Не утратившие сознания чести и чувства долга, офицеры Морского ведомства сочли невозможным для себя пребывать на службе у большевиков, что было преступлением перед Отечеством и собственной совестью. Первым его покинул под предлогом болезни министр, назначенный еще Временным правительством на этот пост, адмирал Дмитрий Николаевич Вердеревский. Цепь случайных обстоятельств позволила ему не только избежать ареста, но и выбраться за границу, где в Париже он мирно скончался после Второй мировой войны, в 1947 году. Следом за ним свой пост покинул начальник Морского Генерального штаба, капитан 1-го ранга граф Алексей Павлович Капнист. Его жизненный путь завершился в Пятигорске год спустя, когда граф был расстрелян местными чекистами. Вместе с ним службу оставил и помощник морского министра, капитан 2-го ранга Сергей Андреевич Кукель. Оба офицера открыто отказались служить большевикам и тотчас же оказались арестованными, но вскоре отпущенными. Сергей Андреевич Кукель пережил своего коллегу на одиннадцать лет, оставшись в России и затем работая в СССР.
В середине ноября 1917 года со своего поста ушел популярный на флоте Александр Владимирович Развозов. Большевики пытались уговорить его оставаться на службе в качестве командующего Балтийским флотом, но адмирал был непреклонен, за что был даже посажен в тюрьму ЧК, где формально согласился с предложением отправиться служить в РККА. Скорое согласие адмирала пойти на службу в Красную армию показалось подозрительным чекистам. Ими был установлен негласный надзор за Развозовым, и вскоре стало известно, что адмирал участвует в подпольной организации, объединяющей в своих рядах бывших офицеров Императорской армии и флота. Он был схвачен и в 1919 году убит на допросе в Петроградской тюрьме «Кресты».
Отток высших офицеров флота с занимаемых должностей заставил задуматься не только большевиков, но и тех, кто еще продолжал служить по инерции, не ясно представляя себе, что же делать дальше. У начальника обороны Моонзунда и старшего в районе военных действий адмирала Михаила Коронатовича Бахирева на его «Чайке» было созвано собрание флагманов. Адмирал сообщил офицерам, что в свете ухода адмирала Развозова по сходным мотивам и сам он готовится оставить службу. Его решение было поддержано адмиралами: князем Михаилом Борисовичем Черкасским, Николаем Ивановичем Патоном, Юрием Карловичем Старком, Михаилом Андреевичем Беренсом и Александром Ивановичем Тимиревым. К ним присоединились адмиралы Клавдий Валентинович Шевелев и Владимир Константинович Пилкин, будущий сподвижник бесславного в годы Гражданской войны генерала Юденича. Нашлись среди адмиралов и те, которые считали, что бросать службу не обязательно, а следует исправно послужить новой власти. Таковых оказалось большинство.
Глава вторая
За кем пошла военная молодежь?
В Морском собрании усилиями молодых офицеров было созван съезд флотских офицеров, находившихся в Гельсингфорсе. В собрании участвовало 200 человек, обсуждавших будущее русского флота и место офицера в связи с произошедшим переворотом. Собрание вынесло единодушную резолюцию — вступить на путь борьбы с большевиками, но так как это решение не было зафиксировано в письменном виде, многие из его участников впоследствии отказались от участия в вооруженной борьбе, оправдывая свой отказ желанием остаться на формальной службе, участвовать в подпольной антибольшевистской борьбе. Некоторые из офицеров так вошли в роль глубоко законспирированных подпольщиков, что прослужили советской власти, не обнаруживая себя все последующие десятилетия. Впрочем, решение бороться с большевиками было вначале вполне искренним. Еще с дней Временного правительства многие здравомыслящие офицеры, гардемарины и кадеты воочию убедились в губительности политического курса как либералов, так и большевиков для России, а разразившиеся столкновения революционной толпы и многих учащихся военно-морских учебных заведений в Петрограде в ноябре-декабре 1917 года взывали к новым и смелым решениям. Морская молодежь была настроена решительно и прямолинейно — драться.
Мысль о создании военно-морской организации для защиты Отечества от рук либералов впервые зародилась в сознании гардемаринов еще летом 1917 года. Развал флотов на Балтийском и Черном морях, недееспособность Тихоокеанского флота породили в среде флотских офицеров чувство растерянности. Была утрачена сама идея службы, чувствовалось, что упадок дисциплины на флоте невозможно исправить усилиями этих растерянных и подавленных людей. Многие из офицеров в поисках выхода обращались к своим командирам с вопросом: что же делать? И лишь немногие из адмиралов могли с точностью найти правильный ответ. С завершением развала Балтийского флота постепенно разрушался Черноморский. С первых же дней революции Черноморский флот страны шел к полному своему развалу и почти перестал существовать как таковой к концу 1917 года, К этому времени Временным правительством и большевиками были уже уволены в запас опытные флотские специалисты, а остальные матросы и офицеры невольно окунулись в разрушительную стихию митингов, собраний и демонстраций. Командующим стал контр-адмирал А. В. Немитц, после его убытия — вице-адмирал Михаил Павлович Саблин.
Но вернемся к началу переворота и попробуем взглянуть на то, как русское общество в целом отнеслось к этому трагическому событию. Окинем мысленно взглядом все происходившее в нашем Отечестве и попытаемся понять происходящее. …Всякая революция — драма для страны. В особенности, если она происходит в дни войны. Февральская революция была вторым ударом в спину российской государственности и предвестницей грядущего политического хаоса. Беспорядки, спровоцированные умелыми руками закулисных сил, вылились в революцию, она, в свою очередь, лишила державу ее главы, помазанника Божьего, присягавшего перед ликом Всевышнего служить и защищать ее. Ком быстро сменяющих друг друга событий быстро покатился вниз, сметая все на своем пути с необыкновенной легкостью, которую невозможно было предположить еще какие-нибудь три года назад. Страна замерла. Низвержен был закон, которым столетиями жило Российское государство, прервана вековая традиция русского бытия, главный удар был направлен на армию и флот, еще могущих оказать неприятелю существенное сопротивление.
Не предвидя роковых последствий, многие подданные погибшей империи чувствовали какую-то вдруг открывающуюся перед всеми, темную и страшную бездну. Но даже смертельно раненная империя еще обладала достаточной мощью, чтобы бороться с внешним врагом, еще были живы все ее институты, цела ее государствообразующая система — иммунитет против развала и краха. Однако убийство страны — не одномоментная трагедия, и проходило оно поэтапно. Оптимизм прессы, находившейся под контролем разрушительных сил, внушавший читателям мысль о «монархическом» составе Временного правительства с единственным социалистом Керенским, не был разделяем всеми теми из них, кто имел возможность поразмыслить. Настораживало то, что к власти рвались именно в тяжелую пору войны, не останавливаясь даже перед смещением монарха. Часть общества искренне полагала, что со временем все образуется, но события продолжали развиваться в самом неблагоприятном для государства виде. Временное правительство меняло свой состав, постепенно отходя от «правых» и включая в себя все более либеральных и одиозных членов. Красные банты, материя и полотнища все больше заполняли тыловую жизнь и даже на фронтах Великой войны полковые святыни — штандарты и знамена полков — «украшались» красными лентами. Куски красного материала были нашиты поверх монарших вензелей на знаменах. Некогда освященные и в торжестве врученные русским полкам, военные святыни оказались оскверненными. Государственный герб утратил свой былой смысл и величие — его двуглавый орел был лишен короны, скипетра и державы. Но армия продолжала противостоять неприятелю, даже утратившая эти святые для себя символы.
Временное правительство обратило свой взор на армию, распорядившись «строить» ее жизнь на «демократических основах». В систему армии начали вводиться войсковые комитеты. В тылу возникли советы; их депутаты занимались в основном демагогическими прениями друг с другом и с оппозицией, выжидая сигнала от закулисных руководителей, чтобы продолжить свое пагубное дело и на фронте. «Погубят армию эти депутаты и советы, а вместе с ней и Россию», — записал в своем дневнике генерал-майор Сергей Леонидович Марков 7–9 марта 1917 года. В Брянске в марте 1917 года этот молодой генерал вскоре чуть сам не стал жертвой революционной толпы, но спасся и даже был выбран в офицерский комитет штаба 10-й армии и брянского гарнизона. Назначение комитетской работы было неопределенно; в большей степени работа в комитете отнимала силы и не решала никаких серьезных задач, но сильно дезорганизовывала армию, отвлекая силы ее офицерства от их прямых задач — командования и участия в военных действиях. Вскоре и Марков осознал бесполезность работы в комитете. «Утром подал я заявление в оба комитета о своем отказе. Устал я…», — сделал он запись в своем дневнике.
