Ознакомительная версия.
– Товарищ маршал, я виноват перед вами. С такими масштабами действий я встречаюсь впервые, и мне с непривычки оказалось трудно справиться с ними.
И хотя первый блин получился комом, такое прямое заявление со стороны Петрова было для меня залогом того, что дело у нас с ним пойдет.
Иван Ефимович был человеком с хорошей военной подготовкой и высокой общей культурой. На протяжении всей войны он проявлял храбрость и мужество и был этим известен в армии.
Будучи до этого в роли командующего фронтом, а под конец войны впервые в своей практике оказавшись начальником штаба фронта, он, боевой генерал, не проявлял ни малейшего оттенка обиды. Напротив, с самым живым интересом к новому для себя делу говорил: «Вот теперь вижу настоящий фронт – и по количеству войск, и по размаху, и по задачам». Генерал хорошо отдавал себе отчет в том, что, несмотря на весь боевой опыт, в новой роли начальника штаба ему надо кое-чему поучиться. И он честно учился.
Сработались мы довольно быстро. У меня было полное доверие к нему, так же как и у Петрова ко мне, я это чувствовал. Отношения у нас сложились хорошие, хотя и приходилось порою делать скидку на то, что все-таки Петров не штабной командир (до этого все его должности – и в мирное и в военное время – были командные: начальник училища, командир дивизии, командующий армией, командующий фронтом). Но надо отдать должное и генералу Соколовскому, который до Петрова в течение года был начальником нашего штаба; он оставил очень слаженный, хорошо организованный штабной коллектив. Опираясь на этот коллектив, Петров не испытывал в своей работе каких-либо существенных затруднений.
Иван Ефимович оставался начальником штаба нашего фронта до последнего дня войны. Вместе с ним мы на 1-м Украинском фронте завершили Великую Отечественную войну, и завершили как будто неплохо…»
Из приведенных слов И. С. Конева видно, что он с первых же дней относился к Ивану Ефимовичу с большим уважением, а некоторая доля иронии, которая есть в его рассказе, объясняется просто характером маршала – он любил иногда пошутить и немножко поддеть человека.
Вполне естественна гордость И. С. Конева огромными масштабами операций и большим количеством войск, находившихся в его подчинении. Понимая это, все-таки хочу справедливости ради сделать небольшое примечание к двум высказанным в этом отрывке суждениям, не совсем, на мой взгляд, точным.
Ну, во-первых, не соответствует действительности то, что Петров не имел практики работы в должности начальника штаба, а занимал только командные посты. Иван Ефимович, как известно читателю, с 16 марта по 13 мая 1943 года был начальником штаба Северо-Кавказского фронта. Руководить работой штаба фронта в течение двух месяцев в условиях войны – это конечно же большая практика. Напомню, что и в этой должности Иван Ефимович показал свои исключительные способности, о чем свидетельствуют те, кто работал с ним в то время.
Второе возражение хочется высказать по поводу того, что Петров якобы растерялся из-за крупных масштабов работы, с которыми он столкнулся в первый день в штабе 1-го Украинского фронта, и не смог написать к установленному сроку донесение в Ставку. Это утверждение И. С. Конева опровергается его же словами, сказанными тут же. Напомню их:
«Надо отдать должное генералу Соколовскому, который до Петрова в течение года был начальником нашего штаба; он оставил очень слаженный, хорошо организованный штабной коллектив».
Как известно, начальник штаба фронта сам практически не пишет сводку в Генеральный штаб. Эту сводку, ее проект, готовит оперативное управление, а начальник штаба лишь ее редактирует, правит, вносит необходимые, на его взгляд, дополнения, изменения и подписывает. Следовательно, и ту очередную сводку, о которой говорит И. С. Конев, готовил этот «слаженный, хорошо организованный штабной коллектив». По каким-то причинам он, видимо, не сумел на этот раз составить сводку так быстро, как требовалось, а Петров, естественно, как я думаю, не стал выгораживать себя перед командующим.
Вообще же в своих воспоминаниях И. С. Конев пишет о Петрове всегда с очень теплым чувством. Приведу в подтверждение этого еще одну цитату:
«Начальник штаба фронта Петров, находясь у руководства такой штабной махины, как штаб 1-го Украинского фронта, тоже не мог выключаться из своей работы на длительное время. Он лишь выезжал на несколько часов в день на дрезденское направление и снова возвращался в штаб. К 18—19 часам ему необходимо было находиться в штабе, так как к этому времени уже начинали накапливаться доклады о том, что произошло за день на фронте. Одновременно с этим ему надо было готовить соображения по операции на следующий день и, наконец, отчитываться перед Генеральным штабом и Ставкой».
Я не хочу сказать, что генерал Петров включился в новую работу легко и просто. На 1-м Украинском фронте и обстановка была сложнее, и войск было во много раз больше, чем на 4-м Украинском. Для того чтобы познакомить читателя с масштабами работы на 1-м Украинском и еще раз показать, с какими малыми силами Иван Ефимович преодолевал Карпаты, рискну привести перечень только самых крупных объединений и соединений 1-го Украинского фронта.
Говорю «рискну» потому, что сознаю – непривычно и не слишком притягательно выглядит для читательского глаза длинный перечень цифр и фамилий. Но я надеюсь, что читатели убедились, какими выразительными бывают порой цифры – не менее, чем самые красочные описания, – хотя бы по таблице, приведенной мной в описании битвы за Кавказ.
К началу Висло-Одерской операции в состав фронта, руководимого маршалом И. С. Коневым, входило девять общевойсковых армий: 5-я гвардейская генерал-полковника А. С. Жадова, 21-я генерал-полковника Д. Н. Гусева, 52-я генерал-полковника К. А. Коротеева, 60-я генерал-полковника П. А. Курочкина, 13-я генерал-полковника Н. П. Пухова, 59-я генерал-лейтенанта И. Т. Коровникова, 3-я гвардейская генерал-полковника В.Н.Гордова, 6-я генерал-лейтенанта В. А. Глуздовского, 2-я армия Войска Польского генерала К. Сверчевского; две танковые армии: 3-я гвардейская генерал-полковника П. С. Рыбалко и 4-я генерал-полковника Д. Д. Лелюшенко; 2-я воздушная армия генерал-полковника С. А. Красовского. Наконец, фронт имел отдельные танковые и механизированные корпуса, кавалерийский корпус, артиллерийские корпуса прорыва, несколько артиллерийских дивизий прорыва и целый ряд других соединений, которые трудно и перечислить…
Для всех них И. Е. Петров должен был планировать боевую и повседневную деятельность, контролировать ее, обеспечивать всем необходимым, знать состояние войск (да и не только их, но и противника) и обо всем докладывать командующему и в вышестоящий штаб.
Петров прибыл на 1-й Украинский фронт в те дни, когда началась подготовка Берлинской наступательной операции. Конкретная разработка этой завершающей операции – одной из самых широких по размаху и стремительности боевых действий, – разумеется, легла наравне с командующим и на плечи начальника штаба фронта как его ближайшего помощника.
В своих воспоминаниях Штеменко прямо пишет о том, что в разработке Берлинской операции вместе с начальниками штабов других фронтов, привлекаемых для ее осуществления, участвовал и генерал армии Петров.
Здесь мне хочется рассказать об одном обстоятельстве, которое вынудило и нашу Ставку, и штабы фронтов, участвовавших в Берлинской операции, вести эту разработку ускоренными темпами. Нашему Верховному Главнокомандованию стало известно письмо Черчилля, которое он 1 апреля послал Рузвельту. В этом письме были такие слова:
«Ничто не окажет такого психологического воздействия и не вызовет такого отчаяния среди всех германских сил сопротивления, как падение Берлина. Для германского народа это будет самым убедительным признаком поражения.
…Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем?
Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять. Это кажется разумным и с военной точки зрения».
Сталин немедленно вызвал в Москву маршалов Жукова и Конева. Когда Штеменко прочитал вышеприведенные строки Черчилля, Сталин спросил, обращаясь к Жукову и Коневу:
– Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники?
Поговорив на эту тему с маршалами и представителями Ставки, Сталин сказал в заключение:
Ознакомительная версия.
