Указ от 5 сентября 1681 г., требовавший учесть жалобы налогоплательщиков и понизить налог (установленный в 1679 г.), был крупной победой Федора Алексеевича и его единомышленников в трудной и драматичной борьбе.[115] Правительству удавалось сбалансировать годовой бюджет, но наличных не хватало постоянно и все попытки обеспечить их резерв развеивались пороховым дымом на полях Украины, где русские регулярные полки сражались с лучшими армиями Блистательной Порты. Деньги, эта кровь войны Нового времени, буквально утекали в песок Приднепровья. А сниженные налоги собирались с недоимками!
Федор Алексеевич, как многие российские самодержцы, подвергался сильному давлению партии войны до победного конца — до разгрома «агарян» и освобождения всех порабощенных христианских братьев, до восстановления креста над Святой Софией и утверждения двуглавого орла над Босфором. Эти идеи, ставшие чуть не общим местом публицистики,[116] требовали безжалостно выжать экономику России во имя ее миссии, тогда как другие основополагающие с точки зрения Федора идеи гласили, что сила и слава государства требуют прежде всего мира и благосостояния подданных.
Деньги нужны были позарез, поэтому царю приходилось идти на любые меры, отстаивая лишь уже проведенные реформы. 3 февраля 1680 г. он именным указом потребовал от придворных (стольников, стряпчих, дворян московских и жильцов) под угрозой конфискации имущества срочно вернуть казне деньги, соболей и «мягкую рухлядь», взятые взаймы еще до 1676 г., выплатить поруки за неисправных подрядчиков и «винных уговорщиков», за которых дворяне много лет ручались. Конечно, царь не мог пойти на широкую конфискацию «животов» и имений, но угроза была серьезна.[117] Легко себе представить, как это охладило пыл экстремистов, полагавших, что расплачиваться за их воинственность будут другие. Между тем в Печатном приказе (у Д. М. Башмакова) была уже составлена сводная ведомость о долгах московского и городового дворянства, накопившихся по всем центральным ведомствам, и 3 марта 1680 г. царь отдал именной указ о взыскании этих недоимок «разборщиками» на местах, по всем городам (№ 798). Заодно 7 марта Федор Алексеевич велел провести генеральную ревизию всех приходо-расходных дел центральных ведомств, где в «столах» подьячих и впрямь задерживалось немало казны (деньги даже отдавались в рост частным лицам; № 802). В конце года, 17 декабря, государь указал всем приказам срочно выплатить недоимки с 1676 г.: недостающее, подсчитав, «очистить» в текущем году и о выполнении доложить ему и Боярской думе, чтобы сбором «всего сполна, без недобора», «к нему, великому государю, показать службу свою и раденье» (№ 849).
Личная нота прозвучала в этом именном указе не случайно. Тяжелая рука Ю. А. Долгорукова так и не опустилась на тяглецов, вселенский правеж недоимок не наступил, но документы просто вопиют о положении казны к концу войны. Например, 22 февраля 1681 г. «великий государь указал и бояре приговорили: его, великого государя, денежные всякие доходы на прошлые с 1676 по нынешний 1681 год из доимки во всех приказах собирать с великим поспешением, а собирая — отсылать в Разряд на дачу… жалованья ратным людям, которым следует быть на его государеве службе в нынешнем… году» (№ 861).
Дело спасли экстренные налоги и откупа, на которые Федор Алексеевич вынужден был пойти уже с весны 1678 г. 22 апреля на жалованье ратным людям со всех животов и промыслов податного черного населения было указано взять 10-ю деньгу: l/l0 имущества.[118] В следующем году сбор 10-й деньги начался уже в январе (хотя тянулся и в апреле).[119] Указ 21 февраля 1679 г. о сборе по полтине (50 коп.) со всех крестьянских крепостных дворов был оформлен как торжественный запрос царя по «совету» с патриархом и «разговору» с боярами, «на избавление св. Божьих церквей и для сохранения православных христиан… против наступления турецкого султана» (№ 750).
Учитывая, как затягивался сбор 10-й деньги, полтинный налог царь велел выплатить «за крестьян своих» их владельцам — и сам платил за свои дворцовые села. С задержавших выплату Федор Алексеевич грозил «взять вдвое», а тех, кто, имея средства, «возьмут с крестьян своих», обещал послать в действующую армию «самих», без замены. Грамота от 25 марта, правда, разъясняет, что полтина бралась со дворов, которые не были обложены 10-й деньгой.[120]
Это разъяснение вошло и в торжественные грамоты весны 1680 г., в которых царь, «советовав» с патриархом и «поговоря» с боярами, велел взять на жалованье действующей армии по полтине с дворцовых, церковно-монастырских и частновладельческих крестьян (за исключением принадлежащих дворянам в полках), а с купцов, промышленников и горожан — 10-ю деньгу. Полтины, как и прежде, велено было «заплатить тем вышеписаных чинов людям… из своих прожитков» и лишь «по конечной самой нужде» собрать с крестьян, но не позже марта.[121]
С осени 1678 г. Федор Алексеевич обдумывал и другую необходимую меру — массовый сбор даточных людей для пополнения армии. Дело об этом [122] велось со всей обстоятельностью: 9 октября царь запросил в приказах и получил подробные справки о погодном сборе рекрутов в прежние годы и общей численности крестьянских и бобыльских дворов по городам и уездам. Только за 1678 г. было проведено четыре сбора рекрутов, причем записанных при сборах 1678–1681 гг. нельзя было заменять.
Из даточных указом от 19 ноября 1678 г. формировались новые пехотные полки. Людей брали много — по одному с 25 дворов служилых людей, а с церковных земель и городского населения на их содержание ежегодно взимали по рублю с двора. Мало того, экстренно собирали подводы с проводниками (по одной с 60 дворов в новгородских землях) и деньги на лошадей под артиллерию и обоз (по полуполтине с церковно-монастырских крестьян и бобыльских дворов); деньги, как и прежде, старались взять с церковных и монастырских властей сразу, в Москве.[123]
Та же необходимость получить деньги пусть в меньшем количестве, но быстро, вынудила Федора Алексеевича ввести откупа на косвенные налоги — главную составляющую государственного бюджета. В 1679/80 финансовом году, например, из прихода в 1 220 367 руб.[124] 53% дали таможенные и кабацкие сборы, 44% — прямое обложение и 2,7% — мелкие пошлины (разумеется, 62,2% расходов ушло на армию). При этом и без откупов продажа водки столь повреждала нравы, что в 1678/79 г. патриарх Иоаким предложил выборных голов и целовальников по кабакам «к вере не приводить, чтобы клятвы и душевредства не было»: лучше ужесточить контроль и наказания казнокрадов.
«А бояре говорили: и за верой (под присягой) у голов и у целовальников было воровство многое, а без подкрепления верой опасно воровства и больше прежнего!» Присягу все же отменили — души надо было спасать — и в кабаках, как предполагалось, «объявилось многое воровство». Но денежное дело изощряет ум: недостачу выборные воры объяснили конкуренцией воров-откупщиков, понастроивших кабаков вокруг городов (в города их не пускали) — Москву они просто обложили питейными заведениями.[125] Немедленно после заключения мира с Турцией и Крымом царь и бояре, выслушав доклад, отменили кабацкие откупа и установили единую (высокую) цену на вино.
13 января 1681 г. был подписан Бахчисарайский договор, а 25 января появился указ о закрытии питейных откупов под Москвой (№ 859). 11, 18 и 20 июля государь и Дума приняли развернутые указы об отмене всех откупов, как кабацких, так и таможенных, по всей территории государства, мотивируя свое решение большими потерями казны и беззаконным обогащением откупщиков. В ноябре сбор косвенных налогов велено было ведать в приказе Большой казны.[126] Под контролем опытных чиновников, надеялся Федор Алексеевич, его именные указы 1677 и 1680 гг. об упрощении и унификации таможенных сборов с русских и иностранных купцов будут все же выполняться (№ 713, 831, 833).
Наступление мира в 1681 г. особенно запомнилось современникам потому, что Федор Алексеевич незамедлительно продолжил реформу налогообложения, отказавшись, разумеется, от экстренных поборов. Страна должна была почувствовать радость мирного благосостояния, и тяглецы ее восчувствовали. 3 мая в Успенском соборе перед патриархом, духовенством, двором, представителями воинства и купечества было прочтено торжественное обращение государя, подводящее итог долгой войне и характеризующее 20-летний мирный договор с Турцией и Крымом.
Особая благодарность Федора Алексеевича была обращена (даже до похвалы московским стрельцам) к гостям и купчинам Гостиной и Суконной сотен, которые платили «по его государскому указу в его государскую казну на жалованье ратным людям десятые, и задаточные, и иные денежные многие (поборы), не жалея пожитков своих, желая при помощи Божией на неприятеля победы». Царь не просто пожаловал купцов своим милостивым словом и обещал, что их усердие будет у него «незабвенно». Он простил купечеству все долги, уже подсчитанные и сведенные воедино в документах специально созданного Доимочного приказа.[127]
