Что эти первые века нашей эры были временем процветания, в течение которого ничто не мешало мирному и спокойному труду и путем его применения было выработано множество ценностей, т. к. этому труду не грозили ни опустошения, ни войны, ни неприятельские вторжения, — ясно доказывается остатками того времени: величавыми развалинами в таких местах, которые давно уже обратились в пустыни, а также раскопками Помпеи (с 1721 г.), представляющими тип среднего размера городов южной Италии и дающими понятие о благосостоянии и удобствах, которыми пользовалась даже скромная городская община. Заметно, что в устройстве внутреннего быта всюду старались подражать Риму: у каждого города был свой капитолий, свой цирк, свои термы, свой амфитеатр; всюду выказывалось некоторого рода однообразие жизни, которое проявлялось в художественном ее украшении и обстановке. И это художество, в общем, не носило уже на себе прежний отпечаток творческого, аристократического характера, оно как бы понизилось уровнем и ценой, но зато теснее слилось с жизнью: и надгробные памятники простых людей не обходятся без художественного украшения, и всем живописцам и скульпторам работы вдоволь. Особенно в большом ходу было пластическое изображение отдельных лиц. Невероятное количество статуй и бюстов тех императоров, которые были удостоены особого культа; еще больше было статуй, воздвигнутых в честь того или другого лица. Чиновники, провинциальные товарищества, общины, частные лица наперебой друг перед другом воздвигали эти статуи.
Венера-«Победительница». Статуя из паросского мрамора.
Античная копия статуэтки из Капитолия. Лувр (Париж).
Спрос на такие произведения был велик и разносторонен, и, чтобы удовлетворить его, искусство соединилось с ремеслом. В этом упрощенном виде искусство распространилось по всему пространству Римской империи, проявляясь преимущественно в воспроизведениях, в копиях со старых произведений искусства, и в общем исполнении, и в технике; только в Египте, рядом с новейшим греко-римским искусством, удержалась древнеегипетская школа. Хуже всего раскупались произведения искусства в Палестине и среди иудейства, рассеявшегося по всему пространству Римского государства, поскольку по своим религиозным воззрениям иудеи враждебно относились к пластическим искусствам, которые, напротив, всюду стояли в теснейшей связи с религией и поклонением. Надо, однако, заметить, что в области искусств вообще греки по-прежнему занимали первое место, и только в живописи некоторый перевес был на стороне римских дилетантов и мастеров. Интерес к искусствам в римском обществе долгое время оставался чисто внешним — почти роскошью, и греки, пользуясь этим, втайне эксплуатировали невежество своих богатых римских покровителей и навязывали им посредственные произведения искусства, выдавая их за произведения Поликлета или Мирона. Собственно римским искусством была архитектура — искусство практически полезное, которое при множестве возникающих городов, при страсти римлян вообще и особенно римских императоров к постройкам всюду находило обширное применение. Из остальных искусств особенным уважением в римском обществе пользовалась музыка, как это видно из сравнительно большого числа музыкальных дилетантов в среде самих римских императоров. Нерон был наиболее выдающимся из них, затем следовали Адриан, Каракалла, Гелиогабал, Север Александр. Музыка также не была самостоятельно римским искусством, она была перенесена в Рим с греческой почвы, и уже очень рано заглушила древнеиталийские местные музыкальные элементы. Музыкальный аккомпанемент струнных инструментов при декламации лирической поэзии и даже таких произведений, как «Буколики» Вергилия, был обычным, но он предназначался только для того, чтобы предрасположить слушателей к настроению, вызываемому чтением, а при вокальной музыке играл более существенную роль. Инструментальная музыка римлян представляется очень жалкой: из инструментов были известны только флейты и несколько родов струнных инструментов, из духовых инструментов — только tuba (длинная труба); однако не было недостатка в концертах с участием множества исполнителей, было уже много прихотливых виртуозов, жадных и до похвал, и до денег, переезжавших с места на место и получавших хорошие деньги за исполнение музыкальных пьес; и при богослужении музыка также имела некоторое значение, хотя разница между светской и священной музыкой еще не существовала или, по крайней мере, не осознавалась.
Девушки, играющие на музыкальных инструментах. Мраморный рельеф из Лувра (Париж).
Позднейший историк Аммиан представляет римское общество очень расположенным к музыке, но весьма равнодушным по отношению ко всем остальным духовным интересам; и он, вероятно, совершенно прав, т. к. и в современном обществе замечается такое соотношение между пристрастием к музыке и к остальным проявлениям духовной жизни человека.
Нечего и говорить о том, что описываемое время не было благоприятно для поэзии, требующей одушевления, энтузиазма и бессознательно, но мощно действующей внутренней силы. По Вергилию и Горацию, обратившимся уже в школьных классиков, учились красотам языка и умению красиво и образно выражать свою мысль — и ничего нового не производили; а для такого школьного изучения классиков в каждой местности был уже свой ритор, получавший жалование от казны.
Положение дел в провинциях
Так, непрерывно развиваясь, продолжалась культурная работа на всем необъятном пространстве империи, в виде романизации страны, следы и влияние которой видны всюду. Так было даже в Британии, западная часть которой отчасти еще была покрыта первобытными лесами. Далее всех по этому пути среди западных стран продвинулась Галлия, важнейшие города которой — Вьенна, Массалия, Нарбон, Немаус и Толоза — каждый сам по себе чем-нибудь особенным от других отличался. Медленнее, но глубже проникала римская культура в испанские области, где поклонение Августу и богоподобному олицетворению Рима (Roma) было очень распространено в народе, а знаменитые школы в Кордубе, Бильбилисе, Тарраконе способствовали романизации страны. В Италике, древнейшей из римских колоний в Испании, видны издавна поселившиеся там почтенные и высокообразованные фамилии Ульпиев и Элиев, из которых незадолго до этого времени вышли два замечательнейших римских императора. И в Африке также римский культ вытеснил все местные культы, и здесь, исходя из римских колоний на месте Карфагена, образовалась даже особая разновидность романского характера. Не менее самостоятельно принялась та же культура и на левой стороне Рейнского и на правой стороне Дунайского бассейнов, распространяясь весьма далеко в глубь страны и на противоположном берегу тех же рек. То же самое движение проявилось и в новейших провинциях между Дунаем и Балканами, в Паннонии, Мизии, Дакии: именно в это время (157 г.) был воздвигнут амфитеатр в городке Поролисс (в северной части Дакии), который временно служил резиденцией римского прокуратора. Во всех этих западных и северных провинциях латинский язык был уже разговорным языком высших образованных классов общества; рядом с ним везде в народе удерживался первоначальный местный язык. На восток от Адриатического моря, во всех странах, соседствующих с Грецией — в Малой Азии, Сирии, Египте — преобладал греческий язык, что, однако, не препятствовало общему обмену мыслей. Напротив, этот двуязычный характер империи действовал как поощряющее средство на развитие культуры: он вынуждал всех причислявших себя так или иначе к высшим классам общества — купцов, чиновников, учителей, врачей, военачальников — непременно изучать оба языка.
Школа. По фреске из Геркуланума.
Духовная жизнь. Литература
Оживленнейший обмен товаров, воззрений и идей происходил на всем обширном и разноплеменном пространстве великой империи, и благодаря именно этому обмену Греция и Азия, так низко павшие во времена римской республики, теперь вновь успели подняться. С одной стороны, греческая жизнь проявила и в литературе, и в искусстве свою прежнюю силу, и спрос на греческих художников — технитов резца, слова, врачебного и всех иных искусств — был в данное время сильнее, чем когда-либо. С другой стороны, и греки, и все население восточных стран кое-что восприняли от солидных и практических римлян. Великие сокровища ума, собранные в Александрии, великие учителя, трудившиеся на пользу преподавания в Афинах, невольно привлекали к себе. Там лучше всего изучалось высшее ораторское искусство, которое потом находило себе столько применений на всем пространстве римского государства. Торжественные речи при освящениях всевозможных полезных учреждений, школ, библиотек и т. д., всякие публичные чтения, декламация стихотворений, написанных на тот или другой случай, исторические изложения и отчеты — все это было в большом ходу, почти как и теперь, и, в связи с этим, процветала также книжная торговля, которая, при посредстве рабского труда, допускавшего возможность быстро воспроизводить рукопись в сотнях экземпляров, доставляла публике книги по ценам, которые не слишком отличались от нынешних. И древние, и новые литературные произведения в изобилии исходили из этих рукописных фабрик; для общеисторического обзора здесь достаточно только вскользь упомянуть некоторых важнейших римских и греческих авторов первых веков. Писатели, конечно, лучше всего характеризуют свой век, и в данном случае эта истина находила себе подтверждение в том смысле, что самыми выдающимися писателями рассматриваемой эпохи являются сатирики или эпиграмматисты, Децим Юний Ювенал, Марк Валерий Марциал, Авл Персий Флакк. И действительно, этот век, в изобилии преисполненный всеми благами высокоразвитой культуры, но вместе с тем изобиловавший и всеми ее слабостями, давал богатый материал сатире, но не в силах был заронить искру чистого вдохновения в душу талантливого поэта. Вот почему те роды поэзии, которые требовали известного рода наивности творчества и творческого восторженного настроения, — как эпос и трагедия, — положительно не могли в этом веке процветать. Были и в данное время эпические произведения, но даже лучшие из них, как, например, «Фарсалия» Лукана, возбуждают интерес только со стороны прославления и идеализации республиканского настроения умов, которое уже ничего общего с действительностью не имело; появлялись изредка и драматические произведения, в которых излагались прекрасные мысли и громкие сентенции, но они не оказывали на народ никакого влияния, т. к. выросли не из народной почвы. Больше всего сочинений писалось по истории, по теории ораторского искусства, по естественным и юридическим наукам, географии, медицине и энциклопедизму, а также по нравоучительной, популярной философии. Представителем последней из этих наук был Сенека, учитель Нерона, который изящным и красивым языком излагал идеи о Боге и о мире, основанные уже на более чистых, монотеистических воззрениях, далеких от материального политеизма; обширной ученостью и громадным прилежанием собирателя прославился в это же время Плиний Старший (дядя Траянова панегириста), который, занимая высшие государственные должности, с честью и пользой для дела управления, находил время прочитывать горы рукописей, отовсюду извлеченных, и накапливал выписки; при страшном извержении Везувия в 79 г. он пал жертвой своего научного рвения. Между теоретиками ораторского искусства первое место занимает Марк Фабий Квинтилиан, который в числе многих других знатных испанских римлян в 68 г. явился в Рим с Гальбой, а затем в течение 20 лет работал в Риме как судебный оратор и ритор, а впоследствии и как писатель. Он отлично знал и тонко умел понимать древние образцы; из его сочинений, как и из сочинений Плиния Младшего и многих других видно, какое чистое и благородно гуманное развитие мог получить в это время каждый, заботившийся о своем внутреннем совершенствовании. В области исторического бытописания рядом с греком Аррианом (он был при Адриане наместником в Каппадокии), историком Александра Великого и Плутархом Херонейским выступает Корнелий Тацит, оказавший в высшей степени важное влияние на всю последующую эпоху. Он создал грандиозную, мастерски набросанную картину первых ста лет империи, которая, однако, благодаря особым отличительным свойствам писателя получила в его изложении совершенно особую окраску: сам он жил во времена Траяна, этого лучшего и благороднейшего из представителей императорской власти, и именно поэтому не мог объективно отнестись к предшествующему периоду первых императоров.