюансе рассказывает советский историк «Авроры» Лев Львович Поленов: «В арсенале удалось найти пушки Канэ, но 11 из них были со станками и щитами береговой установки, а три пушки на морских станках не имели щитов. Попытка изготовить для всех пушек корабельные щиты не увенчалась успехом, поскольку чертежи их отсутствовали и достать их даже в Морском архиве было невозможно… В результате было принято решение ставить все орудия с береговыми щитами».
