Ознакомительная версия.
3 октября произошел самый настоящий военный акт, хотя британское правительство, терпение которого граничило со слабостью, отказывалось считать его таковым, продолжая разрабатывать свою окончательную дипломатическую ноту. В Вереенигинге остановили почтовый поезд из Трансвааля в Кейптаун, и бурское правительство захватило недельный груз золота для Англии, на общую сумму около полумиллиона фунтов стерлингов. На дебатах в Кейптауне в тот же день министр внутренних дел, по происхождению африканер, признал, что с государственной железной дороги за границей исчезло ни много ни мало 404 грузовых вагона. Этот случай, вместе с известием о транспортировке оружия и боеприпасов в Претории и Блумфонтейн через Капскую колонию, вызвал глубокое возмущение британских колонистов и всей британской общественности. Возмущение усилилось при сообщениях о трудностях с получением пушек для собственной обороны, которые испытывают приграничные города, такие как Кимберли и Фрейбург. Оба раада распустили; последними словами старого президента стало заявление, что война неизбежна, и обращение к Богу как последнему судье. Англия тоже была готова (менее бесцеремонно, но не менее искренне) передать это дело на рассмотрение того же самого грозного Судии.
2 октября президент Стейн проинформировал сэра Альфреда Милнера о том, что считает необходимым призвать бюргеров Оранжевой Республики – то есть, мобилизовать свои силы. Сэр А. Милнер в письменной форме выразил сожаление о его решении, сказав, что не теряет надежды на мир, поскольку уверен, что правительство Ее Величества с готовностью рассмотрит любое разумное предложение. Стейн ответил, что не видит смысла в переговорах, если не прекратится пополнение британского контингента в Южной Африке. Поскольку в численности наши силы все еще заметно уступали противнику, прекратить пополнение было невозможно, и переписка ни к чему не вела. 7 октября в Великобритании призвали резервистов для 1-го армейского корпуса. Все говорило о том, что в Южную Африку решили направить значительные силы. Созвали парламент, чтобы иметь возможность официально получить согласие народа на серьезные меры, которые явно были уже близки.
Несколько неторопливую работу британского Министерства по делам колоний подстегнул поступивший 9 октября неожиданный и наглый ультиматум бурского правительства. Приходится признать, что в борьбе умов, как и в военной противоборстве, последними обычно смеялись наши простые и простодушные южноафриканские соседи. Этот случай не стал исключением. Пока наше правительство аккуратно и терпеливо вело дело к ультиматуму, оппонент уже сыграл той самой картой, которую мы готовились выложить на стол. Полученный документ, абсолютно четкий и ясный, не оставлял сомнений в том, что его целью было спровоцировать немедленную войну. Составители требовали незамедлительно отвести войска от границ республики, удалить из Южной Африки все пополнение, прибывшее туда в течение последнего года, а находящееся в данный момент в море вернуть обратно без высадки. Не получив удовлетворительного ответа в течение сорока восьми часов, «правительство Трансвааля с глубоким сожалением будет вынуждено, рассматривать действия правительства Ее Величества как официальное объявление войны, последствия которой будут лежать на английской стороне». По всей империи это наглое послание встретили с насмешкой и гневом. На следующий день через сэра Альфреда Милнера передали ответ.
«10 октября. Правительство Ее Величества с глубоким сожалением встретило категорические требования правительства Южноафриканской Республики, выраженные в Вашей телеграмме от 9 октября. В ответ извольте проинформировать правительство Южноафриканской Республики, что его условия таковы, что правительство Ее Величества считает невозможным их обсуждать».
Итак, мы подошли к концу этой долгой дороги, оставили позади сражение перьев и перешли для арбитражного суда на язык «ли-метфорда» и «маузера». Жаль, что до этого дошло. Буры близки нам, как никакой другой народ. Они принадлежат к тому же фризскому роду, что населил наши собственные берега. По образу мышления, вероисповеданию, уважению к закону, они такие же, как мы. Они смелы, гостеприимны и имеют страсть к охоте, которая столь дорога англо-кельтам. На свете нет народа, имеющего больше качеств, вызывающих наше восхищение, и не последнее из них – любовь к свободе, которую (и это предмет нашей гордости) мы поощряем в других, как и питаем сами. Но, тем не менее, мы оказались в ситуации, когда во всей огромной Южной Африке не нашлось места для нас обоих. В таких делах не бывает правых. И в нашем кратком повествовании признается, что в прошлом мы допускали промахи. На нас лежит ответственность за рейд Джеймсона, осуществленный англичанами под руководством офицеров, состоявших на королевской службе, на нас и вина за неполноценное расследование этого, не имеющего оправдания дела. Вот спички, которые помогли разжечь большой огонь, и именно мы держали их в руках. Однако вязанки хвороста, оказавшиеся столь огнеопасными, сложили не мы. Они представляли из себя притеснения, чинимые половине сообщества, неизменную решимость меньшинства облагать налогами и держать в черном теле большинство, стремление народа, лишь два поколения которого жили на южноафриканской земле, настаивать на том, что она принадлежит только им. За всем этим, вероятно, стояло желание голландцев доминировать во всей Южной Африке. Таким образом, Британия сражалась за серьезное дело. Когда народ, не жалуясь, воюет месяц за месяцем, он может утверждать, что доказал свою уверенность в справедливости и необходимости этой борьбы. Какая система правления, голландская или британская, должна существовать в этой огромной стране? Первая означает свободу для единственного народа, вторая – равные права всех белых людей под одним общим законом. Что каждая из систем означала для цветных народов, пусть скажет история. Вот главный вопрос, который предстояло решать с того момента, как часы пробили пять часов в среду одиннадцатого октября тысяча восемьсот девяносто девятого года. Этот момент ознаменовал начало войны, которой суждено было определить судьбу Южной Африки, внести большие изменения в Британскую империю, серьезно повлиять на будущее всего мира и, кстати, изменить многие наши представления относительно военного искусства. Историю этой войны, при ограниченных данных, но с огромным желанием сделать все тщательно и объективно, я теперь и постараюсь изложить.
12 октября, холодным туманным утром, бурские лагеря в Сандспруйте и Фолкрюсте были свернуты и бюргеры выступили на войну. Примерно двенадцать тысяч, все верхом, с двумя батареями из восьми крупповских орудий каждая, они перешли в наступление с севера, рассчитывая позже соединиться с силами Оранжевой Республики и контингентом немцев и трансваальцев, которые должны были перейти границу Свободного Государства. Примерно за час до рассвета пушки начали движение, вслед за ними – стрелки, и первые лучи солнца упали на черную волнистую линию, исчезающую между холмами. Случайный свидетель говорит: «Их лица потрясали. По большей части они выражали решимость и упорство бульдога. Ни тени страха или неуверенности. В чем бы ни обвиняли бура, никто не скажет, что он трус или человек, недостойный клинка британца». Эти слова были написаны в начале кампании, а вся империя и теперь подпишется под ними. Если бы только эти люди желали быть нашими согражданами! Все золотые копи Южной Африки не стоят их самих.
Эти основные силы Трансвааля включали в себя коммандо из Претории (численностью 1800 человек), Хейделберга, Мидделбурга, Крюгерсдорпа, Стандертона, Ваккерстроома и Эрмело, а также республиканскую артиллерию. Великолепное, прекрасно огранизованное войско, экипированное лучшими орудиями, когда-либо появлявшимися на поле битвы. Кроме шестнадцати крупповских пушек, буры везли с собой два произведенных в Крезо тяжелых шестидюймовых орудия, сыгравших очень важную роль в начальной части кампании. Помимо собственных коммандо, в бурскую армию входил ряд иностранных формирований из Европы. Большая часть немецкого корпуса находилась с силами Оранжевой Республики, но несколько сотен шли с севера. Было также голландское соединение человек в двести пятьдесят и ирландское – или, правильнее, ирландско-американское – такой же численности, они двигались под зеленым флагом и с арфой.
По общему мнению, бойцы делились на два разных типа. Одни – городские буры, понаряднее и, возможно, несколько ослабленные преуспеванием и цивилизацией, бизнесмены и специалисты, более живые и сообразительные, чем их сельские товарищи. Они чаще говорили на английском, чем на голландском, и, несомненно, многие – британского происхождения. А другие – самые опасные, как по количеству, так и по главным качествам, буры из вельда, загорелые, обросшие, бородатые фермеры, люди Библии и винтовки, впитавшие традиции собственной партизанской войны. Они, может быть, самые лучшие на земле прирожденные воины, меткие стрелки, охотники, привыкшие к ограничениям в пище и еще более в удобствах. Их манеры и речь были грубы, однако, несмотря на все клеветнические и очень редкие правдивые неприятные подробности, этих людей вполне можно поставить рядом с самыми дисциплинированными армиями по гуманности и стремлению соблюдать правила войны.
Ознакомительная версия.
