Ознакомительная версия.
Разгромив всех оппонентов, патриарх наслаждался свалившимся на него могуществом. Своих семейных он пристраивал на хлебные места в партийном и государственном аппаратах (сын работал в престижной космической отрасли, зять возглавлял центральный рупор Советского государства газету «Извести» и т. д.). Как у любого престарелого человека, у него проснулась тяга к путешествиям, особенно заграничным (в 1963 году он провел в поездках по другим странам 170 дней, а в 1964 году пошел на новый рекорд – к октябрю, т. е. к моменту отставки, он успел наездить во время зарубежных визитов 150 дней!). При этом, чтобы не скучать, он брал с собой свою родню и многочисленную свиту. Зная, что никто не посмеет ему ответить в той же манере, применял вульгарную брань в адрес своего окружения (Пихоя по этому поводу замечает, что нормальной рабочей атмосфере в советских верхах мешали «беспрецедентное хамство, грубость, самый вульгарный мат в обращении Хрущёва с ближайшим окружением», историк добавляет, что «по части хулиганского, разнузданного мастерства унижения и оскорбления Хрущёву не было равных в советской истории»). Хрущёв беспечно, от своего имени, раздаривал «на память» посещавшим нашу страну высокопоставленным визитерам ценнейшие музейные экспонаты (Жуков по этому поводу раздраженно сравнивал Хрущёва со Сталиным, замечая, что генералиссимус «больше, чем книгу с собственным автографом никому не дарил»). Задолго до Брежнева Хрущёв начал «коллекционировать» «высшие награды Родины» (за время своего правления он навесил на себя 4 Звезды Героя Социалистического Труда: в 1954, 1957 и 1961-м, еще одну ему «подарили» «на день рождения» в 1964 году!).
В этих условиях антихрущевской оппозиции ничего не оставалось, как перейти от слов к делу. Их целью было добиться смещения Хрущёва законными средствами, чтобы не вносить дополнительную смуту в умы людей. Страна нуждалась в новой культуре решения политических конфликтов без потрясений, метаний и насилия. Семичастный, правда, сообщает о якобы имевшем место разговоре между ним и Брежневым, во время которого Брежнев предложил Семичастному арестовать Хрущёва или устроить ему катастрофу. Но, скорее всего, Семичастный лукавит. Если подобный разговор и состоялся, то инициатором ликвидации Хрущёва выступал сам Семичастный, а политическое руководство в лице Брежнева высказалось категорически против насильственного отстранения Хрущёва, опасаясь падения престижа СССР на международной арене. Да и сам Семичастный вряд ли самостоятельно, не переговорив с Шелепиным, рискнул бы возражать Брежневу с такой решительностью, как он описывает в своих мемуарах.
Внешне смещение Хрущёва в 1964 году во многом напоминало неудавшуюся попытку вывести его из игры, предпринятую в 1957 году членами т. н. «антипартийной группы». Но поскольку на этот раз антихрущевские силы действовали гораздо расчетливей, результат оказался гораздо более позитивным. Воспользовавшись пребыванием Хрущёва на юге, инициаторы его смещения сумели решить последнюю тактическую задачу – заручились поддержкой тогдашнего министра обороны Р.Я. Малиновского. Малиновский был достаточно осторожным человеком, Жуков даже называл его «подхалимом». Тщательно взвесив все «за» и «против», он понял, что время Хрущёва ушло и глупо держаться стороны побитого молью прежнего кумира. Если в 1957 году Хрущёв смог устоять, опираясь на поддержку Жукова (армия) и своего ставленника И.А. Серова (КГБ), то теперь все силовые ведомства оказались на стороне оппозиции. Расклад сил стал окончательно ясен.
Наступление развязки ускорил сам Хрущёв. 11 октября в Москву позвонил Хрущёв. Видимо, первый секретарь все же почувствовал какую-то неясную опасность. В своем разговоре с Д.С. Полянским он вновь говорил о каких-то интригах против себя, по свому обыкновению, поносил своих помощников и пообещал, что через три-четыре дня вернется и тогда «покажет» всем «кузькину мать». Угрозы Хрущёва только подлили масла в огонь. Уже 11 октября в Москву из поездки в ГДР был срочно вызван Брежнев. 12 октября вернулся Подгорный. В тот же день большинство членов Президиума ЦК собрались на свое последнее перед решающим штурмом совещание. На нем председательствовал Брежнев. На совещании обсудили формальные стороны отставки Хрущёва. В основу обвинений, которые предполагалось предъявить ему, были положены материалы, заранее подготовленные Полянским, Шелепиным, Андроповым, а также частично Демичевым. В первую очередь предполагалось высказаться против «неленинского» стиля работы Хрущёва, его нежелания прислушиваться к мнению товарищей, нестерпимого зазнайства.
«Он перестал считаться, – заявлялось в документе, – даже с элементарными приличиями и нормами поведения и так старательно сквернословит, что, как говорится, не только уши вянут – чугунные тумбы краснеют. «Дурак, бездельник, вонь, грязная муха, мокрая курица, дерьмо, говно, жопа» – это только «печатные» из употребляемых им оскорблений. А наиболее «ходкие», к которым он прибегает гораздо чаще, никакая бумага не выдержит и язык не поворачивается произнести».
Особое внимание предполагалось уделить провалам хрущевской внешней и внутренней политики. Это и развал сельского хозяйства, и кукуруза от моря и до моря, и разбазаривание народного достояния, и награждение международных террористов, явных антикоммунистов советскими наградами, грубые просчеты в жилищном строительстве, балансирование на грани мировой термоядерной войны, а также многое другое. В целом Хрущёв должен был осознать, что советским людям «осточертели перестройки», устроенные им, из-за которых невозможно было нормально жить и работать.
Было решено срочно вызывать Хрущёва в столицу на заседание Президиума ЦК, на котором и должен был состояться итоговый разговор, по итогам которого первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета Министров СССР будет отправлен в отставку. В этот момент, правда, возникла некоторая заминка – никто не желал брать на себя ответственность и звонить Хрущёву, все пытались спрятаться за спины коллег. После некоторого препирательства крайнего все же нашли. Вот как передан этот эпизод в мемуарах Семичастного:
«12 октября все собрались на квартире у Леонида Ильича Брежнева.
Ему предстояло позвонить Никите Сергеевичу в Пицунду и вызвать последнего в Москву для участия в заседании Президиума.
Дрожащего Брежнева нам пришлось к телефону буквально тащить – такой страх он испытывал от сознания того, что именно ему приходится начинать всю акцию. Вызвали Пицунду и стали ждать (связь обеспечивали мои люди). Наконец на другом конце провода раздался голос Хрущёва.
Брежнев начал очень неуверенным голосом убеждать Хрущёва приехать в Москву на заседание Президиума: необходимо обсудить его записку по сельскому хозяйству.
– Эти вопросы могут и подождать, – неожиданно для нас всех ответил Хрущёв. – Обсудим их вместе после моего возвращения из отпуска.
На этом он намеревался разговор закончить.
Мы стояли, столпившись, рядом с Брежневым. Выражение лиц Подгорного, Суслова, Полянского, Шелепина и других выдавали их внутреннюю напряженность; что теперь Леонид Ильич сделает? Мы стали подсказывать, чтобы Брежнев настаивал.
– Нет, Никита Сергеевич, – Брежнев придал своему голосу решительный тон. – Мы уже решили. Заседание созвано. Без вашего участия оно не сможет состояться.
Хрущёв был несколько удивлен, однако ясного ответа не давал.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Мы здесь подумаем с Анастасом.
Я отправился в свой кабинет на Лубянку, и каждый час Брежнев названивал мне: есть ли новости?
Только в полночь дежурный по правительственной охране доложил, что Хрущёв затребовал правительственный самолет в Адлер, ближайший к Пицунде аэропорт, к шести часам утра следующего дня.
Я немедленно передал эту информацию Брежневу. Тот обрадовался. Было ясно, что Никита Сергеевич прилетит, а вместе с ним прибудет и председатель Президиума Верховного Совета Микоян».
Для Хрущёва ночь с 12 на 13 октября прошла в тревожных размышлениях. О характере его переживаний дают представления отрывки из мемуаров его сына. Сергей писал:
«Москва настойчиво просила отца прервать в отпуск и прибыть в столицу, возникли неотложные вопросы в области сельского хозяйства. Отец сопротивлялся: откуда такая спешка, можно во всем разобраться и после отпуска, время терпит. Москва упорно настаивала.
Кто-то должен был уступить. Уступил отец, он согласился вылететь на следующее утро. Положив трубку и выйдя в парк, он сказал присутствующему при разговоре Микояну:
– Никаких проблем с сельским хозяйством у них нет. Видимо, Сергей оказался прав в своих предупреждениях».
Существуют несколько версий о последних часах пребывания Хрущёва в Пицунде. Есть версия, согласно которой Хрущёву пытался дозвониться один из секретарей ЦК КП Украины О.И. Иващенко (по другим сведениям – Насриддинова), чтобы предупредить Хрущёва, но эти попытки оказались блокированы, видимо, КГБ. Согласно другой версии, в ночь перед отлетом звонил сам Хрущёв – он хотел узнать, поддержит ли его в случае чего командование Киевского военного округа, и, получив подтверждение, решил, что игра еще не проиграна.
Ознакомительная версия.
